Пианист

      Пустой школьный коридор встречает меня отголосками неизвестной мелодии. Я замираю, вслушиваюсь в тихие переливы хрустальных нот. Мелодия витиевато переплетается с другими голосами, составляя неповторимый узор. Откуда это? На слух иду вперед, поддаваясь шарму звуков. Бесшумно открываю дверь актового зала и замираю. Мне чудится?       – Я не знал, что ты играешь...       За черным роялем сидит мой одноклассник – Ий. В серой рубашке с закатанными рукавами. Играет пустому залу. От моих слов парень вздрагивает и через секунду, не отрываясь от игры, поворачивает голову в мою сторону. На его лице сияет редкая и такая красивая улыбка.       – Хочешь, сыграю только для тебя?       Все еще удивленный, я киваю и отвечаю:       – Давай, – делаю шаг вперед, и в нос ударяет аромат пиона. Такой яркий, сладкий. Я прикрываю глаза, ощущая, как тону в нем. Беру стул, стоящий в углу, сажусь рядом с пианистом.       – Без нот? Импровизируешь?       – Да, такое редко бывает, – не отрываясь от произведения, произносит он.       Аккорды, так гармонично сливающиеся, заполняют все пространство звуком, а внутри чувством счастья, которому нет объяснения. Ий быстро перебирает ноты или наклоняется ближе к клавиатуре, или замирает. Вместе с ним замирают звуки, а их отголоски повисают в воздухе на несколько мгновений. Музыка растет, живет, как растет и живет цветок. То тише, оставляя лишь солнечное воспоминание о себе, то громче, давая понять, что все еще жива. Аромат пиона кружит голову, опьяняюще сочетаясь с мелодией. Кажется, что этот цветок останется со мной навсегда.       Узкие запястья кажутся идеальными на фоне рояля. Длинные тонкие пальцы уверенно ведут мелодию. Я невольно представляю, как эти же пальцы могут сжимать в неуверенности край рубашки или нервно постукивать по столу, или пробегаться игриво по спине.       Рыжие, золотящиеся от солнечного света волосы скрывают от меня лицо пианиста, но я чувствую его улыбку.       Музыка останавливается. Звуки еще замирают в воздухе на несколько секунд, но поняв, что это конец, быстро улетучиваются, и остается лишь дурманящий пион. Не тот пошлый, сносивший крышу, а нежный, трепетный. Руки Ия плавно и даже робко опускаются на колени. Слова застревают где-то в горле, возможно, я бы мог рассказывать очень долго, как он сыграл, но молчу.       – Что-то не так? – немного подавленно. Его голос звучит чуть хрипло, быть может, из-за долгого молчания, а быть может, из-за волнения.       – Ты замечательно играешь, – звуки путаются, не желая собираться в слова.       – Спасибо, – улыбка вновь появляется на его лице. – Если честно, то я лишь повторил импровизацию. Написал ее раньше, когда задумался о...       Ий замирает. Он опускает взгляд вниз, и его бледные щеки покрывает легкий румянец.       – О чем?       Он не отвечает, секунды тянутся слишком долго. Я, не задумываясь, кладу руку поверх его тонкой кисти. Такая холодная. Зачем? Самому бы знать...       – О тебе, Марк, – очень тихо, одними губами произносит он, но в сознании кажется, что это – крик.       Из его уст мое имя вылетает в первый раз. Только по фамилии или на «эй», а сейчас... Всего меня окутывает какое-то неведомое ощущение тепла и уюта, такого шаткого, но безумно желанного.       – Красиво.       Я легко обнимаю парня за худые плечи. Его горячее, совсем немного сбивчивое дыхание касается моего уха.       – Пион, – Ий шепчет в ухо. – Ты чувствуешь его?       – Да, – сдавленно отвечаю, язык никак не хочет говорить.       – А я тебя чувствую, – мальчик отстраняется и ласково улыбается. Его карие глаза, небольшие, но пронзительные и глубокие смотрят ясно, чисто и даже искренне счастливо.       – И? – так кратко, лишь все по той же причине нехватки слов и сил, чтобы сказать что-либо.       – Ты летним дождем пахнешь. Таким теплым и приятным.       – Пусть будет так, – я улыбаюсь. Ий напоминает мне ребенка. Золотые волосы, такие живые карие глаза, хоть и бледная кожа. Всегда такой жизнерадостный и дружелюбный.       – А знаешь, я так и назову эту мелодию. «Летний дождь»... – шепчет он, уткнувшись носом в грудь.       * * *       И вот, теперь, через десять лет, когда каждому за двадцать, еще и с хвостиком... как Вы думаете, что между нами?       Ничего. Абсолютно.       Я переехал тогда, во время учебы в другой город из-за родителей. Мы больше не общались, не встречались. Связь между нами полностью оборвалась. Я думал, что все прекрасно: новая жизнь, новые люди. Но Ий не вылезал из головы, его образ постоянно вставал перед глазами, как только веки опускались. Потом это начало превращаться в боль. Я не мог сосредоточиться на делах, не мог отдыхать. Просто существование, не более.       Я приехал из другого города, только чтобы сходить на его концерт. Может, он совершенно не первый для пианиста, но для меня... Хочу его просто увидеть. Он ведь тогда, перед моим отъездом решил, что станет пианистом и сдержал свои слова.       Купил букет альстромерий по дороге, по-моему, это были его любимые цветы. Быстро доехал до концертного зала. Сдав пальто в гардероб, сел на свое место и стал ждать начала. Просто молча, в предвкушении увидеть его снова. Мой больной мозг не давал спокойно жить без Ия. Только и думая о нем, я приехал. Только ради встречи бросил все в том городе. На время или навсегда, понятия не имею.       В зале тухнет свет. Зрители затихают. Включаются слепящие софиты. На сцене стоил одинокий черный рояль. Даже фирма та же. Прошлое встает у меня перед глазами, картинки быстро переключаются, не давая себя запомнить. Вместе проводили все время, делали уроки тоже вместе. Были лучшими друзьями...       На сцену выходит молодой юноша. Это Ий, несомненно. Он не изменился с тех пор, как мы учились вместе, несмотря на десяток лет за плечами. В полной тишине громко объявляют произведения. Их авторами является только один человек – сам Ий. Композитор и исполнитель.       Каждая пьеса неповторима. Каждая погружает в щемящий в груди приятный мирок, захватывает полностью и без остатка. Гармонии заполняют полный зал, вводят в состояние эйфории. Тело перестает существовать, только далекий отголосок разума. На переднем плане лишь одно желание – слушать эту музыку вечно. Как это у него получалось?       Рояль затихает. Звуки быстро испаряются. Проходит томная пауза. Голос объявляет: «Следующее произведение: «Летний дождь», посвященное другу детства, исполняемое впервые на сцене».       Я замечаю короткий взгляд Ия в зал. Чувствует ли он, что я здесь? Помнит ли он вообще, кто я такой?       Витиеватая мелодия, полная гармония звуков снова разливается по залу. Живые переливы. В точности, как это было раньше. Тот самый «Летний дождь». Конец. Отголоски вновь виснут некоторое время и растворяются в воздухе. Еще секунду зал погружен в тишину. Затем шквал аплодисментов, волной разбивающий прежнее чувство уединенности.       Я завороженный сижу на месте. И лишь когда Ий проходит за кулисы, во мне находятся силы встать.       Голова мучает меня мыслями, но я счастлив. Простояв около часа у черного входа, наконец чувствую практически неуловимый аромат пиона. Он не смешан ни с какими другими, значит парень – одинок. И о чем я только начинаю думать? Из дверей выходит паренек в капюшоне.       – Ий? – юноша оборачивается. – Десять лет не виделись, – я протягиваю букет. С минуту парень стоит в полном шоке, затем протягивает руку и берет букет.       – Марк?       – Да.       – Я знал, что ты будешь, – руки тут же обвивают шею. Ребенок? Да, до сих пор ребенок... – за час до выступления вставил в программу тот «Летний дождь», помнишь? Они так противились, но я заставил, – он говорит быстро, видно, что его переполняют эмоции. А я почти готов заплакать, слушая такой любимый голос.       – Как такое забыть? Пойдем, может, в кафе?       – Пошли.       Я обнимаю его за талию, мы заходим в ближайшее на углу. Заказываем по чашке кофе и пирожному. Он всегда брал латте, как и сейчас. Столько не виделись, а все такой же... И одевается, будто ему восемнадцать только исполнилось. А ведь ему двадцать пять скоро будет.       – Я скучал по тебе, – его лицо покрывается ярким румянцем. Взгляд упорно смотрит в чашку, твердя: «Это самое интересное, что только может быть».       – Ну что ж, мы увиделись, – где все слова? Где? Почему я не найду ничего, что мог бы сказать ему? – Я тебя никуда не отпущу...       Ий поднимает глаза, наполненные каким-то далеким чувством. Не могу отпустить. Нужен. В следующее мгновение я чувствую совершенно легкое прикосновение на своих губах. Парень тут же отстраняется. Даже не поцелуй, так, что-то мимолетное.       – Ладно, идти пора уже, – он быстро берет сумку и встает. Движения становятся скомканными, резкими. Он испугался самого себя?       – Иду.       Так же взяв сумку и оставив купюру на столике, я выхожу вслед за Ием из уютного кафе. Солнце садится красным пятном. На асфальт падает несколько прозрачных капель и следом о него разбивается еще десяток. Начинается сильный дождь.       – У меня нет зонтика, – как ребенок бормочу я.       – А дождь теплый, и не нужно.       Ий улыбается, берет меня за руку, и мы идем вперед по мокрым дорожкам. Солнце окрашивает капли в желтые, малиновые, алые тона. Воздух пахнет влагой. Одежда темнеет от дождя, а на лицах сияют улыбки. Окружающие спешат спрятаться под козырьки и зонтики, бегут куда-то, но нам все равно. Я останусь с ним навсегда, никогда не отпущу.       Мы доходим до примитивной многоэтажки, держась за руки. Они у него снова холодные. Ий все также немного резко достает ключи от домофона и замирает.       – Ты ведь останешься? – как-то испуганно спрашивает он.       А я решил все для себя, еще когда приехал. Просто не мог доказать себе тот факт, что все мои упорные старания забыть его провалились. Я не отпущу его, просто не смогу после того, как вновь увидел.       – Конечно, я больше никогда не уйду.       Он улыбается, открывает дверь, и мы входим в подъезд.       * * *       Кончился очередной концерт. Вскоре мы сидим в теплой квартире, снятой мною.       – Как я вымотался, – парень стонет и падает ничком на диван.       – Бедный, – с тоном мамочки говорю я. Еще год в копилку совместного проживания. – Иди ко мне на коленки, Июшка.       – Отвали, Марк, дай отдохнуть, – в меня летит большая подушка, которую приходится ловить, чтобы та не снесла все то, что мирно стоит на столике.       Встав со стула, я бросаю подушку где-то в этом же районе, ложусь рядом с Ием на диван. Тот лениво поднимает уставшие глаза, смотрит на меня с полминуты и уже хочет опять положить голову на подушку. А я притягиваю за подбородок его милое лицо ближе и накрываю поцелуем. Ий разжимает губы буквально сразу, сдавшись и поняв, что сопротивление, как говорится, бесполезно. Моя рука скользит за край его футболки и проходится по спине.       – Я спать хочу, – парень упирается руками в мою грудь, не давая приблизиться.       – Ну, пожалуйста.       – Нет.       – Где вообще видано, чтобы омеги не давались?       – Я особенный, – бубнит Ий, сладко зевая. – И вообще, я еще не отошел от недавнего.       – Сам виноват. Это же надо так одуряюще пахнуть!       – Ну, уж извините.       Может, и правда не стоит? Пусть отдыхает. Времени все равно еще много впереди...