Ты такой замечательный

Шаг первый. Шаг второй, но менее уверенный. Тишина. Шаги стихли. В ушах гулко. Тома немедленно оборачивается, потому что уже знает, кто стоит позади него и упорно всматривается в его спину, которая едва подрагивает от нетерпения. Тело управляющего все еще повернуто в противоположную сторону, а правая нога так и просит сделать еще шажок. Но его застали, теперь надо объясниться, куда же он собрался поздно вечером, ещё и не предупредив. — Господин Аято… — руки складываются в приветственном жесте — вы куда-то направляетесь? — спрашивается Тома и тут же осекается. Точно. Это же он куда-то направляется. Он обреченно сводит брови. — Не поверишь, но у меня к тебе тот же вопрос — Аято сейчас в приподнятом настроении. На его лицо мягко ложится улыбка, а голова склоняется на бок в ожидании ответа. Молодой господин замечает: Тома немного нервничает, то ли из-за того, что не может сказать причину, по которой он отправляется куда-то в столь поздний час, то ли от того что его задерживают. Обладатель пиро глаза бога рвано вздыхает и сбивчиво тараторит. — Если вы сейчас не заняты, я. — он запинается — Мог бы показать- и складывая руки за спиной, перекатывается с пятки на носок, неловко улыбаясь. Аято смеется тихо, а после оглядывается и в шутку ищет что-то, что могло бы занять его вместо Томы. Но единственное, что мелькает перед глазами среди сплошных деревьев, травы и дороги к имению Камисато — это пшеничная макушка и зеленые глаза, смотрящие на него в ожидании. — Тебе повезло — отшучивается Аято — у меня сейчас нет абсолютно никаких дел. Сов-сем.- Последнее слово мужчина произносит по слогам, отчеканивая гласные, все так же улыбаясь. Инадзума мирно спит, укрывшись лепестками сакуры, которые так и норовят запутаться в чьих-нибудь волосах. В воздухе стоит свежий запах травы и чего-то сладкого. Сверху отражает свет полная луна, наблюдая концерт сверчков, выступая в роли молчаливого дирижера, дающего указания только когда никто, кроме ночных обитателей, не видит и не слышит сумеречную рапсодию. С утра немой руководитель снова уйдет на покой, но обязательно вернется через несколько часов, чтобы непонятные песни вновь заиграли. -Мы почти пришли, господин Камисато — уже уверенно говорит Тома. Прогулочным шагом, они подошли к самому началу города. Небольшие домишки, водяная мельница, грядки с помидорами и большое, широкое дерево, раскинувшее свою приличную розоватую крону, дабы прикрыть и себя, и тех, кто прячется у его корней от дневного светилы, что так щедро и навязчиво протягивает всем свои лучи в разгар весны. — Просто Аято — вот так легко отвечает его спутник. Он давно не бывал в самом городе, особенно в этих чертогах и теперь глазел по сторонам, словно оказался здесь впервые. -Простити-те-и_- Тома посмеивается с собственной ошибки и слегка чешет затылок, а за ним вторит и сам Аято. — Прост…и. Привык к формальностям — он мельком смотрит на главу клана, что понимающе кивает ему, а затем что-то суматошно ищет глазами. Прищурившись и остановившись взглядом на одной точке, он вдруг подрывается и тихими, довольно быстрыми и резкими шагами, направляется куда-то к кустам, рядом с грядками. Но через пару секунд немного притормаживает и идя гораздо спокойнее, он доходит до тех самых несчастных кустиков, присаживается на корточки, машет рукой в приветствующем жесте, улыбается и что-то тихо говорит. Все что смог услышать Аято это «гость» и «очень хороший человек». Тома оборачивается и хочет подозвать молодого господина, но он уже оказывается где-то под правым боком, так же присаживаясь, подбирая рукава, чтобы не запачкать их, и с интересом разглядывает картинку перед ним. Раз, два, три, четыре… Пять кошек лежат на самодельной подстилке из сена. Точнее одна черно-белая кошка и четыре ее маленькие копии. Пушистая мама продолжала мурлыкать, щуря свои желтые светящиеся глаза. Но по всей видимости незнакомый запах насторожил ее, потому кончик ее хвоста беспокойно подрагивал. Малыши крохотными лапками мяли живот кормилицы, но лежали довольно тихо, не издавая жалобных пищаний, которыми они обычно подзывают мать. Видимо четырех черно-белых… а нет. Один из них все же, был полностью черным. Видимо трех черно-белых котят и одного немного обделенного черного котенка, уже клонило в сон, так размышлял Аято. Тот кстати, совсем не заметил, как его ладонь оказалась на плече Томы. Видимо, уйдя в свои мысли, тело автоматически нашло опору. А он и не против. — Эту красавицу зовут Мао — с гордостью отца произносит управляющий. Он мило улыбается сам себе, и поворачивает голову к Аято, отвлекаясь от кошачьей семьи. — Наверное, сам роды принимал — вопрос сам просился быть озвученным. На него смотрят хитро-хитро, желая слегка подколоть. — Не поверишь, но почти так и есть — Тома наклоняет голову точь-в-точь как глава клана и прикрывает глаза. — Я тогда, правда, опоздал. Знал бы ты, как я испугался! Это…мой первый опыт в таких делах. Я абсолютно не знал, что делать. Мао тогда уже родила последнего и принялась их вылизывать. Я сидел около нее с непонимающим взглядом и пытался сделать хоть что-то, а она тем временем уже таскала их по очереди к моим ногам. Эта кошка выглядела спокойнее чем я! — повышает он голос на полтона. Они с Аято уже сидят друг напротив друга, и последний еле сдерживает хохот и прикрывает рот рукой, чтобы уж наверняка не сорваться. Он слегка покраснел из-за подступающего смеха, а в уголках глаз скопились смешинки и голубые искорки, что отражала луна. — Ну что ты смеешься… — спрашивает Тома, а губы сами тянутся вверх, и он скрывает смешок в тыльной стороне ладони — Между прочим я сам таскал им сено на подстилку. Не мог же я в конце концов остаться нянькой навечно — уже Томины руки были на плечах Аято, потому как он заметил, что еще чуть-чуть и глава клана Камисато упадет на траву заливаясь смехом. Немного успокоившись, Аято косит глазами на уже мирно сопящую кошку. Внезапная мысль посещает его, и она тут же произносится вслух –Тебе не кажется странным, что она так спокойно меня принимает? — мужчина напротив задумался — Мы видим друг друга впервые в жизни, а она со своими отпрысками под боком спокойно спит, хотя должна бы воспринимать меня как потенциальную угрозу. Вон, даже глазом не моргнула — управляющий комиссии, так же поворачивает голову, рассматривая и, видимо, о чем-то размышляя. После нескольких секунд тишины, Тома выдает — Наверное… Наверное, потому что, твой запах остался на мне… В смысле, что мы видимся часто, ну и там… Рядом стоим, и… В имении одном живем, там… — До него только что дошел смысл его же слов. И звучало это очень смущающе и довольно двусмысленно. Тома вздыхает и опускает глаза, понимая, что надо как-то выкрутиться, и вдруг замирает, не успев наплести еще парочку оправданий. — Что… — Ладони главы клана, оказавшиеся на его щеках, заставляют посмотреть на своего собеседника. Свежий ночной ветерок пробирается под одежды и заставляет слегка вздрогнуть. Или это вовсе не ветер… — Тома. — звучит приглушенно и бархатно чужой голос — Ты такой замечательный. — Аято про себя вложил в эти три слова столько смысла и теперь ему кажется, что на слух это звучит не так хорошо, как он себе придумал. Названный робко хлопает пушистыми ресницами и пододвигается чуть ближе. — И почему же…? — шепотом спрашивает он. На его вопрос не отвечают. Лишь ласково поглаживают большими пальцами, тепло от которых чувствуется даже через перчатки, розоватые щеки и смотрят так нежно-нежно, прямо в глаза, не отрываясь совсем. –Тома — снова звучит это имя, только теперь таким же шепотом на который они перешли несколько мгновений назад. Хриплые нотки бегают мурашками по шее — Можно тебя поцеловать? «Странный вопрос» — думает управляющий, по-дурацки хмуря брови и немедленно кивая. А потом до него доходит на что он дал согласие. Дырявая его голова, совсем уж заработался, раз пропускает мимо ушей вопрос, который решает его отношения с молодым господином…. Поток его мыслей прерывается, когда он чувствует горячее дыхание и контраст прохладных губ, что неловко касаются его щеки. Так по-детски наивно и нежно, что после этого сотни мотыльков фейерверками разлетаются где-то чуть ниже ребер, а на том месте, остается горячий след. Аято чуть отстраняется, оценивает взглядом и снова клюет куда-то в нос. Тома не дышит, не шевелится, лишь внимает действиям человека, от которого жар по всему лицу и навязчивая мысль сделать что-то такое же. Но он молчит и покорно ждет, желая понять, что же будет дальше. А дальше… Дальше Аято понимает, что только щек и кончика носа ему мало. Очень мало. Ему Томы в принципе мало. Его хотелось расцеловать всего-всего, каждый участок, каждый сантиметр, чтобы утонуть, задохнуться в нем, а потом вынырнуть, распахнуть снова глаза, отдышаться и долго-долго рассматривать его. Глаза, брови, черный ободок, волосы… Волосы? Они всегда были такими? Такими притягательными. Хочется потрогать их, чтобы убедится, что действительно, вот они, такие мягкие, податливые и пахнут земляникой. И глава клана Камисато, как и подобает его статусу убивает двух зайцев разом: кладет одну ладонь ему на затылок, пропуская сквозь пальцы соломенные пряди, а другой аккуратно берет Тому за подбородок и наконец находит своими губами чужие. К сожалению, через перчатки очень плохо чувствуется, насколько шелковистые у управляющего комиссии волосы. Зато прекрасно чувствуются его припухлые, покрасневшие губы. Целоваться Тома не умеет от слова совсем. Неумело мажет в ответ, стараясь уловить темп, жмурит глаза, а сердце колотится так сильно-сильно, словно отбивает чечетку. Аято все понимает, не давит, не настаивает, не углубляет, не кусается. Делает это со всей прилежностью, но долго не отпускает. И не отпустит теперь. Они отстраняются, у Томы подкашиваются затекшие давным-давно ноги, и оба падают куда-то в траву, все так же хватаясь друг за друга.