light violet

      — мне, что, попросить Ильяну? она легко угадает без этих бесполезных проводов лжешь ты или нет.       Сэму почти нечего скрывать; почти. он просто парень с окраины, историю которого не узнал разве только какой-нибудь слепоглухонемой.       у него самый обычный цвет родственной души — светло-фиолетовый. маленькое пятнышко на правой ключице; цвет, соединяющий уходящее солнце и тьму, пронзительный закат. наверняка, история Сэма — это банальная романтическая мелодрама, из-за чего соулмейта искать не хотелось от слова совсем.       и на фоне подобных фактов совсем уж абсурдно выглядело желание Роберто вытряхнуть его душу наизнанку, разглядеть каждый уголок и выведать всё, что на сердце. у самого точно что-то яркое. алый? ярко-зеленый? неизвестно, но догадок достаточно. поэтому Гатри в очередной раз лишь пожимает плечами:       — Ильяны здесь нет. захочет узнать, пусть спросит на прямую.       да Коста бросает отчаянный взгляд, откидывая голову на подушки. предзакатные лучи солнца скользят по его сосредоточенному и чуть уставшему лицу. нет, повторяет про себя Сэм, мгновенно отводя взгляд. некоторое почти лучше вообще никому не знать. особенно сейчас, когда от самоконтроля после стресса осталось лишь название.       — ответ нужен не ей.       — что? неужели Сесилии не чем заняться?       — да нет же, — Роберто тянется к пледу, но в следующее мгновение отдергивает себя, аккуратно заглядывает в глаза расстерянному до невозможности Гатри, — мне ответь. кто тебе, черт побери, нравится, загадочный мальчик?       — мы же честно? — нервно смеется Сэм; запястья привычно заламывает, прямо как в моменты разрушительного выброса сил, голова идет кругом. почти грозится вырваться неуправляемой силой в ближайшее время.       — конечно, — да Коста слегка волнуется, улыбается в ответ, — если трудно, давай вместе. помнишь, раньше мы часто говорили одновременно. на раз, два, три.       — раз.       Сэм проклял бы этот день, но сейчас ему кажется, что он благословлен. страх и волнение накатывают, сразу же отступая, стоит лишь поймать уверенный взгляд Роберто. закатные лучи теряют весь золотистый оттенок, оставляя освящение в более лиловых цветах.       — два.       сегодня так сегодня. он пересаживается на ближний диван, больше не разрывая зрительный контакт. почти зажившая рука начинает подозрительно пульсировать. в груди, перейдя на сумасшедший ритм, колотится сердце, с тупой болью стуча о поломанные ребра, еле заметно расстворяет почти в предстоящей встрече со взглядом полного непонимания и отрицания.       — три.       — да ты же знаешь! — катитится со смеху Сэм, не выдерживая напряжения, — ну ты это, ты. услышал, что хотел?       Роберто моргает, как-то совсем автоматически, словно не понимая, что делает, выставляет руку вперед, чтобы Гатри в приступе почти истерического смеха не ударился лбом о спинку дивана. тогда-то у него в висках начинает стучать на повторе одно и тоже ты это, ты и остальное застилает светло-фиолетовая рябь перед глазами. какой знакомый цвет.       Сэм ещё заливается облегченным смехом, когда да Коста притягивает его к себе за рубашку. аккуратно, придерживая больную руку, вместе с тем настойчиво и твердо, он медленно, внимательно разглядывает крохотную точку светло-фиолетового цвета.       — услышать-то услышал. но пока не ответил, — тихо шепчет, оставляя еле ощутимое прикосновение на чужих губах, — я так долго не замечал твой цвет. наш цвет.       медленно, осторожничая, думает Сэм, излишне осторожничая. и правда, какая-то мелодрама получается. если они действительно родственные души, то зачем так осторожничать? Роберто никогда не отличался сдержанным характером, что могло измениться сейчас.       — что ты там ответил? — он находит себе силы не застыть от шока, и задыхаясь, произносит, — нужно немного по-другому. сто раз тебе говорил — нельзя со мной излишне мягчить.       и здоровой рукой опирается на диван, вовлекает Роберто в следущие поцелуи, смелые, более открытые, отмечая тяжелое прерывистое дыхание. кажется кто-то тоже пытается цепляться за мнимый самоконтроль.       когда мимо зала проходит Ильяна, замечая их, она лишь закатывает глаза, приглушенно фыркает и отворачивается с улыбкой. два слепых дурачка, один из которых не может прекратить себя калечить, а другой не может отличить метку родственной души от очередного синяка. пришлось слегка помочь, подтолкнуть к действиям. и больше никаких тайн в этом доме.       конечно, ведь Сэму нечего скрывать.