обещаешь не смеяться?

      – Посмотри на меня, Сану, – почти неслышно зовёт, шепча в самое ухо, Чжеён, отчего вдоль по узкой спине Сану проходит холодок, – Ну же, посмотри, – после паузы, – Пожалуйста.       Сану разжимает до этого сомкнутые веки и дрожит. Чжеён близко, сидит, плотно прижимаясь к нему, расставив руки по обе стороны, закрывая все пути отступления. Он совсем рядом, прямо около его лица, носом тычется в ложбинку под скулой и шепчет, шепчет, шепчет, зовёт Сану.       Молодой человек не решается повернуть головы в сторону зовущего, замерев, как кукла, и ожидая. Сердце стучит неумолимо быстро и крупно, отчего в ушах почти звенит. Хочется отогнать Чжеёна, хочется оттолкнуть и обругать, чтобы не лез, не отвлекал – но любопытство, кажется, сильнее смущения.       Чжеён, почувствовав немое согласие, двинул вперед, переставляя руки уже не на уровне бёдер своего парня, а на уровне грудной клетки, но и Сану отодвинулся. Теперь он полулежал, оперевшись на предплечья, под напористым телом старшего. Руки в районе локтей тряслись, и хотелось уже просто лечь на спину, закончить эту игру, но тогда это будет выглядеть как добровольная сдача в плен, – а Сану никогда так просто не отступает.       Чжеён же только усмехается. Раскрасневшееся лицо Сану, часто поднимающаяся грудь под футболкой, сведённые коленки, – вот он, настоящий Чу Сану, наружно собранный и пунктуальный, сейчас лежит под ним и изо всех сил пытается сохранить остаток самообладания. Чжеён не спешит, он доводит до истомы: проводит горячей рукой по предплечью, вверх по плечу, по шее, и вот он останавливается на затылке, вплетая пальцы в черные, как ночь, волосы, и тянет вниз. Но Сану не отступает, не опускается на лопатки, только закидывает голову, подчиняясь руке Чжеёна. Младший плавится от напора Чжеёна, как лёд от пламени свечи, тяжело дышит ртом и щурится. Пользуясь податливостью молодого человека, старший хищно припадает к шее, слепо водит по ней губами, чувствуя, как под кожей бьётся артерия. Сану шумно выдыхает, не зная куда себя деть, мечется, уходит от настойчивых прикосновений, чувствуя что-то странное. Рукой тянется к плечу Чжеёна, сильно сжимает ткань футболки на нём и, спустя секунду раздумий, отталкивает, теряя тепло в районе шеи, заставляя старшего остановиться.       – Хватит, – Сану говорит это настойчиво, но, тем не менее с долей сожаления, ведь и хочется, и колется, и потому отворачивает лицо в сторону, чтобы Чжеён не заметил, – Уйди.       Чжеён, кажется, и не слушает вовсе, хоть и не двигается больше. Лицо его охватывает какая-то странная эмоция между хитрым прищуром и оскалом. Он поджимает губы и смотрит прямо в глаза младшего, отчего у последнего зардело лицо.       – Мой Сану такой милый, – рука старшего аккуратно проскальзывает под поясницу младшего, щекоча разгоряченную кожу под лопатками, приобнимая и притягивая ближе к себе, – Такой красивый и честный.       – Перестань! – Сану хватает Чжеёна за ту руку, что обняла его, но старший был сильнее, запустив вторую под лопатки и прижимаясь ещё плотнее, – Почему ты меня не слушае... – договорить ему не дали.       Чжеён впился в губы напротив с силой, принимаясь хищно терзать их. Он целовал и целовал так настойчиво, что Сану даже испугался. Старший тут же ворвался языком в чужой рот, по-хозяйски трогая младшего за бока, спину, плечи. Сану почувствовал, что ещё чуть-чуть и он задохнётся.       "Что это?"       Голова стала тяжёлой, руки ослабели, и он грохнулся на спину, но тут же был подхвачен и прижат к себе старшим. Он лежал неподвижно, лишь податливо открыв рот для Чжеёна, не зная, как себя вести и куда себя деть.       "Странно, странно!"       Всё тело Сану резко содрогнулось, когда он почувствовал дискомфорт внизу. Он, охваченный жаром резкого поцелуя, и не заметил, как колено старшего упёрлось между его ног, в то самое место, несильно надавливая и принося не боль, но странное, до сих пор неизвестное, новое чувство. Младший задрожал, как осиновый листок, замычал в губы старшего и зажмурился до искр под ве́ками.       "Что же это!"       Сану подскочил с кровати, отчего одеяло почти съехало на пол, а волосы растрепались особенно сильно. Он провел руками по шее, по волосам, оглядывая свою комнату как в первый раз. Будильник играл и играл какую-то неприятную, резкую мелодию. Сану, не поворачивая головы и замерев всем телом, нашарил кнопку и остановил трезвон. Комната погрузилась в тишину, и только частый, глухой звук биения сердца под домашней футболкой нарушал спокойствие утра. Он немного подрагивал, а живот скрутило тугой, но, даже кажется, приятной судорогой. Парень уложил руку на область под пупком, где было так сладостно приятно, и шумно сглотнул, пустил по спине табун мурашек. Спустя несколько мгновений он сник, ибо узел начал развязываться и ослабевать, оставляя лишь мучительный дискомфорт.       "Сон... Всего лишь глупый, дурацкий сон..."       Нужно было вставать, ведь в расписании Сану не было длительного сидения на кровати и, уж тем более, восстановления в памяти странного сна. Однако, сегодняшний не давал парню покоя, ещё долго вызывая на его щеках румянец смущения. Неужели ему, мистеру хладнокровию, мог присниться такой сон?       Сану, на самом деле, действительно не мог понять, как э́то могло появиться в его холодной, наполненной совсем не любовными мыслями, голове: он никогда не читал книжки для взрослых и не смотрел никакие сомнительные видео. Да, в его ноутбуке можно было найти в строчке поиска что-то вроде "отношения между парнями" или "что делать, если тебя позвали на свидание", но в этом не было абсолютно никаких пошлостей. Сану бы и на такие форумы не решился зайти больше, чем на пару минут, и делал это только когда никто не видит, хотя стыдиться то было особо и нечего. Теперь он был в замешательстве: неужто всем влюбленным снится такое?       Всё, теперь действительно нужно было вставать, чтобы не надумать ничего лишнего.       Сану как по часам собрался в университет, вышел из квартиры в правильное, заранее продуманное время, проехал свой идеально разработанный маршрут до кампуса на велосипеде, купил любимый кофе в автомате. Всё правильно и четко. Сану с детства был хорошим мальчиком, обязанным соблюдать расписание и приходить всюду вовремя. Никаких поблажек.       Но как бы тяжело не было это признавать, с каждым днём эта правильность Чу Сану становилась все более и более размытой, исчезала. Какие-то правила как-то ненарочно выпадали из четкого расписания дня, какие-то и вовсе забывались, и всё из-за него.       Стоило в жизни Сану появиться ему, и всё перевернулось с ног на голову, а ровно расписанные планы и расписания полетели в тартарары. Всегда спокойное, холодное сердце мистера всезнайки вдруг становилось мягким и безотказным, и пальцы на ногах поджимались. Не так уж и хотелось теперь идти домой сразу после университета в девять, хотя расписание подразумевало этот пункт как обязательный и не терпело невыполнения. Теперь хотелось погулять подольше именно с ним, обойти маршрут, удлиняя его, хитрить и спорить с самим собой, со своими внутренними голосами, вторившими, что это неправильно. Хотелось постоянно быть ближе к нему. Надевая маску равнодушия с другими, с ним Сану был самым настоящим, добрым и ласковым.       Вот и сейчас, заходя в аудиторию, Сану встретился взглядом с Чжеёном, или, как он начал называть его в последнее время, этим недоразумением. Он уже сидел за столом, на соседнем месте от идеального места Сану и лучезарно улыбался младшему.       Прошло уже больше полугода с их первого дня.       Если быть честным, Сану было сначала очень трудно приспособиться к новому статусу возлюбленного Чан Чжеёна. Он ещё целый месяц ходил, как неприкаянный, и не понимал, как его, Чу Сану, угораздило влюбиться в того, кого он чуть не выпер с факультета, кто целый месяц докучал ему и не давал спокойно вздохнуть. А ещё не понимал, почему он не может не повиноваться этому чувству. Молодой человек смотрел на старшего в начале больше с презрением, строил из себя настоящего недотрогу, пока у самого бабочки в животе носились, как бешеные, и ноги подгибались от одного только мимолётного взгляда на него.       И правда, в Чжеёна было сложно не влюбиться – а Сану уже и не противился более этому чувству. Старший был добрым и нежным с ним, ни на секунду не выпускал из виду, всегда старался помочь. Он даже специально подстроился под привычный ритм жизни Сану и, хоть порой с неохотой, вставал пораньше, чтобы увидеться, или отказывался от бессмысленных посиделок с Юной, освобождая время для прогулок и свиданий. Назначать свидания младшему, к слову, Чжеён любил особенно сильно, хотя эти встречи особо и ничем не отличались от обычных, повседневных их встреч. Но, кажется, он особенно любил именно это слово – свидание – и очень гордился собой, произнося его именно младшему.       Так Сану постепенно привыкал ко всем этим любовным делам. Он, как ребенок, познающий что-то новое, очень увлеченно наблюдал за Чжеёном и его умением быть романтичным. Сану пока так не умел, но очень сильно старался подражать старшему, хотя порой это выглядело даже нелепо и смешно.       Сану ещё любил целоваться. Любил дарить старшему еле ощутимые поцелуи и щеки, в нос, в губы. Хоть и не знал, как это правильно делается, он любил вставать на носочки, падать на губы Чжеёна своими и по долгу так стоять, прикрыв глаза. В такие минуты он чувствовал внутренне ликование, как будто побеждал старшего в какой-то странной, негласной игре.       Ещё нравилось, когда Чжеён целовал сам. Наверное, даже больше, чем самому проявлять инициативу.       А Чжеёну вообще нравилось приставать к младшему, и это было сложно не заметить. Старший зачем-то пододвигал свой стул ближе к стулу Сану, как-то странно и вроде бы ненарочно обнимал за плечи на улице или в кофейнях, иногда наклонялся и к нему и просто замирал на несколько секунд по одной, ведомой только самому старшему, причине. Чжеён в общем-то и правда делал много странного: говорил странные, пафосные фразочки, как какой-то герой из дорам, которые крутят по вечерам, невзначай, в самые не подходящие моменты трогал Сану за ладони, будто изучая, потом переплетал пальцы или целовал тыльную сторону его кисти. Или приносил ему какие-то странные вещи, вроде маленьких игрушек из автомата или ещё какие-нибудь безделушек.       Сану много чего не понимал в этих действиях, но он был уверен, что Чжеёну лучше знать, и всё это ему очень нравилось. Например, если Чжеён вдруг очень долго обнимал младшего после поцелуев, то он тоже обнимал его, иногда по-глупому смотрел на него и хлопал глазками, но не мог противостоять этому необычному и, даже иногда, милому обольщению, как ни старался.       – Доброе утро, – выпалил тот, как только Сану подошел к кафедре, – Как спалось?       Сану то ли из-за вопроса, то ли просто по привычке помялся около стула Чжеёна, потоптавшись в ожидании, когда тот отодвинется и пропустит к своему месту, и покраснел. Казалось, будто бы он все на самом деле знает и нарочно спрашивает про сны младшего.       Но лицо старшего выражало лишь искреннюю заинтересованность и, кажется, радость.       Сану почему-то стало очень стыдно при одном взгляде на него.       – Хорошо, – выдавил младший и опустился на свой стул, – После экзаменов я сплю крепко.       Выложив вещи из рюкзака и разложив их в заранее вымеренном порядке, Сану зачем-то по-глупому уставился в стол, не зная, что сказать. По спине прошла дрожь от того, как пристально всё это время на него смотрел Чжеён, наблюдая за каждым действием. Его, в отличие от Сану, ничего не смущало, он просто вел себя как обычно.       А вот для младшего почему-то всё действия Чжеёна сейчас выглядели как-то двояко. Даже когда тот протянул руку, чтобы взять Сану за руку и посидеть так, пока в аудитории никого не было, как он обычно любил делать по утрам и даже просыпался почти на час раньше ради этого ежедневного события, то младший убрал руку под стол. Чжеён не понял этого, но и свою ладонь тоже убрал и отвернулся – обиделся.       Тут же Сану понял, как по-дурацки себя повел, и спешно вложил свою ладошку в одиноко лежащую ладонь старшего. Он не повернулся, продолжая строить страдальца, но краем губ всё же улыбнулся. Сану снова замялся – нужно было искупить вину.       – Прости.       Сану закусил губу. Да что он извиняется вообще, разве он в чём-то виноват? Но Чжеён и на это не обернулся.       – Ты свободен сегодня? – промямлил молодой человек, выглядывая из-под челки, – Может, давай.., я нашел пару ошибок в дизайне второстепенных персонажей, так что давай сегодня поработаем над игрой вместе?       Чжеён сразу оживился, повернулся к младшему всем корпусом и подпёр щеку кулаком, слегка ухмыльнувшись.       – Ты из-за этого такой смирный сегодня? – он легонько хлопнул Сану по лбу, – Не удивлюсь, если ты всю ночь возился с этими дизайнами? Я прав?       Сану посмотрел на соседа как-то даже удивлённо и часто заморгал.       "Пусть лучше думает, что я работал над игрой, пусть думает!" – закусил губу молодой человек, – "Стыд то какой, ещё и врать придётся!"       – Ничего я не возился! – он почему-то сильнее сжал пальцами ладонь старшего, но тут же сам себя отругал за это, испугался и разжал ее, – Я между прочим...       Восклицание нарушил какой-то из студентов, вошедший в класс. Младший в который раз за утро залился краской, резко замолчал и с силой выдернул руку из руки Чжеёна, пряча ее под стол, отворачиваясь от него и поджимая губу. Чжеён понимающе отодвинулся и тоже убрал руки под столешницу, однако наклонился слегка к лицу соседа и шепнул:       – Давай сегодня сходим в то кафе, про которое я говорил? Ну в то, что недалеко от общежития – оно кажется милым.       Сану выглянул из-под челки и кротко кивнул, улыбаясь. Чжеён улыбнулся в ответ.       Младший и здесь, на пустом месте, почувствовал подвох – необъяснимое последствие сегодняшнего странного сна.       После занятий Чжеён подождал Сану, и они действительно отправились в то кафе, о котором говорил старший. В таких малолюдных, тихих местах или дома Сану разрешал Чжеёну куда больше, чем в университете. Старшему было позволено брать парня за руку, а если никто не смотрит, то даже поцеловать в щеку или в висок и получить ответный поцелуй. В такое время Сану становился другим человеком – холодный и тихий мистер всезнайка становились разговорчивым и ласковым.       Однако сегодня все было совсем по-другому, и Чжеёну это абсолютно не нравилось. С самого начала всё пошло наперекосяк. Во-первых, Сану, вместе того, чтобы как обычно сесть рядом со своим парнем, сел напротив, достал свой ноутбук и спрятался за ним, усердно что-то рассматривая, к тому же спрятав обе руки между коленей. Во-вторых, стоило Чжеёну подтянуться к младшему, перегнувшись через стол даже не за поцелуем, а просто что-то посмотреть в его записях, как тот шарахнулся от старшего так, что чуть не свалился со стула.       – Всё в порядке? – не выдержав давящей тишины и неловкости, проворчал Чжеён, который уже чуть ли не до белых костяшек сжимал под столом кулаки: ещё вчера всё было хорошо, Сану даже первый спокойной ночи пожелал, а сегодня за километр от него держится, – У тебя ничего не болит?       – А разве должно? – Сану, как ни странно, тоже чувствовал напряжение, но не знал, как его развеять, так что отвечал прямо и честно.       – И всё же... Ты сегодня какой-то странный, – Чжеён закрыл крышу ноутбука, будто готовясь к серьёзному разговору, – Может я тебя чем-то обидел?       – Нет... – Сану потупил глаза и как-то криво улыбнулся. Становилось яснее и яснее: врать он не умеет, – Не обидел.       Чжеён тяжело вздохнул, – в чем же дело он, похоже, сегодня не узнает – Сану никогда таким не был. И ведь он ходит с ним рядом, и разговаривает как всегда, и работает над игрой, а всё же что-то было не так. И как узнать?       – Ну хорошо, – Чжеён встал, Сану снова шарахнулся, – Пошли домой уже наверное, я тебя провожу.       – Мы же только пришли! – младший заморгал в удивлении.       – Пошли, пошли, – сухо процедил парень, искривив губы в притворной улыбке, похлопав парня по плечу.       Чжеён шёл домой только с единственной целью – выпытать, что же стряслось у Сану. Старший уже понял, что в людном месте из него слова не вытянешь – будет молчать, как рыба, а дома он отвертеться не сможет. Чтобы сгладить неловкость, он рассказывал что-то отвлеченное всю дорогу, смеялся, хоть и слегка нервно, и шагал непринужденно.       Дойдя до двери маленькой общажной квартирки Сану, молодые люди остановились. Младший потянулся к дверной ручке.       – Ну до завтра тогда, – он мельком взглянул на Чжеёна, пристально изучавшего парня перед собой, – Возвращайся домой...       Но Чжеён и с места не сдвинулся – Сану запереживал. Стало сразу вроде бы стыдно, а вроде бы даже как-то спокойно, и он сам не мог понять отчего.       – Прости, – младший принялся топтаться на месте, придерживая тонкими пальчиками край рубашки, не зная, как теперь быть.       Он посмотрел на старшего глазами, полными мольбы: "Скажи, что мне теперь делать? Мне страшно от того, что ты молчишь". Чжеён понимающе улыбнулся, – как бы Сану не притворялся, его глаза всегда говорили правду. С сердца будто камень свалился: вот он, настоящий Чу Сану, скромный и милый.       – Не пригласишь меня? – он расплылся в улыбке, как довольный кот, опираясь плечом на стену, складывая руки на груди и взглядом указывая на дверь.       Сану глубоко вздохнул и тихонько хмыкнул, успокаиваясь тем, что Чжеён больше не злится. Он вошёл первым, оставляя дверь открытой для старшего, мол: "я тебя не приглашал, но дверь не заперта", и принялся снимать кроссовки.       Чжеён вошёл следом, но разуваться почему-то не стал. У Сану веко вновь дернулось – неужели старший снова обиделся. Он уже хотел было рассказать и про сон, и про свое глупое поведение и вести себя уже нормально, но нет: глупая гордость не позволяла просто взять и объясниться перед возлюбленным, просто перестать строить из себя не пойми что. Теперь всё было больше похоже на дурацкую компьютерную игру, в которой Сану – безнадёжный главный герой с пустым боекомплектом и ненужными амбициями, а Чжеён – одно и то же непроходимое препятствие, от прохождения которого зависит исход игры. И вот теперь стоило Сану пройти один уровень и уйти от ответа, как появлялся второй, застающий его врасплох снова и снова, повторяясь бесчисленное множество раз.       "Как преодолеть это препятствие и избавиться от ненужных объяснений?"       – Я приготовлю что-нибудь, – неожиданно для самого себя выдавил парень, прекрасно зная, что холодильник пуст, да и готовка ему даётся так себе, – Может ты поесть хочешь?       – А ты?       "Новый удар! В этот раз всё куда сложнее – отвечает вопросом на вопрос..." – Сану прокручивал в голове возможные варианты ответа. Он уже давно забыл, что начал разуваться, перестал разбираться со шнурками и так и стоял перед старшим в одном кроссовке, отражая новые и новые удары. Кажется, ещё чуть-чуть и он не выдержит, расскажет про этот дурацкий сон, и пусть Чжеён дальше сам решает, что теперь делать. Но он только отворачивается, морщит носик и отвечает тихое:       – Я не голодный.       Игру перехватывает старший: Чжеён вдруг забыл, что нужно злиться и, кажется, даже забавлялся ситуацией: становилось все интереснее и интереснее, что придумает Сану дальше.       – Понятно, – он состроил грустную мину, глядя прямо на младшего – глаза теперь нельзя было отводить, ведь иначе игра закончится, и Чжеён позорно проиграет, – Ничего рассказать не хочешь? Может случилось что?       – Не случилось, – не поворачивая головы в сторону, тихо мямлил Сану. Старший заметил, как у того покраснели краешки уха, а пальцы начали активнее перебирать и без того уже измятую ткань рубашки.       "Вот оно!" – Чжеён в душе улыбнулся маленькой победе, – "Ещё немного и Сану до того распереживается, что всё выдаст, как на духу."       – А чего грустный такой сегодня? – новое нападение.       – Обычный вроде, – ответный удар.       – Думаешь я не вижу? – ещё одна осада от старшего.       Ответной реакции не последовало: краешки ушей порозовели ещё сильнее, этот румянец перескочил на щеки и стал уже хорошо виден даже в темной прихожей, откуда уже несколько минут не могли уйти молодые люди.       Похоже, что Сану уже действительно осознавал, что разоблачил себя ещё утром, и оставалось только давить до победного. Чжеёну стало даже немного стыдно, что он так наседает на младшего, потому что тот уже пыхтел как паровоз, искал, что ответить, но не находил и молчал, как партизан, пряча глаза под челкой.       Старший потянул руку к лицу напротив, надеясь успокоить, наконец прекратить всю эту ерунду и уже поговорить по-человечески, но его обладатель снова попятился и отпустил подбородок ещё ниже, – теперь Чжеён даже не видел лица младшего.       – Да что я сделал то такого, что ты от меня, как от огня, убегаешь? – игра заходила уже слишком далеко, а в Чжеёне одновременно смешались уже настороженность, возбуждение ситуацией и злость.       – Да что ты заладил: "что сделал?", "что случилось?" Ничего не случилось! – вдруг с особо громкой интонацией проговорил Сану, вроде бы стараясь изобразить недовольство, но оно тонуло в одновременном смущении на его лице, и он только глупо моргал, искривив губы.       Осознав, что больше не может противостоять этому напору, рассказать правду слишком боится, а соврать не сможет, он хотел было убежать в комнату и закрыться там, чтобы от него наконец отстали, но в самый последний был схвачен за рукав и притянут обратно:       – Сану!       Громкий голос Чжеёна вернул его на землю. Старший подвёл Сану к себе, взял обе его руки в свои, чтобы больше не сбегал, и, поглаживая большими пальцами тыльные стороны ладони молодого человека напротив, успокаивая, произнес почти шепотом:       – Я же переживаю за тебя. Неужели ты этого не видишь?       Сану встрепенулся и поджал губы, наконец-то глядя в глаза старшему – какой же он всё таки дурак. Он, как котенок, слепо потянул руки вперед и тут же был заключён в объятия, лицом зарываясь в складки кофты Чжеёна.       – Обещаешь не смеяться? – тихонько проговорил он.       – Обещаю.       Сану глубоко вздохнул, но проговорил очень четко, будто заготовленную заранее речь, хоть и шепотом, чтобы никто на свете, кроме Чжеёна, не услышал его:       – Ну если... я, наверное, говорю какую-то ерунду, и ты посчитаешь меня извращенцем или... Мне приснилось как ты и я, как мы целовались!.. и много всего ещё делали... – тут он заикнулся и вновь спрятал щеки в чужой кофте, – Боже, какой стыд!       Сверху послышался смешок, от которого Сану вздохнул и порозовел:       – Я ненормальный, да? – пролепетал младший, пока Чжеён внутренне ликовал и чуть ли не смеялся от того, насколько глупая история происходила сегодня целый день. Он то думал, что младший заболел или стряслось что-то действительно плохое, а тут всего-то сон, из-за которого Сану так себя изводил с самого утра, глупенький. Безусловно, Чжеён был бы настоящим дураком и вруном, если бы сказал, что не рад был услышать о такой, странной, но будоражащей новости. А Сану оказывается не такой уж святой, каким кажется. Он мог лишь обнять это недоразумение, которое, как понял парень, только и ждало его поддержки. Сану аккуратненько вынырнул лицом из складок чжеёновской кофты, чтобы не задохнуться, и обнимая старшего обеими руками, смотрел на него снизу вверх, невинно хлопая глазками как ни в чём ни бывало. Чжеёну, находившемуся в небольшом замешательстве, ничего не оставалось, как поддаться соблазну и обхватить тонкое тело младшего в ответ и дать понять, что старшего эта история не смущает.       – Глупый, что же мне делать, когда ты такой милый? – теперь то, из-за чего Сану устроил такое представление, казалось больше милым, чем раздражающим, –Всё хорошо, ну ты чего? Из-за этого так перепугался? – Чжеён сыпал и сыпал какие-то риторические вопросы, будто волновался ещё больше, чем сам Сану, – Это нормально для тех, кто влюблен, слышишь? Агх, ещё и ненормальным себя назвал, глупый, – да это я чуть с ума не сошёл! Из-за такой ерунды...       – Ерунды? – не понял младший.       А Чжеён уже не слушал – он таял от очарования парня перед ним. Такой скромник с виду, а ночью такое-этакое себе фантазирует, да ещё и так неожиданно и необычно это преподносит старшему. Как бы странно ни было это осознавать, но теперь Чжеён смотрел на своего младшего совсем по-другому. И кажется, влюблялся в него всё сильнее:       – Может теперь то поцелуешь меня, недотрога?       А Сану целый день как будто только этого и ждал. Сбросив с плеч с самого утра давивший груз, он обвил шею возлюбленного руками и прижался своими губами к чужим. Чжеён благодарно принял нежный поцелуй и расплылся в улыбке. Однако теперь все действия младшего воспринимались как-то странно, и молодой человек не понимал, то ли это из-за суточного воздержания, то ли это из-за того, что он сам себе эти пошлости в голове напридумывал.       Запихав навязчивые мысли насчёт возлюбленного и решив, что торопиться не стоит, да ещё и в такой ситуации, он уже начал придумывать, как скажет что-то вроде: "вот мы только что поссорились из-за таких вот интимных вещей, теперь поцелуемся как ни в чём не бывало, и разойдёмся по домам", как вдруг весь вздрогнул.       Сану, по-видимому воспользовавшись растерянностью старшего, сначала принялся сминать губами чжеёновские губы в крепком поцелуе. А потом хоть неуверенно, но верно просунул язык в чужой рот, целуясь неумело и стыдливо, но до одури сладко. Руками блуждал по плечам старшего, перепуганного от неожиданности, но уверенно отвечающего и перенимая инициативу на себя.       "И что же в голове у него?" – быстро переваривал в голове Чжеён, хотя мысли уже путались, – "Только что скромника изображал, а теперь? Он так с испугу или толкает Чжеёна на то, от чего он просто не сможет отказаться?"       Оторвавшись наконец от губ, Сану вдруг опять поменялся в лице, отпрянул и забегал глазами по лицу старшего. Лицо его покрылось румянцем, как у стыдливой девицы. Он принялся топтаться на месте, вспомнил наконец про неснятый кроссовок и быстрее потянулся чтобы снять его. Потом поднялся и снова затоптался, потом ещё и зачем-то потрогал губы кончиками пальцев, окончательно потерялся и тяжело вздохнул:       – Что же это? – прошептал он, прежде чем остановить в конце концов этот бесконечный хоровод всех этих бессмысленных действий, – Прости, я сегодня сам не свой...       Чжеён окаменел – он смотрел на младшего и не знал что делать. Сердце вожделенно требовало продолжения, но разум повторял и повторял, что не так всё должно было произойти, что нужно подождать. А Сану тем временем своими выходками вводил в ступор ещё сильнее: губы кусал и смотрел на старшего как-то больше с любопытством, чем со страхом.       – Только не ври, что ты этому во сне научился, – выдавливает из себя старший, подходя ближе и ближе к возлюбленному. Терпение заканчивалось, а соблазн только нарастал.       – Хён, я... – только и вырвалось из уст парня, уже прижатого к дверному косяку спиной.       "Хён..." – повторялось в голове Чжеёна, как заевшая пластинка, – "Хён, хён, хён..." – никогда это безобидное обращение не вызывало такого сильного возбуждения.       Чжеён, чувствуя себя волком, загнавшим пугливого зайца в угол и получившим над ним власть, принял решение действовать осторожно, на пробу. Он аккуратно наклонился к лицу Сану и коснулся губами влажной щеки – тот зажмурился, но не отпрянул. Старший повторил это ещё раз, и ещё, тыкаясь в лоб, в скулы, в подбородок, и, не получая отказа и выждав нужный момент, наконец снова припал к губам напротив. Сану неуверенно отвечал на поцелуй, хватаясь за рукава кофты возлюбленного и жмурился. Чжеён же всё наседал и наседал, водил руками по спине, по шее младшего, будто стараясь обнять его всего собой и никому не показывать.       Закончив с губами, Чжеён посмотрел прямо в глаза перед собой: Сану, весь розовый от смущения, тяжело дышал через рот после длинного поцелуя и смотрел куда-то через старшего затуманенными глазами. Старший осторожно спустился дорожкой поцелуев-бабочек по шее. Оставлять отметин он не стал, полагая, что младший будет ругаться. Сану сначала сжимался и немного даже руками отталкивал старшего, уходя от прикосновений, но стоило Чжеёну поцеловать младшего около практически незаметно выпирающего кадыка, как тот захихикал, прошептав что-то вроде "щекотно, хён". Чжеёна этот смех успокаивал – сигнал, что можно продолжить.       Старший прокручивал и прокручивал в голове последние несколько минут: как так вышло, что они ещё недавно с трудом разговаривали и нос друг от друга воротили, а теперь целуются в коридоре, как в тех фильмах про любовь, и шумно дышат друг другу в губы от возбуждения? Как Сану позволяет ему все эти пошлости?       Чжеён провел носом вдоль сонной артерии. Сану пах до невероятного сладко – слабым одеколоном, кофе и потом. Чжеёну вдруг захотелось сообщить об этом младшему, просто так, чтоб раззадорить, но он тут же прикусил язык, подавив странное желание. Вгонять младшего в краску уже который раз за несколько минут – настоящее преступление.       Тем не менее, поиграть с Сану очень хотелось, подразнить, заставить расслабиться. Чжеён поднялся снова к распухшим от поцелуев губам, приблизился, почти-почти до них дотрагиваясь своими – Сану прикрыл глаза и слепо лицом тянулся вперёд, терпеливо ожидая нового, подаренного страшим, удовольствия. Но даже спустя казалось бы бесконечное число мгновений ничего не произошло. Сану стыдливо сглотнул, поджал губы и, немного поморгав, открыл глаза. Чжеён смотрел на него сверху вниз, немного наклонив голову в бок и любовно улыбаясь. Смотреть старшему в глаза почему-то стало стыдно – Сану не понял игры. Он, в отличие от Чжеёна даже сейчас имел лицо до ужаса серьёзное. Чжеён сейчас давал ему выбор: То что я делал только что – правильно? Тебе это нравится? Что ты сделаешь, чтобы заставить меня продолжить?       Сану, кажется, понял этот немой вопрос. Он отдал бы руку на отсечение, если бы сказал, что ему это не нравится. До глупого неловко было это признавать, но он и сам не знал, почему всё это начал сейчас. Наверное потому что интересно, любопытно, потому что во сне было так хорошо, потому что Чжеён такой красивый, потому что сам Сану, получается, какой-то извращенец до мозга костей, не имеющий смелости это даже самому себе признать.       – Почему ты остановился? – пролепетал младший, запутавшись в своих мыслях и просто выдавая правду, – Что мне теперь делать?       – А мне можно продолжить? – Чжеён медленно руками обвил тонкую талию возлюбленного и прижался щекой к щеке, – Ты мне разрешишь?       Сану спрятал лицо где-то в области груди старшего, но тем не менее, часто закивал в знак одобрения, щекоча волосами шею Чжеёна. С этого момента разрешено было всё.       Чжеён, как обезумевший, вновь и вновь припадал к губам, терзал, кусался. Он вжимал младшего в стену, и, казалось, ещё чуть-чуть и тот сольётся с ней, гладил подушечками пальцев по шее, водил по плечам руками, будто бы в поисках чего-то, тёрся об него бедрами. Создавалось впечатление, что он сейчас съест Сану, что не выдержит и просто поглотит целиком.       Из азарта Чжеёна вывело тихое мычание. Сану, не готовый к такому напору, попытался разорвать поцелуй, легонько упираясь руками в грудь молодого человека. Младший провёл теплой ладонью по щеке возлюбленного, к которой тот сразу приласкался, усмиряя пыл и приводя Чжеёна в чувство.       Старший замедлился, оставив пару невесомых поцелуев на протянутой ладони. Трепет переполнял обоих. Чжеён ласково провел руками по воротнику рубашки и потянулся к пуговицами.       – Можно? – то ли из-за хорошего воспитания, то ли чтобы нарушить затянувшуюся тишину, шепнул Чжеён и, не дожидаясь ответа от нетерпения, потянул ненужную ткань вниз, обнажая худые плечи младшего.       Сану глянул на старшего и, получив одобрительный взгляд, спешно принялся вытаскивать руки из рукавов. Закончив, он поежился от контраста горячей кожи с воздухом, сложил руки, немного прикрываясь, и посмотрел на старшего снизу вверх, будто ожидая его реакции. Было немного смущающе и интимно.       Чжеён сглотнул: у Сану не только красивая душа, но и красивое тело, которое до этого момента было так бережно спрятано в широких рубашках или кофтах. Молодой человек аккуратно наклонился и поцеловал плоскую грудь в то место, где у младшего сердце. Оно билось крупно и быстро, казалось, было готово выпрыгнуть навстречу ласковым губам возлюбленного. Чжеён повторял и повторял, чувствуя, как тело перед ним дрожит. Сану стоял, как вкопанный, опустив руки вдоль туловища и боясь прикоснуться к парню в ответ. Чжеёну захотелось это исправить: он осторожно провел от локтя до ладони, переплетая пальцы с младшим. Тот с участием также сжал теплую ладонь, в душе благодаря старшего за заботу и наблюдательность, и наконец найдя, куда деть руки.       Поняв, что не промахнулся, Чжеён тоже улыбнулся про себя. Не отрываясь от ключиц младшего, он поднял глаза и заметил, что Сану смотрел будто сквозь него, немного прикрыв глаза и млел. Ноги у него немного подкашивались, а стена была сомнительной опорой, и Чжеён решил помочь своему возлюбленному с этим.       – Пойдем на кровать? – голос парня прорезал воздух комнаты, теплый и сжатый до невозможности.       Сану показалось, что путь до кровати, которая находилась в нескольких шагах, занял целую вечность. В ушах забухало сердце, когда он лег обнаженной спиной на холодное покрывало; забухало вдвойне, когда Чжеён прямо перед его лицом в спешке стянул с себя кофту; почти замерло – когда он навис сверху.       А дальше всё было совершенно как в тумане. Чжеён целовал и целовал, кусался, трогал – казалось, что он заполнил собой все пространство вокруг, занял и впитал в себя каждый кусочек кислорода. Сану боялся даже посмотреть на старшего без одежды, боялся даже легонько тронуть, так что по-глупому искал его руки, снова и снова переплетая пальцы. Он уже не помнил какое количество раз он поцеловался с Чжеёном, но каждый новый поцелуй, как казалось, был слаще и слаще предыдущего. Старший бесцеремонно пихал язык в губы любовника, изучая влажный, теплый рот, кусался за нижнюю губу, а затем зализывал за собой укусы – и Сану это нравилось безумно.       Их животы плотно соприкасались, как и солнечные сплетения, кожа к коже, создавая между молодыми людьми некую связь – возбуждающе и интимно. Внутри у младшего всё горело, узел завязывался и становился всё туже, отчего ниже пояса жар усиливался и не давал сосредоточиться на действиях возлюбленного. Он неосознанно принялся толкаться бедрами в бедра Чжеёну, немного даже тереться, чтобы облегчить эту муку, но это не помогало. Вдруг почувствовав коленкой твёрдость старшего, парень немного занервничал и сглотнул, ибо он до последнего воспринимал всё это как дурачество, как юношеское любопытство, которое можно в любой момент остановить.       Чжеён же не унимался, снова входя во вкус. Он опустился к соскам, розовым и немного напряжённым, и припал к одному губами, второй зажимая меж пальцев. Легонько, без усилия, прикусив его и затем лизнув в качестве извинения, он услышал, как Сану ойкнул. Он дёрнул плечами и просунул ладошку между губами и собственной кожей, прикрываясь и прячась. Чжеён улыбнулся этому необычному действию, но всё-таки руку младшего убрал и поцеловал в том месте ещё раз, упиваясь томным дыханием Чу и мурашками, которые то и дело пробегали по нежной коже.       Руки старшего потянулись к ремню на брюках любовника, от чего на мягком животе Сану напряглись и прорезались от резкого напряжения мышцы. Чжеён снизу вверх взглянул на любовника, ширинка издала характерный звук, Сану глубоко и шумно вздохнул, откинул голову на подушку – и сдался, позволяя делать возлюбленному всё, что вздумается. Ненужная ткань тут же полетела на пол.       И вот Чу Сану, во всём своём естестве, предстал перед судом Чжеёна. Он был гол, как младенец в первые минуты после рождения, прикрыл глаза и часто дышал. Нет, он не дышал, от глотал воздух, приоткрыл пухлые губы: вдох, задержка, затем выдох. Было видно, что он очень волновался, живот то и дело подрагивал от сладких судорог, а колени неосознанно сводились, прикрывая секретные места. Чжеён смотрел и смотрел, не отрываясь, забыв о стыде и приличии, да оно, кажется, уже и не играло никакой роли в данную секунду. О таком он даже фантазировать не мог.       Не выдержав наконец пристального, изучающего взгляда, Сану потянулся, обвивая руками шею партнёра, вовлекая в очередной поцелуй.       "Пусть лучше целуется, а не пялится во все глаза, извращенец! Дыру во мне просверлит своими ненасытными глазищами!"       Отвлекая Сану, Чжеён осторожно развел коленом его бёдра и утроился между ними. Чжеён вел себя очень деликатно и аккуратно, а с Сану по-другому и нельзя – младший как кукла, хрупкая и нежная, готовая развалиться от одного неловкого прикосновения. Немного помедлив, он облизал фаланги пальцев, опустил руку по животу и паху любовника, пальцами приблизившись к заветному месту, но не проникая, а лишь слегка, на пробу, прикасаясь. Впервые воздух прорезал тихий стон Сану. Первый, пока довольно неуверенный, стон и потому очень важный для старшего.       – Там... что это? – парень посмотрел вниз, на чужую руку, а затем на Чжеёна с вопросом в туманных глазах. Грудь его начала подниматься всё чаще с каждым разом.       – Потерпишь чуть-чуть? – Чжеён невесомо чмокнул любовника в щеку, – Сейчас вдохни глубоко.       Сану послушался, вдохнул. И тут же тело пронзила тянущая боль, а низ живота скрутило истомой – первый палец вошёл внутрь. Он приоткрыл рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и громко простонал – простонал прямо в лицо своему возлюбленному, так тщательно изучающему каждую эмоцию на любимом лице. Стыду не было предела – младший хныкал, поднимал бёдра, метался по простыням. Стоило второму пальцу войти, младший не выдержал:       – Мне больно, хён, – глаза его в приглушенном свете блестели от слёз.       Чжеён остановился и вынул пальцы. Сану тихонько шмыгнул. Сказать по правде, старший очень боялся причинить партнёру боль или сделать что-то не так. Для него это, как и для Сану был первый раз, потому что сейчас все те короткие интрижки с девушками шли не в счёт – Чу Сану, мистер всезнайка, был совсем другой. Хоть и не хотелось это признавать, но у Чжеёна тоже было мало опыта, он чрезвычайно волновался, но не подавал виду. Спасали только форумы, которые в тайне Чжеён прошерстил досконально – не стоит врать, он ждал и готовился в этому дню уже давно.       На тумбочке нашелся увлажняющий крем – Чжеён сразу потянулся за ним.       – Можно? – по-глупому спросил он разрешения, и затем ещё более глупо проговорил, констатируя факт и выдавливая крем на пальцы, – Мне это понадобится.       Усевшись поудобнее и подтянув Сану за бёдра поближе, он вновь погрузил пальцы в жар чужого тела. Сану зажмурился, сжал зубы, но дискомфорт принял спокойнее, чем в предыдущий раз. Было стыдно, что Чжеён смотрит на него, смотрит именно туда. Он вжимался головой в подушку, комкал пальцами простынь, тихонько мычал. Колени расходились шире от частых фрикций, которые сейчас приносили больше возбуждения, чем боли. Чжеён гладил свободной рукой по животу, по голеням, по рёбрам, а руки у него были теплые, почти горячие, они успокаивали. Тем не менее, возбуждение уже доводило до сумасшествия, а под пупком уже жгло и пульсировало невыносимо. Сану хотел бы, чтобы любовник дотронулся до него там, внизу, но озвучить это у него не хватало смелости, и он беспомощно томился и изнемогал.       Наконец Чжеён закончил сладкую пытку – Сану уже ничего не соображал, только тянулся к старшему и целовал его в лицо, жался и льнул. В штанах у Чжеёна было до ужаса тесно, а от одного только взгляда на раскрытого перед ним возлюбленного становилось ещё хуже. Расстегнув ширинку джинсов, он облегчённо выдохнул и навис над младшим – терпение было уже на исходе. Вцепившись в мягкие губы своими и закинув бёдра любовника на предплечья, сжимая до красных следов, он приготовился войти. Горячо выдохнув в чужие губы молодой человек погрузился в горячее лоно.       Он до сих пор не верил, что всё это происходит с ними на самом деле. Всё было как во сне. Он вышел из Сану и снова вошёл до основания, желая повторить это невероятное чувство еще раз, выбивая из лёгких младшего вздохи и стоны. Никогда он не был так близко к Чу Сану, к этому мнимому недотроге. Никогда так четко не ощущал манящего запаха его тела, никогда не трогал там, где трогать было запрещено. Теперь это всё его, он входил и входил, оставляя синяки на девственных белых бёдрах своего младшего, кусал того за плечи, за ключицы.       Но лишь стоит взгляду опуститься ниже, на так откровенно разведённые ноги Чу, взору старшего открывается нечто, заставляющее дыхание буквально замереть, а сердце пропустить удар. Так чётко парень видит, как его собственная плоть скользит внутрь изящного тела, как скрывается в горячей полости. Чжеён, будто умопомрачённый, не мог отвести глаз – такого он никогда и представить не мог.       – Мой, мой, – шептал Чжеён, как безумный, – Ещё, я хочу ещё немного.       Сану задрожал. Он томно замычал и прогнулся, это было уже не немного: они занимались любовью. В голове всё исчезло, оставался лишь Чан Чжеён, он заполнял собою нутро, тело и мысли. Стоны вырывались из уст молодого человека снова и снова, он дышал в шею возлюбленного, прижимался к нему грудью, тёрся своим возбуждением о крепкий торс, ничего не соображая. Разрядка приближалась, но тут же ослабевала, когда старший будто на зло сбавлял темп.       На секунду он поднял прикрытые веки и посмотрел на Чжеёна: лицо его было покрыто румянцем и испариной, брови были изогнуты, он скалился, когда входил целиком, и приоткрывал рот, чтобы вдохнуть горячий воздух, когда выходил. Мышцы на его плечах, которыми он обнимал всё тело младшего, то и дело напрягались и сокращались.       "Какой красивый..." – лишь успел подумать Сану, прежде чем Чжеён ускорился. Молодых людей накрыла новая волна удовольствия.       Сану обхватил любовника руками, будто желая срастись с ним, соединиться. Узел внизу живота завязался до предела, и молодой человек метался, не зная, что делать.       Чжеён сейчас двигал бедрами с особенной силой, вбиваясь в одну точку, заставляя возлюбленного выгибаться до хруста в спине.       – Пожалуйста, – Сану шептал одно, не находя других слов, – Пожалуйста, хён...       Ещё одно резкое движение и младший кончил, бесстыдно пачкая тела молодых людей белесой жидкостью. Чжеён излился вслед с ним на живот любовника, смешивая. Всюду был беспорядок: в головах молодых людей, на бедрах Сану, на животе Чжеёна, на кровати, на простынях. Младший откинулся на подушки, всё его тело сводило судорогой после испытанного, он дрожал; старший упал рядом, оба молчали – слова были излишни. Тяжёлое дыхание прореза́ло горячий воздух в комнате. Они лежали рядом, большой и поменьше, один обнаженный, другой с приспущенными джинсами, до глупого нелепо и интимно одновременно. Лежали и смотрели в потолок.       – Сану, – первым подал голос старший, повернув голову в сторону возлюбленного.       Тот лежал также на спине, как и пару мгновений назад, в момент удовольствия, прикрыв глаза. Он не отозвался.       – Сану, – повторил парень немного тише, чем ранее, – Ты... Всё хорошо? Как ты себя чувствуешь?       Сану снова молчал, лишь уголками губ улыбаясь вопросу и заботе старшего. Он был слишком смущён и измотан.       – Сану, – не унимался Чжеён. Он поднялся и снова навис над младшим, расставив руки по обе стороны от его плеч, ожидая наконец ответа. Руки возлюбленного легли на его щеки, и Сану, не открывая глаз потянулся и крепко поцеловал Чжеёна, заменяя поцелуем все ответы.       Он не знал, что говорить – хотелось плакать или смеяться, убежать куда-нибудь далеко или плотно прижаться к любимому телу. Он не знал и поэтому молчал, влюбленный мистер всезнайка, он был совсем другим в эту секунду. Оторвавшись от губ, он всё же поднял на Чжеёна глаза и прошептал:       – Хён, а тебе такие сны снятся тоже? – он улыбнулся, как-то особенно ласково, довольный своей недавней выходкой, и провёл ладошкой по щеке старшего, – Мне просто интересно...       "Боже" – Сану никогда не был таким красивым, старший не мог устоять.       – Да, – на выдохе горячо шепчет Чжеён, прежде чем подхватить Сану за руки и притянуть ближе к себе, втягивая в объятия.       Сегодня утром, в аудитории, Чжеён и представить себе не мог, чем обернётся для них двоих это странное поведение младшего. Он не мог представить даже, что всё происходящее – не сон: слишком сильно билось сердце, слишком частыми было дыхание, слишком близко был Сану.       Никогда ещё Чжеён не испытывал ничего подобного.