Один раз, когда Аладор думал, что у него нет ничего общего с ребенком Дариуса, и пять раз, когда оказалось, что это не так

Когда Дариус заявляет, что уезжает, Аладор не удивляется. Это нормально — Дариус возглавляет ковен, и в его обязанности входят частые командировки и решение ведьминских проблем. Но когда Дариус добавляет, что оставляет на него своего ребёнка, Блайт столбенеет. Ему точно не слышится? Давайте проясним. Аладор плохо ладит с детьми. Они кричат, требуют внимания и не чинятся, если добавить чуть больше мерзости. С травмированными подростками, сбежавшими от абьюзивных родственников, требовавших от них слишком многого, все обычно выходит еще сложнее. Тогда Блайт просто изображает пустое место... ...хм, это определённо объясняет его взаимоотношения с собственными детьми. Но, в общем, проблема остается проблемой, ведь Аладор совершенно не знает, как себя вести. Они же очень разные, — Хантер не знает его, он не знает Хантера, их обоих это устраивает, лишь только Дариус хочет развития их общения. Эти несколько дней обещают быть веселыми. Но есть и плюсы: на прощание Деамонне подмигивает ему и торжественно сообщает, что приготовил еду на время своего отсутствия. Это не может не радовать — готовит Дариус божественно. Настроение немного поднимается. 1. Первым проверенным вариантом решения этой проблемы оказывается закрыться в мастерской, — Хантер не маленький, в доме живет дольше самого Аладора, — не потеряется, — да и разогреть себе какое-нибудь блюдо, не спалив при этом кухню, определенно может. Ну вряд ли же ребенок Деамонне, — того самого Деамонне, который готовит как шеф-повар в ресторане, — не обладает минимальными навыками обращения с едой, верно? Блайт даже не представляет, насколько сильно он ошибается. Последнее, чего он ожидает, выходя из мастерской в два часа ночи, — это увидеть включенный свет в зале и сидящего на диване ребенка. Вид у того вполне себе нормальный, только под глазами выделяются темные круги, а сам Хантер зевает снова и снова. — Добрый вечер, — произносит Хантер. Аладор оглядывается по сторонам, убеждаясь, что приветствовать подобным образом больше некого, и произносит в ответ: — Добрый. Они замолкают. Блайт разглядывает обои, белый диван и остальную обстановку комнаты, — какой же у Дариуса хороший вкус, — поднимает глаза на мигнувшую лампочку, делая мысленную заметку позже ее поменять, а потом снова смотрит на ребенка. Хантер, видимо, занимается тем же, — прячет взгляд во все углы, заставляя наступившую тишину назойливо звенеть. Молчание решается просто, — живот Хантера издаёт вой погибающего храброй смертью кита, и Блайт тут же цепляется за возможность: — Ты поел? — Тот отрицательно качает головой. — Тогда пошли. В такой же тяжелой тишине они идут до кухни. Шаги тянутся медленно, слышится каждый скрип. Когда они наконец достигают цели, Аладор, как самый взрослый и ответственный человек в доме, открывает холодильник, и... — Э-э-э, — глубокомысленно протягивает он. — Э-э-э... — не менее глубокомысленно вторит ему Хантер. — Мы уверены, что хотим врываться в этот порядок? — Блайт мысленно соглашатся с ним. В холодильнике друг на друге стоят многочисленные контейнеры, что совсем не похоже на "парочку блюд", о которых говорил Дариус. Скорее это похоже на шведский стол для как минимум десяти гостей, на которых не смахивают ни Хантер, ни Аладор. — Если мы сдвинем эту гору хотя бы на миллиметр, он заметит, — делает вывод Блайт. — ...и разозлится... — шепчет Хантер. — И разозлится. — Он кивает. И, немного поразмыслив, добавляет: — Предлагаю тактическое отступление. — Согласен. — И пиццу в качестве союзника. — Согласен вдвойне. — "Маргариту"? — Какую угодно, только давайте пойдем отсюда. — Теперь соглашнется Аладор. Они аккуратно закрывают дверцу и тихими шагами выбираются из кухни. Только оказавшись в гостиной, Блайт позволяет себе выдохнуть: — Фух... — Хантер подхватывает: — И не говорите. Эти контейнеры будто морально давят. — Ага. Как одно большое напоминание, что я полный нуль в готовке, — Аладора передергивает. Хантер широко улыбается: — Да! Мой максимум — бутерброды, — Блайт усмехается в ответ, произнося серьезно-доверительным тоном: — Я себе даже их не доверяю. — Я иногда тоже... — Они недолго молчат. Наконец Аладор кашляет: — Так что там насчет пиццы? — Да, давайте "Маргариту". — Отлично. Сейчас закажу. 2. "Может, мы с этим ребенком не такие уж и разные", — думает Аладор, когда Хантер спускается к нему в мастерскую. Парень не просит что-то для него сделать, никак не комментировует тестирование мерзостей, и Блайт медленно расслабляется, забывая о нем. Иногда он чувствует чужие заинтересованные взгляды на себе или на ждущих доработки прототипах, но те не кажутся тяжелыми. Скорее даже наоборот... приятными? Тишина оказывается комфортной. Аладор погрузжается в расчеты, совсем не обращая на Хантера внимания, а тот вроде как и не против. Лишь молча наблюдает, делая какие-то выводы. И только один раз позволяет себе спросить: — Как вы это делаете? Смысл слов не доходит до Аладора сразу. Он удивленно смотрит на Хантера: — О чем ты? — Как вы укладываете столько мерзости в этот мешочек? Он же такой маленький. — Блайт медленно следит за указательным пальцем ребенка, смотря то на свой пояс, то на него. Тот, кажется, даже успевает смутиться за это время. — И-извините... — А, ты об этом, — Аладор снова поднимает глаза на Хантера. — Это одна из особенности мерзостей. Не знаю как объяснить... Это же не только материал. К ней примешиваются и силы, которые ты вкладываешь в ее сотворение. То есть это как если у тебя есть ингредиенты для супа, а есть бульон, и ты выливаешь бульон в кастрюлю с ингредиентами, увеличивая объем супа. Понимаешь? — Хантер громко смеется: — Я понял, почему мой отец не подпускает вас к готовке! — Блайт чувствует, что краснеет. Смущенно бормочет: — Мы говорим не совсем об этом, — заставляя Хантера улыбнуться. — Я знаю. — Он добавляет: — Но я понял вас! Спасибо! — Они снова замолкают. Аладор думает, что наверное, ему тоже стоит что-то спросить. Ничего дельного в голову не приходит, так он он начинает с банального: — Не за что. Кстати, а у тебя как с мерзостью? — Теперь смущается Хантер. — Дариус мне помогает, но получается по-разному. Иногда хорошо, иногда не очень. — Его улыбка становится какой-то извиняющейся: — Он не совсем объясняет теорию. Отец скорее практик, поэтому выходит так... — Он непонятно машет рукой, будто пытаясь вложить в этот жест все. И добавляет: —Хотя и тактик из Дариуса неплохой! — Блайт смеется: — Верю. — Они снова замолкают. — И, Хантер... — Парень поднимает глаза. — Если что-то непонятно, можешь подходить ко мне. Я постараюсь помочь. — Спасибо. 3. — У вас есть бонусная карта? — спрашивает их трехглазая ведьма на кассе. Аладор шарится по карманам. — Не уверен... — он оборачивается на Хантера. — Вы думаете, у меня она есть? — Он для наглядности выворачивает карманы. Оттуда выпадает какая-то жвачка, пара билетов, маленькая фотография Эдрика и еще что-то, что Аладор не успевает заметить, потому что парень тут же краснеет и спешит все поднять. Блайт не обращает на остальное внимания, — но главное, — карты так и нет. Стоп, фотография Эдрика?... Он решает поговорить об этом позже. — Зря думаете. Аладора возвращает в текущую ситуацию. Кассирша печатает что-то на своем аппарате, спрашивает: — Пакет нужен? — Блайт вопросительно смотрит на Хантера. "Нет", — одними губами шепчет тот. — Нет, — повторяет Аладор. Он расплачивается, получает сдачу и поворачивается к покупкам. Перед ним злобно возвышаются несколько склянок яблочной крови, килограмм сладких глаз, что-то быстрого приготовления и белая жижа. До дома они идут, загруженные по самое "не хочу". Хантер прижимает к себе кровь и полуфабрикаты, в то время как Аладор старается не ловить взгляды сладких глаз и не расплескать жижу. — Ты уверен, что отказываться от пакета было хорошей идеей? — спрашивает Блайт. Хантер пожимает плечами: — Когда общаешься с Террой, впитываешь ненависть ко всему, что разрушает природу, еще в детстве. Не самое приятное знакомство, если честно сказать. — Звучит будто у тебя было много таких. — Я буквально служил при дворце? Там половина чокнутые, вторая половина помешанные, — усмехается парень. Аладор думает, что он не на той стадии близости, чтобы обсуждать детские травмы, поэтому решает сменить тему: — Когда вообще в магазинах появились эти карты? — Я-то откуда знаю? — фыркает Хантер, принимая правила игры. — Я по магазинам вообще не хожу. Это Дариус обычно делает. Наверное, ему для этого нужен второй кошелек — хранить их. — Стой, у него два кошелька? — Если бы. Я не знаю, сколько их. Ощущение, будто у него под каждый костюм и на все дни недели есть, — смеется Хантер. Аладор расплывается в улыбке: — Чертова икона стиля. — Парень согласно хмыкает и не говорит ничего. 4. — Значит, вы и мой отец? — переходит в наступление Хантер, когда поздно вечером они заваривают второй пакетик чая на двоих. — Значит, ты и мой сын? — в тон ему спрашивает Аладор. Лицо Хантера покрывается красными пятнами, что видно даже в полутьме мастерской. Сам он прячется в ладонях и невнятно пищит: — Вы понимаете... Эдрик, он... невероятный. — Аладору остается только удивляться резкой перемене в чужом голосе. Некоторые вещи на букву "л" творят чудеса. — Он столько всего знает... Он разбирается в зельях, в магии земли... А еще он очень веселый и у него крутое чувство юмора! А сколько тайных кори... Ой. Мы, кажется, говорили о вас, — его лицо становится серьезным, а мечтательная улыбка пропадает. — Так что у вас с моим отцом? — Вероятно, то же, что и у тебя с Эдриком, — Блайт правда пытается выглядеть взросло и уверенно. Он надеется, что его выражение лица не кажется слишком влюбленным. — Дариус... как ты там сказал? Невероятный? Думаю, да, это определение ему подходит. Он... Извини, я не такой красноречивый. — Взгляд Хантера смягчается: — Только давайте без кухонных метафор. Они вам точно не даются. — Вот черт. А я так надеялся... Этот диалог прерывает звонок в дверь. Хантер переводит взгляд с Аладора в темноту, а потом снова на него. От веселости не остается и следа. — Только попробуйте хоть как-то его ранить, — зловеще шепчет он, и встает с места, чтобы открыть дверь. 5. Дариус обожает их обоих. Он не хочет, чтобы этот вечер прерывался. Он смотрит на Аладора, такого угловатого, неправильного, но так счастливо улыбающегося, смотрит на Хантера, такого сломанного, только привыкшего к тому, что быть в порядке это нормально, но тоже такого по-глупому счастливого. Дариус чувствует что все сделал правильно. Они убеждают его заказать что-то до ужаса вредное и совсем не обращают внимания ни на ворчание, ни на здравые советы. "Спелись", — проносится в голове, когда Деамонне видит их бессловный диалог. Что-то вроде "Пиццу? — Пиццу. — И яблочную кровь. — Определенно". А потом Аладор протягивает его ребенку пульт от какой-то игры, и они сбегают куда-то в гостиную. Дариус усмехается: в этом и был план. Целует Блайта в щеку, треплет сына по волосам, и наблюдает за битвой каких-то мини-мостров. Идиллия.