Зоркий глаз

После дождя на набережной как-то зябко. Слишком сыро. Володя меряет гранит мостовой шагами в десятый раз, но это его проблемы, что он так стремился встретиться, что пришел раньше на полчаса до назначенного срока. От дыхания в воздухе пар, в свете фонаря — оранжевый. Так еще ответил на пашино сообщение, мол, в семь часов — да, уже буду успевать. Как будто у него сегодня были какие-то другие дела, кроме как смотреть в потолок да считать часы до момента, когда надо собираться и выходить. Володю теперь часто морозит, хотя к погоде он давно вроде как привык. Но этот город такой изменчивый — может днем приласкать солнцем, а к сумеркам отхлестать ветром с большой воды. Вот и сейчас холодные порывы забираются под куртку, как ни кутайся — Володя прячет руки в карманы и натыкается на пачку сигарет. Согреться, конечно, от курева нельзя, но с огоньком в руке как-то уютнее. Пламя упорно сбивает, и подкурить получается раза с третьего. В ночном освещении библиотека светится, как снежная крепость. Его Королева все никак не спускается — Володя старается не пялиться на красивые кованые ворота, как влюбленный школьник или пёс, которому дали команду “сидеть”, но получается плохо. Девушку, которая окликает его неуверенным “эй.. извините?” и подходит со стороны проспекта, он не сразу замечает. Только что же выходила из библиотеки — её фиолетовые косички в глаза бросились — и зачем-то вернулась, видимо. За ним. Вблизи Володя понимает, что девушке и восемнадцати не дашь — совсем школьница. Оправа еще детская, из такой она уже выросла. Но смотрит по-взрослому решительно. И недобро. — Вы… вы к Павлу Александровичу? — спрашивает она, сильнее сжимая кулаки на лямках фиолетового рюкзака. — Ну можно его и так назвать, — Володя шмыгает носом, — а что такое? Паша-то оказывается Павел Александрович. Наверное, когда его зовут на вы и по имени-отчеству, нос у него выше гор задран. Но ему идет. — Не думайте, что он одинокий и вам всё с рук сойдет, — девочка выговаривает ему очень зло, но Володя видит, что её потряхивает. Ветер треплет короткие фиолетовые волосы у её лица и они бьются о стекла очков, — сталкинг — это преступление. Володя давится дымом. — Девушка, я сейчас вот вообще не понял, про что вы, но вы меня кажется перепутали с кем-то, — он тушит окурок о гранитную набережную и судя по тому, как девочка морщит нос, очков ему это не прибавило, — я друга жду. Павла, как вы сказали, Александровича. Высокий такой, кудрявый, в библиотеке работает. — Вы думаете, я дурочка совсем? — она чуть ли не ногой топает, — Мы все знаем, что из-за вас он занятия раньше заканчивает, чтобы по темноте не ходить. У Володи по спине пробегают мурашки, но уже не от ветра. — Слушай, ты меня правда путаешь с каким-то человеком, но… — Володя! Лиза? — он не успевает расспросить, как знакомый голос их окликает. Паша спешит через набережную, одергивая воротник пальто. — Я думал, что ты уже давно ушла. Родители волноваться не будут? — Нет, Павел Александрович, — бормочет девочка, стыдливо пряча нос в шарф, — я пойду. — Володь, Лиза у меня одна из самых лучших студенток в группе, помнишь проект по Клюеву, который в городском конкурсе победил? Вот это она выступала, — с гордостью рассказывает Паша, и берет Володю под руку, — до следующего четверга тогда, нам в другую сторону. — Ты очень смелая, но ты все же не наезжай одна вечером на стремных дядек, которых считаешь преступниками, — Володя сочувственно смотрит на девочку, которая почти готова расплакаться, — не переживай. Мы и правда пойдем, — он бросает взгляд на побледневшего Пашу, — поговорить надо. Его приходится тащить в сторону, и наверное, это снова заставляет Лизу сомневаться, что Володя всё-таки не какой-то ужасный человек, но уж очень не хочется смущать её больше. Да и выспрашивать про то, какого хрена в пашиной жизни происходит и какого лешего он это скрывает, при детских ушах не стоит. Паша автоматически передвигает ноги и смотрит куда-то вдаль сумеречной набережной, где темнеет без единого фонаря зелень Летнего Сада. — Мои ученики в курсе моей личной жизни, еще и пытаются решать мои проблемы, — выдыхает он, — это просто позор какой-то. — А я уж думал, что ты детям жалуешься, совсем с ума сошел, — бурчит Володя, — мало того, что раньше, чем мне, рассказываешь. Володя злится, но прижимает Пашу к себе сильнее — холодно просто зверски. — У меня в каждом выпуске по влюбленному школьнику, а то и по паре, я что первое научился тут делать, так это дистанцию держать, ну нет, — Паша вздрагивает, — подслушали что ли. Может, телефон где-то оставил и не заметил. Не знаю. — То есть, тебя пасет какой-то мужик, еще и угрозы тебе пишет, — Володя уже чувствует, как его начинает потряхивать, — и ты молчишь. Паша резко останавливается, так, что Володя не успевает затормозить и дергает его за руку. На его лицо падает свет от красной вывески продуктового — скривившийся уголок рта и поджатые губы, Пашины черты кажутся заострившимися от злости. — Ты действительно думаешь. — медленно и ядовито отвечает он, — Ты действительно думаешь, что я нуждаюсь в защите. Что я бы попросил мужчину защитить меня от другого мужчины. Паша сам на себя не похож, когда так говорит — на секунду Володя чувствует, как в животе разливается кислотой вместе с яростью странное чувство, похожее больше всего на страх. Но ярость затапливает его больше. — Я думаю, что переломал бы этой мрази ноги не потому, что ты сам этого не можешь, — выплевывает он, — а потому что он этого заслуживает. — А я тебя об этом просил? — Паша повышает голос и Володя косит взгляд в сторону библиотеки. А Лиза все наблюдает за ними, держась за лямки своего рюкзака, — У меня от такого только больше проблем будет, если мусора узнают, за что, как ты говоришь, ноги переломали. Может, я поэтому и не говорил, — он складывает руки на груди, — чтобы ты не лез, куда не просили. Володя делает шаг к нему вплотную, смотрит снизу вверх — спину морозит ветром, но между ними кипуче жарко. — Я бы никогда — никогда — не сделал что-то без твоего ведома, без твоего желания, — чеканит он, упорно глядя в почерневшие глаза, — даже считая, что защищаю. Паша закусывает губу. Выдыхает шумно через нос. Они стоят так, молча, не двигаясь — Володя осторожно обхватывает его за плечи ладонями, пытаясь подать сигнал перемирия. Мимо проезжает бесконечный поток машин, и только через минуту Паша оттаивает. — Эта ситуация для меня… стыдная, поэтому я сорвался, — говорит он, глядя куда-то в сторону, и Володя скользит ладонями ему за спину, прижимая к себе уже мягко, — я не тебе это выговаривал. Своему… страху, что это снова произойдет. — Потому что этот человек, — Паша переводит взгляд на него, влажный и спокойный — так делал. Паша кивает. Володя и не спрашивал — он знает. — Лиза сказала, они все знают, что из-за него ты перенес занятия, — Паша издает стон, — в каком составе они, не уточнила. — Черт, значит, вся группа может быть в курсе, просто прекрасно, — он качает головой. — Пойдем уже отсюда, в тепле подумаем. Шерлоки Холмсы юные, невозможно. — Ну зато ты точно знаешь, что они тебя любят, — Володя обхватывает Пашу за талию, но этого как будто мало, потому что тот вцепляется холодными пальцами за его ладонь. — Любовь детей заслужить непросто, тем более такую, чтобы они считали, что ты стоишь их защиты. — О, дорогой, желание девочки-подростка спасти весь мир может горы свернуть, — Паша грустно улыбается, — моей заслуги в этом нет. Так, повод. — Ну не прибедняйся, — так идти до автобусной остановки не очень удобно, но Володе это нравится больше, чем ругаться. — И не вини себя. Дети ужасно любопытные. — И ужасно проницательные, — Паша кивает, — особенно, когда это касается не учебной программы, а чужой личной жизни. Смешок тонет в очередном резком порыве северного ветра. Володя украдкой оглядывается. Надеется, что Лиза, которая продолжает высматривать их удаляющиеся фигуры, увидит, как он ей кивает. Только после этого она разворачивается в сторону метро.