В чужих глазах

На самый первый взгляд может показаться, что никакого изъяна у Мигеля нет ‒ обе руки на месте и даже обе подвижны. Совершенно не похоже на прочих ветеранов, у которых не то, что ладоней, рук полностью не хватает. Однако если понаблюдать за Сервантесом чуть больше, то становится понятно, что проблемы у него есть. Мизинец и безымянный палец на левой руке всегда чуть подогнуты и чаще всего она просто висела вдоль тела, слабая и бесполезная. Мигель прятал её под плащом на различных собраниях, особенно в академиях, которые частенько посещал. Конечно, это мода ‒ носить плащ на левом плече, чтобы не было видно руки и шпаги на поясе, но даже в таком случае увечье было заметно или о нём можно было догадаться. Всё же у обычных людей обе руки двигаются. В их первую встречу Лопе, как и многие, зацепился взглядом за увечье Мигеля. Впрочем, в тот день де Вега вообще слишком много внимания обращал на нового человека в коррале ‒ рано постаревший и всё ещё худой после плена Сервантес слишком выделялся среди посетителей, чтобы не обратить на него внимание. Особенно когда выяснилось, что этот калека ‒ автор "Галатеи". Однако, стоит быть честным, первое время покалеченная рука Мигеля де Вегу отталкивала. Да, вызывала интерес, постепенно переросший во что-то серьёзное, но восторженной юности свойственно не любить увечья. Они напоминают о тщетности бытия и о том, что человек ‒ существо хрупкое. Но довольно быстро опасливая брезгливость сменилась на вполне бытовую, даже щемящую нежность. Этой перемене поспособствовало участие Лопе в походе Армады, сильно повлиявшее на его взгляды. Когда сам был рядом со смертью, начинаешь больше уважать и ценить тех, кто чудом её избежал. А про битву при Лепанто, где Мигель заметно отличился, несмотря на лихорадку, что разбила его в тот славный день, де Вега был наслышан и от окружающих, и от самого Сервантеса. Тот, конечно, рассказывал о сражении скупо и неохотно, но тем более ценными казались эти рассказы. И даже если бы Мигель предпочитал хранить молчание, увечная рука говорит об его подвиге слишком красноречиво. Как и шрамы на груди от турецких пуль ‒ всё же в тот день его ранило не только в руку, навсегда лишив её подвижности. Конечно, там ещё и во многом вина врачей-бездарей, которые больше изуродовали конечность, чем спасли. Оставив на память об этом ещё несколько шрамов, выглядящих очень подозрительно и навевающих на мысль о подверженности греху уныния. Во многом из-за этого Сервантес и стеснялся своей покалеченной руки. Лопе же не смущали эти шрамы и увечья. Более того, он никак не мог отказать себе в удовольствии поцеловать их при каждом удобном случае. Феникс гениев не воздержан не только в творчестве, но и в любви ‒ об этом знают все. В том числе и тот, кто дал де Веге данное прозвище. Правда, кое-что в увечьях Мигеля де Вегу смущало, вернее, заставляло крепко задумываться каждый раз. Ведь он никогда не видел Сервантеса не-инвалидом ‒ когда они познакомились, Мигель уже лет десять с лишним как был одноруким. И кто знает, как бы относился Лопе к увечью возлюбленного, помня его ещё здоровым человеком. Как сам поэт пришёл к выводу, гораздо более негативно. И это осознание ему не нравилось.