(не)Чужие люди

шиничиро – первая детская и подростковая влюблённость харучие. шин – придурошный идиот, но что-то в нём есть притягательное, что не разобрать на слова, не объснить буквами. да и мелкому словарного запаса не хватит, чтобы распинаться о его плюсах. но он рядом крутится, садясь на стол в мастерской, молча наблюдает, как сано в очередной шайтан машине копается. отговорка всегда одна – ждёт такеоми –, а сам в то время просто любуется чем-то непонятным для себя самого. самое спокойное его время. а потом шиничиро пропадает. санзу спрашивает у старшего брата всего раз, и, получив короткий ответ по типу "уехал, тебе то какое дело", больше не заикается о старшем сано. годы проходят мимо, незаметно. детское сердце успокаивается, приходит в норму. харучие теперь спокойный, гордый юноша, плотно скрывающий своё сердце под бордовой блузкой и ледяной глыбой под рёбрами. у санзу на лице шрамы и на сердце парочку поглубже. он смотрит на них – незначительные, как в детстве на коленках, но всё равно ноют перед дождём, заставляя содрогнуться. они перестанут, правда, но чуточку позже. когда жизнь сводит харучие с младшим сано, он не удивляется. подолгу всматривается в глаза напротив, пока парень вещает о страшном секрете – ему опять отказала сенджу, какая жалость. "ну, не знаю, ты поговори с ней, скажи, что я нормальный". форма и цвет глаз у майки такой же. взгляд – совсем другой. оно и к лучшему. они так общаются месяца два, пока майки не удаётся покорить сердце его младшей сестры. потом – вновь одиночество, тихо ноющее в груди. притупляется лишь из-за нехватки времени. экзамены, колледж – первый год –, запарился, идиот. общага, новые знакомствазнакомства – тот ещё круговорот событий, затягивает на самое дно. там дышить трудно, захлебнуться – невозможно. выживает, как может, да только сдохнуть кажется не такой плохой идеей, когда молодой аспирант – ясухиро муче, вроде – начинает их строить. ублюдок, каких поискать. санзу трётся рядом без интереса доказывать что-то пидорам – знает его предмет и без постоянных доебок. кажется, они ненавидят друг друга тихо. так же тихо и однокурсники перешептываются, глядя на очередной словестный дуэль. к чёрту. гори всё синим пламенем. блядство. стоило держать язык за зубами, а лучше в заднице. санзу чувствует неладное, когда его комната в общаге горит. "можешь у меня пожить, не чужие люди" – отдаётся тревогой в лёгких, когда ему звонит такеоми. зажимает сигарету в зубах, раскусывая кнопку, когда осматривает выделенную комнату. нервно кусает губы, когда через несколько дней в квартиру старшего брата без предупреждения заваливается шиничиро. шестое чувство оказалось право. тот смотрит на санзу глазами по пять копеек, удивляется – малый повзрослел. санзу тогда с дома сваливает за три минуты – не хватало ещё заговорить с мужчиной. не сегодня. и не завтра. послезавтра? посмотрим. харучие вздыхает тяжело, утыкаясь в грудь единственного друга. у них полтора косяка на двоих и пустота внутри. апрельский ветер колышет волосы, но их самих – ни разу. "нахуя он вернулся?". такуя молчит в ответ, глядя в закатное небо. сегодня им будет страшно. сегодня им будет весело. отходняк ловит уже на следующий день, сливаясь с белой кирпичной стеной рядом с домом. дома – никого. в сердце тоже. так хочется думать, вычищая со рта блевотный привкус вчерашней травки. не хватало ещё вспомнить весь этот душевный мазохизм и расцарапанные стены в комнате. не хватало пустоты внизу живота. не хватало ссадин от тонких содранных ногтей на плечах. и вкуса крови от лезвия во рту. санзу похуй. он научился, приноровился, притерся жить без чувства нужности, которое ему однажды подарили, посадив на стол с мастерской. ему не десять и никто его спросит про его дела в школе, пока будет копаться с байком. чувство брошенности давно заменилось на избегающий тип привязанности. хватит, наигрался, как в лего. всем похуй тоже. выходит с ванной. в комнате пусто и неуютно – санзу заметил это только сейчас, запрыгнув на подоконник перед открытым окном на восьмом этаже. в зубах тлеет косячок. в голове – воспоминания о давно прошедшем. тяжело стало на третьей минуте появления шиничиро в городе. дальше лишь по накатанной. тревога бьётся под рёбрами, скручивает желудок. душится дымом. не сегодня, сучка. не проснёшься, даже когда дверь скрипнет, пуская за себя гостя. шиничиро зовёт друга несколько раз, проходя глубже в дом. останавливается напротив комнаты санзу, прикрывая нос рукой. "воняет, так и скажи, умник" – проносится в голове харучие, когда он на миг смотрит на вошедшего. – добром это не кончится. – сано усмехается, переступая порог комнаты и кивая на самокрутку меж пальцами парня. жаль, уже не сердца. крышу срывает моментально. спрыгивает на мягкий ковёр, делая пару шагов вперёд, размахивая косяком. эти лекции он слушать он намерен. лучше бы шину молчать – он последний, от кого хотелось бы слышать упрёки. "из-за тебя вся эта херня и происходит". лучше бы он продолжал сидеть там, где был, лучше бы не возвращался – хорошая ведь жизнь: небольшой бизнес, девушка наверняка есть, если не жена. зачем ты здесь? справлялись же как-то, не скучали – врёт. шиничиро слушает удивлённо, пока санзу не подходит совсем близко – теперь он не дышит в пупок, – всего на полголовы ниже – от того в голове происходит лёгкий диссонанс. сано забирает из рук младшего окурок косяка, тушит его о дверь – кто-то из них потом получит выговор от такеоми, но словно бы сейчас не плевать. немного клонится к вперёд. санзу смотрит слегка настороженно, раздражённо, но в его глазах – туман. у шиничиро же взгляд чёрных глаз чистый, харучие в них отражается. сано только сейчас понимает – всё изменилось. перед ним не маленький мальчик, который таскался в его мастерскую и болтал ногами, сидя на столе. харучие вырос. вырос сломленным, поцапанным дворовыми собаками. но таким невероятно красивым бриллиантом снаружи и твёрдым, как алмаз, внутри. шиничиро смотрит в спину уходящего парня, осознавая, что хочет идти за ним. кажется, побегать придётся уже ему.