Гнев дьявола

Хёнджин - Клянусь, милый, я вырежу тебе печень, если ты не прекратишь! - громкий грозный крик Алайны эхом разносится по моему дому. Я открываю глаза, пустым взглядом уставившись в потолок. Они снова здесь и по моему - это я вырежу кое кому печень сегодня. В голове слишком много мыслей, как и всегда на протяжении четырех лет. Я не знаю как остановить этот поток картинок и слов у себя в голове, поэтому это пытается уничтожить меня раз за разом. Как и каждый день. Пытаюсь найти желание встать и прожить эту бесконечную жизнь, но как обычно его нет. Опять же, как и каждый день. Если раньше мне было легче жить с заблокированными чувствами, думать, что их нет и безразлично пролистывать год за годом, то сейчас, когда я знаю, что у меня есть чувства, что я переживаю эмоции как и любой гребаный человек, мне не так легко. Я чувствую каждую унцию боли и ненависти, которая поглощает меня. Как и каждый день на протяжении четырех лет. Провожу рукой по волосам и усаживаюсь спиной к спинке кровати, посмотрев на огромную картину перед своей кроватью. Это единственное, что я вижу каждый день, когда просыпаюсь и каждый день, когда засыпаю. Она помогает мне справиться со всеми мыслями, но также добивает меня. - Доброе утро, - хрипло произношу я, слегка улыбнувшись картине. Она очень большая, занимает середину стены и моё черное сердце. Я рисовал Юну бесчисленное количество раз и эта картина, одна из мною любимых. Я нарисовал её через год после смерти своей девушки, когда наконец смог взять кисть в руки. Это было огромным шагом вперед с моей стороны, но до сих пор я не сдвинулся с места. На холсте запечатлен момент, когда мы вместе сидели с ней у кабинета медсестры и ждали Хёну. Казалось бы, это было совсем недавно, но уже прошло столько времени. Она сидит, закинув ногу на ногу в своей форме чирлидерши и гордо пьет воду из стакана. Тогда мне казалось, что Юна лживая сука, но она самое прекрасное создание, существовавшее в этом мире. Мысли снова начинают топить меня, поэтому я, чтобы окончательно не расклеиться, выползаю с постели и иду в ванную. Всё делается автопилотом, потому что у меня нет желания что-либо из этого делать. Я упираюсь руками в мойку и выдыхаю, посмотрев на свое отражение в зеркале. Скулы впали настолько, что я даже не уверен, сколько килограмм я сбросил. Темные круги под глазами. Черные волосы. Одна из перемен, которая случилось со мной после трагедии. Четыре года назад. Я вдыхаю дым и откашливаюсь. Что за черт. Пахнет горелым и ужасно вонючим жареным мясом, как-будто кого-то прямо здесь поджарили на костре. Все тело сильно болит, кровь течет из разных ран на моем животе и я поднимаюсь, чтобы найти ребят. Я надеюсь, что с Юной все в порядке, потому что именно от неё шла эта убийственная волна. Отца нигде не видно и Сэма тоже. Я встаю с колен и оглядываюсь. Где-то недалеко от меня плетется Чанбин, хромая на правую ногу и я рад, что он в порядке, но меня сейчас заботит одно: где Юна? Ответ на этот вопрос находит меня почти сразу. Когда я продолжил оглядываться, в нескольких метрах от меня увидел светлые волосы, а затем и платье, которое окрашено в красный цвет чьей-то кровью. Я просто надеюсь, что это моя кровь и ничего страшного не произошло, когда со всех ног бегу к ней. Юна лежит. Её глаза закрыты, будто она спит. Сначала, мне кажется, что она просто без сознания, но по мере моего приближения к ней, понимаю, что это не так. Моё сердце так сильно колотится и руки трясутся, когда я падаю перед ней на колени, поднимаю ее голову и обнимаю. Она лежит у меня на ногах, руки свисают по бокам, а голова так неестественно повернута, что мне становится плохо. - Эй, эй, эй, - я легонько шлепаю её по щекам, - Я сейчас позову врача и тебе помогут. Будь со мной! Руки трясутся, когда я качаю ее у себя на руках. Вперед-назад. Я смотрю по сторонам, в поисках помощи и замечаю Сэма, который стоит рядом, засунув руки в волосы и потянув их во всех стороны. - Что ты стоишь? - рычу я на него, - вызови скорую, пожалуйста! - Она…мертва, кажется, - заикается Сэм. Он не смотрит на меня, он смотрит на неё и его глаза слезятся. - Какого черта ты несешь?! - Ору я, качая её. Она не может. Она не может умереть. Это все было для неё, для того, чтобы она жила, для того, чтобы она могла быть счастливой. Черт, нет. Я не могу поверить. Я качаю её, убаюкивая, пытаясь согреть. Может быть она просто замерзла, поэтому такая холодная? Капли падают на её щеки и по началу я даже не могу понять, что это, пока тихий крик мольбы не раздается от меня. Это мои слезы. Я. Блять. Плачу. Я крепко зажимаю её в объятиях, усыпая поцелуями лицо, убирая кровавые волосы. Это все просто ужасный сон. Ким Юна не могла умереть, потому что я защищал её ценой своей жизни. Должен был умереть я, а не она. Это было все для того, чтобы она жила. Какого черта мне вообще нужно было? Зачем я согласился на это задание, пообещав отцу убить её, зачем я все это продолжал и тянул до последнего? Зачем мне все было это нужно? Мне не нужен этот ебучий мир без неё. Что-то взрывается сзади меня. Мои эмоции влияют на окружающую среду. Зачем мне эта сила и власть над всем миром, если я не могу вернуть к жизни любимую? Дальше я мало что помнил. Помнил как сломал ребро Джисону, когда он пытался оттащить меня от неё, помню как бежал с ней на руках до ближайшего намеленного пункта, надеясь, что кто-то поможет вылечить её. Помню как разбил рожу её отцу, который считался Богом, но не мог ей помочь и пытался остановить меня. В какой-то момент я стал слишком неуправляемым и тогда Сэмуэль, кажется, вырубил меня. Настоящее время. Воспоминания о том дне всё еще свежи у меня в глазах и это ничто не сможет изменить. Я погряз во тьме. Я принимал запрещенные вещества, напивался до потери сознания, мне сносило крышу и я убивал. Я помню, как лежал на полу в её комнате общаги, смотря в потолок. В следующую секунду, я крушил вещи у себя дома, пытаясь заглушить эту боль. Потом были похороны. Ким Юну хоронили в закрытом гробу, потому что врачи не смогли привести её в нормальный вид. Для людей была версия того, что на неё просто напали. С её ненастоящими родителями я даже не разговаривал. Они пытались подойти ко мне пару раз, но мой взгляд красноречиво давал им понять, что я не хочу разговаривать. Они все знали и они ни черта не сказали. Я хотел лечь рядом с ней, но не мог. В этом ужас бессмертия. Наступили ужасные времена. Не помню как жил, ел, пил или дышал. Я не заботился о себе, дрался в подпольных боях Ада, в которых несомненно был чемпионом. Мне нужно было иногда ощущать пустую голову на плечах. Я не понимал ничего. Я не жил, я не существовал, я ходил пустой оболочкой, отказываясь от всего, что когда-либо имело значение. Мне не хотелось жить. Я слишком сильно любил человека, которого не мог вернуть и это заставляло меня чувствовать себя хуже и хуже. Я пытался убить себя четыре раза, четыре чертовых раза я провалился. Говорят, что самоубийство для слабаков и я не отрицаю. я слабак, и я убил бы себя еще миллиард раз, если бы это пообещало бы мне встретиться с моей ангельской. Я слабак, потому что не могу быть сильным мужчиной без своей любимой. Она придавала мне силу даже когда не знала об этом. Каждый день я смотрел на её фотографии, читал наши переписки и просто молча смотрел в потолок. Я добивал себя морально самыми ужасными из способов. Сэм и Алайна всегда были рядом со мной. Сынмин поправился и ему стало лучше, ребята старались быть всегда поблизости, не оставляя меня одного, но я не мог так жить. Не мог видеть их сочувствующие и напуганные взгляды. Я превратился еще в худшего монстра, чем был когда-либо и это не шло мне на пользу. Я утопал в ненависти к себе долгое время, до тех пор, пока Сэм не схватил меня и не выбил из меня все дерьмо. После моей очередной вечеринки жалости к себе, трех бутылок коньяка и фотографии Ким Юны на своем телефоне. Наверное, именно тогда у него сдали нервы. Сэм схватил меня за шкирку как тряпку и ударил меня в челюсть с такой силой, что меня отшвырнуло в стену. - Соберись, грёбаный мудак, - кричал он мне, пока я вытирал рукавом кровь и сплевывал её на пол. Я язвительно улыбался, стоя на шатающихся ногах. Мне не хотелось с ним драться. Пусть он просто убьет меня и покончит с этим. Сэм схватил меня за грудки и потряс. - Возьми себя в руки, Хван Хёнджин! Ты похож на мудаческую соплю и ты знаешь это! Наш отец мертв, ты как никогда нужен нам. Ты не можешь просто взять и убивать себя этими вредными привычками. Ты пытался умереть Хёнджин, что ж, у тебя не вышло. Я разобью тебе лицо и засуну твой член тебе в жопу, если ты не соберёшься. Если бы Юна видела тебя сейчас, она бы сказала, что ты гребной позорник. - он выплюнул это так, будто мечтал об этом сказать, - ты уничтожаешь себя уже целый год и мы все переживали её смерть не лучшим образом, ты просто не можешь взять и поставить точку на своей жизни. Я не позволю тебе загубить себя, Хван Хёнджин. Если мне потребуется для этого много ужасных методов, я готов. Той ночью я лежал и думал о его словах. Я год уничтожал себя самыми разными способами, забыв о том, что у меня есть брат близнец и его будущая жена. Сэм не раз говорил, что ни за что не возьмется за роль Повелителя Ада и я знал, что я в скором времени займу это место. Я не буду своим отцом, но я буду новым человеком. Проблемы уже были из-за того, что на посту не было того, кто должен на нем сидеть. Если я забью на трон, я уничтожу мир к чертовой матери. Мир, в котором будут жить мои будущие племянники, мой брат и друзья. Первое, что я сделал для того, чтобы поменять в себе прошлого себя - я перекрасил волосы. На следующее утро после нашего разговора с Сэмом, я усадил его и Алайну в ванной. Я сел на стул перед зеркалом и вручил Алайне краску. - Ты уверен? - она с сомнением посмотрела на меня, а затем на чашку с краской. Я молча кивнул. Для меня никогда не было важным цвет моих волос. Я с рождения блондин и это никогда не беспокоило меня, но сейчас мне кажется это чем-то ужасным. Мои волосы светлые. Юна однажды назвала их солнцем, она просила меня не переставать светить, но я не могу это делать, когда нет её. Я никогда не смогу чувствовать себя хотя бы немного счастливым. Мне кажется, что иметь светлые волосы, это слишком. Поэтому теперь я брюнет. Я не замечал, что мой дом потух настолько, что ребята, которых я видел каждый день на протяжении года боятся шепнуть что-то лишнее. Они уже жили в моем особняке, боясь бросить меня одного, но здесь никогда не было смеха и шуток после той трагедии. Мы всегда молча ели и молча расходились в свои комнаты. Только потом я понял, насколько все стало плохо. Я никогда ничего не замечал. Со временем я стал отпускать шутки, чтобы расслабить их. Чтобы они думали, что я возвращаюсь в норму. Но это не так. Мне не было смешно, я не был счастлив, но я хотя бы пытался сделать свое присутствие в этом доме переносимым. - Понятное дело он грустит, - вздыхает Джисон, - ты, вот, любил когда-нибудь? Я услышал этот разговор, когда шел из кабинета за банкой колы. - Да, твою маму, - Чанбин закидывает руку на спинку дивана и мечтательно вздыхает- она была лучшей милфой в моей жизни. - Пошел ты, урод!- Джисон кидает в него бутылку из под пива. Они оба перевели свои грустные взгляды на портрет Юны, нарисованный мною, который я повесил в гостиной. Возможно, в этот момент я понял, что я не один переносил её смерть мучительно. Я знаю, что никогда не буду жить как прежде. Но я буду стараться делать вид, что я хотя бы жив. Я никогда не смогу найти себе девушку, никогда не женюсь и не заведу детей. Мне не нужно было даже обещать себе это, потому что я уже знал, что это так. Я слишком сильно любил одну и не видел без неё своей жизни. Это не изменится. Со временем, я взял кисточку в руки и стал рисовать. Я каждый раз рисовал Юну и ничего кроме неё. Наверное, друзья стали считать меня сумасшедшим и помешанным на ней, когда я стал развешивать эти портреты по всему дому, но они не возражали. Это все-таки был мой дом. Я мечтал открыть галерею и показать всем какая она восхитительная, но решил сделать эту галерею из своего дома. Мне будет проще, если я буду видеть частичку неё каждый день. Я умылся, переоделся в джинсы и черное худи. Мой брат и его жена скандалили на первом этаже, когда я спустился вниз. - Что опять случилось? - я приподнял бровь, посмотрев на близнеца, сидящего за барной стойкой, пока Алайна в это время резала огурец за кухонным гарнитуром. - Алайна разбила мой новый Мазарати своей битой, - возмущённо сказал Сэм. - Купи новый, - я пожал плечами, подошел к девушке и забрал у неё кусочек огурца. Она раздраженно посмотрела на меня и хлопнула меня по руке. - Не таскай пока я еще не приготовила, - закатывает она глаза. Я поднимаю руки в знак капитуляции и запускаю кофе машину, чтобы она приготовила мне кофе. - Не хочешь спросить почему она это сделала? - Сэм постукивает пальцами по барной стойке. - Почему, Сэмми-бой? Что ты сделал? - я смотрю на него, параллельно листая свою рабочую почту. Хван Индестриз теперь тоже моя компания, а она требует слишком времени на себя. - Она подумала, что я ей изменил! - он вскидывает руки, - Ты сам в это поверишь? А все потому, что мне написала твоя секретарша с вопросом«Сможешь снова помочь мне подобрать белье?». Я хмуро смотрю на Алайну и фыркаю со смеху. - Ей же восемьдесят пять, - я вскидываю брови. - Вот именно! - Сэм качает головой, - ей восемьдесят пять! Пока я ждал тебя неделю назад, я помог ей выбрать вещи для своего внука-подростка, алло! - Откуда я знаю, помогал ли ты ей выбрать белье или трахал её! - Алайна швыряет нож на столешницу, - я ни разу не видела твою пожилую секретаршу, Джинни. Последний раз, когда я была, там была девушка двадцати двух лет! Не покрывай его, я знаю, что ты его брат! Я поперхнулся кофе и закашлялся. Мне бы не хотелось представлять как Сэм трахает бабулю-секретаршу, но это уже всплыло у меня в голове и меня затошнило. - Я поменял секретаршу неделю назад на старую, потому что прошлая молодая заявилась ко мне в кабинет голая, Алайна, - я покачал головой, вздохнув. - ты зря разбила его машину. Она открыла рот, жалобно смотря на моего брата. Сэм же смотрел на меня непроницаемым взглядом. - Ты воспользовался моментом? - спросил он. Я сжал одной рукой столешницу, делая вид, что все в порядке. - Нет, - сказал, как отрезал. - Может тебе уже стоит потрахаться? Серьезно, четыре года, Джинни. Физические потребности никуда не деть, - Сэм пожимает плечами. Я отрицательно качаю головой. Я не хочу. Я пытался попробовать посмотреть порно, но у меня даже не встал. Моя ангельская полностью поставила на мне печать. Кажется, я буду держать эту печать до конца своих дней. Сэм грустно посмотрел на меня, когда Алайна обняла его со спины. - Её не вернуть, Хёнджин, - тихо произносит он. Я ставлю стакан на стол с такой силой, что он разбивается на осколки. - мне пора на работу, - бросаю я и удаляюсь.