Лицом к лицу.

Автор начинает повествование… Казалось бы. Быть может, Чехов сидит даже не на плече у своего персонажа, а говорит изнутри него? А когда приходит время рассказать о герое со стороны, вылезает наружу, выглядывает, пока другие его не видят. Сложно все таки создателю жить среди своих персонажей. Ведь если они увидят его, то подумают, что за ними следят. Почувствуют себя подопытными. И у автора не получится их описать изнутри от и до, включая атмосферу, заполняющую все события, которые происходят с ними. Не дело это. И каждодневно лилипут-писатель пронизывается внутренним миром своих персонажей-гигантов, катаясь по их нервным клеткам, окутываясь ими. И передавая всю драматичность их мыслей, переплетение событий, объединяющие людей, живущих в разных рассказах. Состояние героя довольно часто выбегает из-под кожи. Его настолько много, что даже в человеке ему не сидится. Оно вырывается и стучится во все дома, щекочет ветреными порывами, переворачивает деревья вверх корнями. Охватывает собой все, что попадается на пути. Так же сделало и состояние Якова. А жизнь ли это была? Те же гробы. Он всего себя посвятил гробам. Не это ли описание состояния мертвизны его разлагающегося тела? И в момент этот вопрос остается риторическим, и появляется то самое переплетение событий. Ассоциативно мы переносимся к Ионычу. В начале он был невообразимо жив, но в самом конце стал невыразимо мертв. Только об этом не говорится прямо. Состояние смерти застыло в воздухе и не знает, куда ему возвращаться. Не знает, куда ему дальше идти. Вроде бы все двери открыты, но оно останется застывшим, пока к нему не прикоснется воображение читателя. Вот вам и открытая концовка. Но смерть начала витать в воздухе уже в середине рассказа, не зря ведь встреча была назначена именно на кладбище. Именно там он начал шептаться со своей «избавительницей». В то время, как Яков под конец рассказа ожил, что не но есть, ожил. И это рождение так же застыло, как и состояние смерти противоположного персонажа. Опять же! Открытая концовка - существо, которое присутствует не просто так. Это доказательство того, что все не так, как казалось бы. Что с Яковом произошла не смерть, полностью оканчивавшая все, что было, а жизнь, именно жизнь. Автор хоть и мал по сравнению со своими героями, но все же создатель. Он переместил проекцию жизни Якова на Ротшильда. И об этом, опять же, не говорится прямо в тексте. И даже не говорится. Передается состоянием изнутри. А играл ту прекрасную мелодию не Ротшильд, а Яков. И душевное расцветание Ротшильда было описанием новой жизни Якова, но только смещенное, перевернутое. Правда, открытая концовка и здесь подкрадется в наши умы. Если замедлить время, кто знает, Ротшильд ли это, Яков ли, или же сменивший обстановку Дмитрий Старцев… Кто знает.