Богоугодно

      Китеж оказался странным городом. Небольшой по меркам современных городов, он был весь возведён из белого камня и полностью застроен храмами и церквями и больше напоминал какой-то старинный монастырь, чем город. Кажется, тут на каждую семью по храму или хотя бы часовенке найдётся, так думал, бродивший в этом городе уже неделю, Бублик. В центре шесть златоглавых храмов, а вот у остальных купола покрыты цветными стекляшками, чтобы блестело на солнце. Стекло делали из речного песка с известью и золой, парень даже разок поучаствовал в таком процессе на каком-то из реконструкторских фестивалей. Песка и храмов тут было много, а вот остального мало. Бублик обошёл несколько раз город и пригород, бродил по полям вокруг города, даже по лесу в надежде, что заблудится и опять попадёт в нормальный мир, но, увы, любая дорога, тропинка и даже бездорожье возвращали его обратно к Китежу.       Бублик брёл по улице и рассматривал речную гальку на мостовой. Лютня уже привычно оттягивала ремень, и парню казалось, что он всю жизнь бродил по улицам средневековых городов и таскал лютню через плечо. Неожиданно перед самым носом распахнулась дверь дома, и оттуда вылетела девчонка лет двенадцати, пробежала пару шагов, а потом села прямо на мостовую и расплакалась. Неместная, как и сам Бублик, он такие вещи уже чувствовал. Парень подошёл к девочке и сел рядом.       — Привет, как зовут? Чего ревёшь?       — Лена. Выгнали, а я им сразу говорила, не смогу я читать. Я на русском языке не смогла, а уж на этом странном тем более. Вечно у меня в жизни из-за этого чтения одни беды.       — Беды из-за чтения? Ого, это как?       — Ну, у меня диагноз, трудно мне читать. Называется дислексия или диклеслепсия. Не помню уже. Меня родители привезли в санаторий лечить невротический, кажется. Там скучно было очень, старики и старушки одни, играть не во что, компьютера нет, телефон отняли. Ну я и села в автобус с экскурсией к волшебному озеру Светлояру. Посмотрела на волшебное озеро, называется. А теперь тут. А ты кто такой? — девочка наконец вытерла слёзы и решила рассмотреть заботливого прохожего.       — Я Бублик. Ты же неместная, я тоже, думаю, надо держаться вместе. Я уже неделю тут брожу.       — Бублик? — хихикнула Лена. — Наряд у тебя странный, так вроде ни наверху, ни тут не ходят.       — Ну есть Лютик, а я Бублик. Бубликов Саша. Я менестрель, знаешь, есть реконструкторы? Пошёл в лес от костра по делу, а оказался здесь. Давно в этом месте обитаешь? — спросил Бублик, подавая руку девочке.       На самом деле Саша сразу взял себе псевдоним Лютик, но из-за фамилии и полноты парня скоро уже все в реконструкторской тусовке звали его Бублик. Ему пришлось смириться, а потом он решил, что так лучше, Лютиков уже много, а Бублик он один такой.       — Уже год скоро будет. Привыкла почти. Меня послушницей взяли, только вот с чтением и письмом у меня не ладится, — ответила девочка.       Лена подскочила с земли. Была девчонка маленькой и очень худенькой. Одета в белую рубаху до щиколотки с небольшой вышивкой по вороту, на голове платок, из-под которого выбивались светлые пряди волос. На Бублика смотрели большие голубые глаза полные слёз.       — Домой хочешь?       — Конечно хочу, к родителям хочу, — девочка опять заплакала. Бублик обнял её за плечи и погладил по голове.       — Эх, я пару наших встречал, спрашивал, но никто не знает, как отсюда выбраться. Да и не хотят, прижились уже. Говорят, тихо тут, хорошо.       — Я у монашек слышала, что в тайном храме Китовраса знают путь, их жрецы иногда к людям ходят в мир, — пробормотала девочка сквозь слёзы.       — Ого, а где этот храм?       — Он же тайный, никто, кроме жрецов этого Китовраса, и не знает.       — Вот же. А я думал, тут тотальное православие, а тут и жрецы какие-то есть.       — Монашки говорили, что эту погань давно бы извели, если б они единственные не знали, как город обратно к людям вернуть. Они же его от врагов прятали. Вот и не трогают их.       — Загадочно у них тут всё. Надо подумать, как этих жрецов найти.       — Я на минутку тогда за вещами сбегаю, и пойдём искать. — Лена побежала обратно в дом и минут через десять вернулась с маленькой котомкой.       Бублик и Лена сидели на ступенях центрального храма и жевали пресные лепёшки, которые Лена достала из своей сумки.       — Мёду бы к ним, — мечтательно проговорила Лена. — А как ты узнаешь жреца?       — Ну они, наверно, как-то по-особенному одеваются. Вот смотрю, кто больше похож.       Мимо и правда проходили люди. Но одеты они были, на взгляд Бублика, обычно для этого города. Странно, что за столько веков в городе ничего особо и не изменилось, словно всё его население отвергало все перемены. Хотя сюда электричество не проведёшь, на машинах ездить негде, да и бензина нет. Вот и живут они, в основном молятся и постятся, почти все на храмы и церкви работают. Женщины в тёмных длинных платьях и платках, мужики бородаты, ходят в рубахах и штанах. Малыши просто в рубашках до колен — и мальчишки, и девчонки. Почти все босиком. Служители церквей и храмов в чёрном, у рангов повыше ещё и золотой крест на груди большой.       — Чистенько тут у них, но бедненько, — рассматривая прохожих, изрёк Бублик. — Странный тут только я. Рубаха красная, штаны зелёные, да ещё и лютня. Вон как малышня меня разглядывает.       — Да, ты смешной. Как скоморох, тут таких не было ещё. Ой, смотри! — Лена ткнула пальцем в один из переулков.       В узком пространстве мелькнул край чего-то фиолетового.       — Там монах был в рясе фиолетового цвета. Это же необычно?       — Конечно, скорее за ним! — Бублик бросился бежать к узкому переулку, где скрылся странный монах.       Он влетел в переулок, и сразу с двух сторон к нему вышли огромные бугаи со зверским выражением бородатых морд и дубинами. Один из них спрятал в карман фиолетовую тряпку.       — Ты почто, скоморох, беспокойство в городе наводишь? Почто народ вопросами смущаешь, еретик? — спросил мужик густым басом и подхватил Бублика под руку. Парень дёрнулся, оглянулся назад и увидел, как оставшаяся на ступенях храма Лена пожимает плечами и улыбается.       — Ты на Ленку-то не смотри, она всё верно сделала, богоугодно.       Подошёл второй бородач и взял Бублика под другую руку, вместе они потащили парня в глубь переулков, только жалобно бренчала, задевая об локти конвоиров, лютня.       Бублика притащили к маленькому храму почти на окраине, а затем открыли низенькую дверцу в подклете, где оказалась каменная лестница в подвал. Там парня засунули в помещение со сводчатым потолком и небольшим окошком на самом верху. В камере он оказался не один, в углу сидел невысокий старичок с длинной спутанной бородой, одетый в грязную рубаху до полу. Стоило конвою выйти из камеры и закрыть решётку, как старичок соскочил со своего места и быстро заковылял к парню.       — Эй, мальчонка, ты чего это ко мне в гости пожаловал? — зашамкал он.       — Здравствуй, дед. Я не своей волей сюда, ты уж не серчай.       Бублик подумал, что сумасшедшего деда, от которого тут не спрятаться, лучше не злить. Старичок покивал головой и сел рядом, ловко ковыряя длинным ногтем в ухе.       — Ну и за что тебя замели? — неожиданно совсем другим голосом спросил старик.       Бублик даже подпрыгнул от такой неожиданной фразы из уст местного деда.       — Ну, говорят, народ речами смущаю. Я просто выбраться из этого города хочу, надоело тут. Из еды одна рыба да каша, из развлечений только службы в храмах. Что мне тут делать?       — Политический, понятно. Ну, меня Квасура зовут, а тебя как?       — Бублик, ой, то есть Саша, Александр, — смутился Бублик.       — Ты слушай, Сашка, тебе к жрецам Китовраса надо, это они тут выходом к людям заведуют.       — Ну так я их и искал, когда меня поймали. А что, правда такие есть? Я думал, обманули.       — Есть конечно, только в оппозиции они к местной власти. Ты ж понимаешь, что и тут наши святоши самые главные, а вернётся город на поверхность, то их быстро на место поставят.       — Так чего они тогда жрецов совсем не изведут?       — Так тогда и захочешь, к людям не вернёшься. Да и сами они наверх, бывает, ходят по всякой надобности, но аккуратно.       — А Вы почему здесь?       — Пиво люблю. Сгубило оно меня. Раз вышел наверх, значит, в кафе «Берёзка», ну, может, знаешь — недалеко от Светлояра, рядом с трассой? Выпил я тогда лишнего, вернулся в Китеж и наткнулся на батюшку Матвея. Гадкий человечишко, ну и вступили мы с ним дискуссию. Морду его толстую я тогда знатно клюкой помял. Вот и сижу теперь тут, пока его синяки заживают.       — Так Вы жрец?       — Ну-ну, я Верховный Жрец! — поднял указательный палец вверх дед.       — Ничего себе! Так вы можете меня вернуть домой?       — Могу, вот только кто теперь тебя отпустит, раз ты тут сидишь.       Тут Бублику стало нехорошо, а кто знает, что придёт в голову местной власти. Отпустить его, а вдруг он всем наверху разболтает. Это Бублику понятно, что его высмеют, разве что «жёлтая пресса» заинтересуется. Пусть верующие и стекаются к Светлояру послушать колокола подводного града Китежа, но даже они всерьёз его не воспримут. Стало тревожно, вспомнились родители, у них, конечно, ещё четверо детей есть, но и Бублика они любят.       — Что же делать? А прям отсюда нельзя?       — Ну ты даёшь, я же жрец, а не Бог. Я бы тут и сидеть не стал, сейчас бы уже пиво пил наверху.       Воцарилось молчание, потом сверху раздалась возня, и из оконца упал камушек. Бублик поднял глаза и увидел чумазое лицо Ленки.       — Предательница! — он вскочил на ноги и подбежал к окошку, задрав голову. Эх и задал бы он этой глупой девчонке трёпку.       — Не ори. Нашёл жреца? — буркнула она.       — Нашёл, ещё скажи, что с твоей помощью.       — Конечно с моей, я знала, что он тут сидит. Его, кроме тюрьмы, и не поймаешь нигде. В городе не найдёшь, если жрец сам тебя видеть не захочет.       — Да толку, он отсюда меня домой не отправит, — тяжело вздохнул Бублик, — ещё и казнят по твоей милости.       — Глупости какие, убийство — страшный грех! Жаль, что не может из тюрьмы, сейчас подумаю, — лицо девочки из окна исчезло.       — Это кто там? — поинтересовался дед.       — Девчонка, я из-за неё сюда попал, сдала меня попам.       — Бойкая, выпустит нас, раз пришла. Эх, скоро пива напьюсь, красота.       Дед довольно покачал головой и с улыбкой стал напевать себе под нос: «Губит людей не пиво, губит людей вода». Бублику такой оптимизм показался преждевременным, кто знает, что опять задумала эта девчонка, может, ей мало того, что он оказался в подвале, хочет его на плаху пристроить. Маньячка.       Они сидели весь день, Бублик настраивал лютню и даже по просьбе деда подобрал аккорды к песне про пиво. Вечером им принесли две миски каши с раками и кувшин кваса. Дед поморщился, пробубнив, что «к таким ракам надо бы пива, а то перевод продукта получается», попил только кваса. Бублику тоже не хотелось есть, он нервно смотрел на окошко и прислушивался. Скоро стало темнеть, и камера погрузилась во мрак. Сверху зашуршало, а потом что-то железное упало на пол, тревожно звякнув. Бублик встал на колени и стал шарить руками. Железными оказались два огромных ключа, парень чуть не заорал от радости.       — Дед, ой, то есть, Верховный Жрец, тут ключи. Выходим?       — Нет, блин, чай сядем пить. Эх, девчонка-егоза. Справилась всё-таки.       Бублик подумал, а не очередная ли это ловушка? Может, он выбежит сейчас из темницы прямо в объятья паре амбалов. Внезапно дед, тихо подкравшись к Бублику, выдернул из его рук ключи, лязгнул засов, и жрец, обгоняя парня, взлетел по лестнице, растворяясь в темноте.       — Вот же гад! — бросился за ним Бублик.       В темноте раздался вскрик и звук падения, потом матюги. Затрепетал огонёк зажжённой церковной свечи, и Бублик увидел Ленку, она держала свечку, а у её ног сидел дед и потирал колено.       — Еле успела подножку подставить. Держи его, пока не оклемался, надо верёвкой привязать, они, эти жрецы, шустрые. Хорошо, что его попы пьяным поймали, мы бы с тобой не смогли, — тяжело проговорила девочка, протягивая верёвку парню.       — Ах ты маленькая дрянь! — жрец подскочил и бросился на Лену, вцепился ей в горло.       Бублик сам не понял, как одним прыжком оказался рядом со жрецом и приложил лютней деду по голове, тот ойкнул и осел на землю.       — Спасибо, я говорю, шустрые они. Я одна не справилась бы, — прохрипела Лена, потирая шею.       — Да не за что, хотя ты очень бойкая для двенадцатилетней, — Бублик проверил голову деда, вдруг перестарался с ударом, а потом начал связывать его руки за спиной верёвкой.       — Так мне и не двенадцать, просто много болела в детстве. Хотя, конечно, удобно, когда все ведутся на мою внешность, — Лена захихикала.       Они шли по краю города, за ними, злобно пыхтя, на верёвке шёл жрец. Бублик оставил разбитую лютню у храма. Удивительно, но он всегда думал, что не сможет ударить человека, даже для защиты своей жизни. А тут бросился на помощь не раздумывая, лютни и чужой головы не пожалел. Он же стал бардом у реконструкторов только потому, что ему было страшно колотить кого-то мечом или копьём. Вернётся, обязательно запишется в качалку и купит меч, а в дамы сердца возьмёт Ленку, интересно, сколько ей лет на самом деле.       — Слушайте, отпустите, а? Не сбегу я, — ныл жрец, еле перебирая ногами по дороге.       — Не верь ему, я его уже полгода пытаюсь отловить. Такая удача, что тебя вовремя встретила.       — Так ты всё специально подстроила? Что же сама в тюрьму не села? — возмутился Бублик.       — Да баб в другой подвал сажают. Да и кто бы меня выпустил потом.       — Ну освободила бы деда сама, он бы тебя в благодарность домой отправил.       — Да посмотри на него, какая благодарность. Его и так бы через пару деньков выпустили, это ж не первый раз. Да мы вдвоём его еле удержали, одна бы я не справилась.       — Всё равно, могла бы и рассказать план. Что я дурак?       — Может, и не дурак, только я тебя плохо знаю, вдруг ты выдал бы. Так не очень я тебе поверила, ты же рекон, значит тебе самое место в Китеже, всё как ты любишь, полное средневековье, стал бы первым скоморохом.       — Ну я понял, что одно дело — так недельку с друзьями для развлечения, а другое — по-настоящему жить в таких условиях. А чего жрец так сопротивляется. Жалко ему, что ль, нас вернуть?       — Очень жалко, он за перенос человека жизнью своей расплачивается, не в смысле, что умрёт, а временем жизни за каждого перенесённого. Вот они и прячутся от всех, чтоб их не заставляли наверх поднимать. Правда, раз поймали, тоже заставили бы кого-нибудь из священнослужителей наверх перенести, правда одного, а нас двое.       Они вышли к окружавшему остров озеру. Плескалась рыба, квакали лягушки, тишина и благодать, правда темень, не было тут ни звёзд, ни луны. Ленка вцепилась в руку жреца и потащила в озеро.       — Давай тоже цепляйся, пусть переносит, а то утопим.       — Лиходеи! — старик задёргался, пытаясь вырвать руки. Но Бублик с Ленкой всё тащили его дальше в воду, вокруг замерцало. Бублик вдруг понял, что видит звёзды и луну, отражённые в воде. Рядом радостно закричала Ленка, и послышались ругательства старика.       — Два года из-за вас, черти, потерял, два года! Да чтоб вам провалиться! Да увижу вас ещё в Китеже, в лягушек превращу, — дед ругал их, выбираясь из озера и уходя куда-то в сторону дороги.       — Выбрались! Выбрались! — вопила и радовалась Ленка.       — Теперь можно и домой.       — Домой!