Синяки пустяк

***

За окном вновь слышны очень сильные удары капель дождя об оконное стекло и раму. Рагнвиндр уже давно привыкла слышать эти звуки, обычно по ночам, она запаливала камин и под треск огня она засыпала. Еще в глубоком детстве она засыпала именно под такую мелодию звуков, дождь и огонь сливались во единно. Но, уединение и тишину нарушили очень громкие и нервные звуки, которые можно было назвать. Стуком? Красные брови поднялись к верху, теперь были сложены «домиком». Почему то, мысленно, Дилюк уже знала кто же может скрываться за дверью и не прогадала. Бросив недочищенную картошку в кастрюлю с водой. от чего вода разбрызгалась по мойке, она подбежала к двери и начала открывать тяжелый и довольно сложный, дверной замок, который поставил еще ее отец, он хотел «спасти свою дочь от всяких воров, убийц и просто шизанутых личностей». Наконец-то отворив эти злосчастные двери, девушка аккуратно пнула их ногой, от того то они и открылись, она увидела перед собой вполне ожидаемую картину: Перед ней стояла девушка, в одной лишь рубашке, да и та прилипала к коже, мокрая как хлющ, с сияющей улыбкой от одного смуглого уха до второго. Она хотела двинутся на красноволосую с медвежими объятиями, но Дилюк осторожно ринулась назад в комнату, как бы отнекиваясь. На щеке Кэйи она увидела заметную ссадину, а под глазом. красовался фингал. Да и не малений, с грецкий орех! Конечно, грецкий орех — маленький, но размер для синяка впечетляющий.  — Опять? — скептически поднимая бровь, интересуется тепло одетая девушка, оглядывая видон гости. Да уж, Дилюк уже мысленно усаживала сестру к камину, а сама бежала за грелками и к сушилке одежды, проклиная все на свете, но в первую очередь этого тупого хахаля ее не менее умной родственнечки. Да как он смеет ТАК обращаться с женщиной? Ну или же девушкой, не мало важно сейчас.  — Я тебе сколько раз говорила, съедь уже от него, подай на развод, напиши заяву в полицию, сделай хоть что-то! Или ты хочешь умереть от его поганых лапищь? — Снова заводит свою пламенную речь владелица дома, на что получает смуглый палец, прижатый к ее губам, да бы она замолчала и упрямый ответ:  — Я не могу! — Чуть ли не плача выдавливает синеволосая, отнимая свой палец от чужих губ, но не тут то было: она принялась мусолить им свою щеку, как бы унимая боль. Она шла за Дилюком, разглядывая ее аккуратную спину, что прикрывало домашнее платье, облегченно вздыхает, теперь она чувствует себя как дома и это очень радует ее. Почему-то появляется такое нежное чувство трепета, которые ласкает душу, а узел внизу живота сильнее сжимается. — он. он каждый раз извиняется. Дилюк немного упала куда то в тьму раздумий, помогая Кэйе снять рубашку, забирает эту одежду и подмечает себе на уме, что эти ниточки уже не нужны ее сестре, ведь она хотела бы сходить с ней на шоппинг. Положив одежду ближе к камину на просушку, она кинула мимолетный взгляд на почти голый торс Капитана Кавалерии, замечая рану на ключице (с ней она разберется позже) делает вывод, что Дилюк не даст кому либо расхаживать по ее дому голышом. Быстро выбрав теплый свитр пурпурного цвета и темные штаны, она всунула их в смуглые руки. Что бы унять как-то неловкую паузу в их диалоге, она продолжает:  — Но ты не глупая, почему снова бежишь к нему? Пока Кэйа вновь объясняет ситуацию своей названной сестре, та в свою очередь обустраивает кресло для гости, а для себя высокий стул возле ее кресла, который страно качается, Дилюк уже давно заметила, что его нужно подклеить. Рядом, на газетном столике, лежала открытая аптечка. Смуглокожая плюхается на кресло, от чего то издает характерный звук «пуф!» и с облегчением выдыхает, закрывая глаза, от чего новый синяк дает от себе знать.  — Ай! — легкий вскрик и обе подпрыгивают: одна от боли, вторая от неожиданности.  — Сильно болит? — наконец недовольство в голосе красноволосой пропадает, а на смену приходит чувство вины и нежная забота. Девушка замечает за собой, что очень хочет обнять Капитана Кавалерии, прижимая к свое груди. На щеках появляется неуместный и невольный руманец, который остается незамеченым. Взяв в руки ватный диск и какую-то жидкость, Дилюк аккуратно смочила его и принялась намазывать на рану девушки, что уютно расположилась на щечке, доходя до нижней губы.  — Как он мог замахнутся на такое красивое личико? — говорит она, проводя вдоль щеки рукой, на что Кэйа шипит. — потерпи немного, скоро боль уймется. Но, ты же сильная девочка, правда? Мне нужно обработать твою ключицу. Я даже удивленна. что он ничего не сломал, как в прошлый раз. Началась неловкая пауза. Капитан Кавалерии выглядила очень виновато, будто сейчас Дилюк, как мама, отчитывает ее, как это было в детстве. Всегда, когда Кэйя ударялась коленкой до крови, то она, как истинный герой бежала с пластырями, сама чуть не падая и с благовейным видом сначала клеила пластыри, а потом, (она очень это любила) отчитывала синеволосую. Сейчас ситуация не меняется, но названная сестра становилась строже с годами и теперь один только ее вгляд, а их у нее куча, давал понять, что сейчас худо-бедо будет бедной Кэюшке. А она только улыбалась, покрываясь густым, но не особо заметным, румянцем и смотрела на свои руки, пока теплые ладони Дилюка прикасались к ее ногам, нежной, бархатной коже.  — Ты странно молчишь. — Дилюку явно не нравилась вся эта тихая обстановка. — ты так замолчала, что даже брыкатся перестала, я кстати закончила с твоей щекой. Сними вверх свитера. Резко вынырнув из своих раздумий, Кэйа быстрым взглядом осмотрела лицо сестры, которое не выражало не единой эмоций. За то лицо потерпелой выглядило, в лучшем случае, смущенным. Широко распахнутые голубые глаза, слегка приоткрытый рот, то ли от шока, то ли она готовилась что-то говорить, ибо челюсть странно дрожала, брови могли улететь на орбиту, но они этого не сделали, а нос, место под глазами и щеки стали красными как спелый помидор. Или волосы Дилюка.  — Я говорю: сними вверх свитера, мне нужно обработать рану на ключице. — Уже уточняя, со злой интонацией говорит недоволная Клубничка. Это было прозвище Дилюка не появлось спонтанно, скорее у него есть своя «пламенная история». Как то раз, Кэйа пришла с бумагами к Джинн, а потом они долго говорили о том, как и что им нужно сделать за рабочую неделю и Кэйя вдруг выдала «нужно купить Клубничка подарок!», они дружно расмеялись. Действующий Магистр любила, когда Кэйа могла так прийти к ней, но обычно давала больше времени на такие короткие, но смущающие, встречи с Минчи. Кэйя повинуется, снимает один рукав и поднимает вверх свитер, оголяя бок, живот и, наконец, ключицу. Дилюк шумно вздыхает, нежно прикасается к чужой ключице, даже на смотрит на лицо пострадавшей. Почему то, Капитану Кавалерии стало страшно. Она никогда не боялась новых побоев, царапин или даже смерти. Хоть все эти перечисленные вещи не особо стоят на одной уровне боли, Кэйе хочется думать именно о них. Так вот, почему то ей становится страшно тогда, когда страшно ее сестре. От страха Дилюка нельзя спрятаться никому, от него можно потерпеть всякое, к примеру — зловещая аура. Она сразу стает очень скрытой и непонятной, делает необдуманные решения, но потом жалеет об этом. Но с мое страшное в «напуганой» Дилюке то, что она становится странно холодной к окрущающим. Страх и Дилюк, можно сказать, вещи не совместимые, но это только на первый взгляд так кажется. Только тем, кто ее не знает.  — Все. Хочешь чаю? Ты можешь переночевать у мен. Но договорить она не успевает потому, что Кэйя делает то, что хотела сделать с самого начала ее прихода: нежно ее обнимает, зырываясь в чужие волосы с головой. Из ее уст только и вылетает, что:  — Я люблю тебя. Люблю тебя и хочу быть с тобой, хочешь я брошу того идиота? Мы бы могли быть вместе, только ты и я.  — Если в этом будет твое счастье.