—
Эджворт практически забыл о том случае, пока однажды Ларри не прислал ему почти бессвязное сообщение с предложением выпить. Эджворт, по обыкновению, спросил, приедет ли Райт, потому что компания Ларри казалась чуть более сносной, если Райт будет с ними. В противном случае именно Эджворт должен будет следить, чтобы Ларри не вырвало на публике, или чтобы его не ударила женщина в баре, или чтобы он каким-то неведомым образом не потерял штаны и ботинки. Или, что еще хуже, он позволит Ларри уговорить себя напиться, а это никогда ничем хорошим не заканчивалось. Неудивительно, что за загадочной татуировкой Райта стоял Ларри. Но Ларри ответил серией смайликов, на расшифровку которых у Эджворта ушло целых две минуты. Похоже, это сообщение означало «нет», потому что Райт был занят визитом друзей — судя по смайликам призраков и феечек, девушки Фей были в городе. Эджворт слегка улыбнулся; нужно будет не забыть зайти поздороваться, убедившись, что Майю не обвинили в убийстве. Итак, по привычке он начал отпираться — и только потом вспомнил, что Ларри, по-видимому, знает о татуировке Райта. Что ж, это стоило нескольких напитков.—
— Да, чувак, это было девять или десять лет назад, когда ты сбежал обратно в Германию. — Ларри говорил почти что внятно. — После того убийства? Где ты не убил парня? — Хаммонда, — перевел Эджворт. — которого, да, я не убивал. Райт меня выручил. — Да, держу пари, поэтому он её и сделал, — сказал Ларри с ухмылкой, от которой Эджворту стало немного не по себе. Ларри был не очень хорош в намеках, но, видимо, тут получилось даже у него. — Вот поэтому, чувак. Я даже и предлагать не стал, думал, он меня пошлёт на три весёлых буквы, но он был сам в этом заинтересован! Он тогда был так зол на тебя! — Почему? Он выиграл дело и выглядел вполне довольным. — Нет, это было уже после. Дай подумать. — Ларри, по-видимому, размышлял о том, чтобы допить свой напиток и заказать ещё один на счёт Эджворта, чего тот более или менее ожидал. Ларри сделал долгий глоток, а затем воскликнул: — Точно! Это случилось, когда ты был мертв. — Когда я был… я не был мёртв. — отрезал Эджворт. — Это была метафора. — Да, но Ник так думал. — сказал Ларри. — И ещё этот, как его там, здоровый парень в плаще? — Детектив Гамшу. — Да, он. Они оба думали, что ты мёртв, они и мне сказали, что ты мёртв. Какого чёрта, чувак? Ты оставил записку! Эджворт поморщился. Тот поступок был не лучшим его решением. Ему удалось продержаться несколько месяцев после собственного суда, но слухов только прибавилось, а потом тот случай с Гантом и Скай… он больше не мог этого выносить. А потому сбежал. Если оглянуться назад, фраза «Прокурор Эджворт выбирает смерть» и вправду выглядела чересчур драматичной. Тогда он думал, что выразился достаточно ясно, но в то время он не мыслил рационально. В конце концов, судебное преследование действительно было его жизнью, и он не был уверен, что когда-нибудь сможет вернуться к нему после всего произошедшего, зная, какие ужасные вещи о нём говорят. Вещи, которые даже были почти правдой, а в конечном итоге и стали бы таковыми, если бы не вмешательство Райта и его непоколебимая вера в то, что Эджворт был хорошим человеком, а не демоном, которым он сам себя выставлял. И всё же. Он понятия не имел, что Райт думал, будто он на самом деле мертв — лишь чувствовал облегчение от того, что Райт не пытался связаться с ним. Ну, в основном облегчение. Небольшая его часть была разочарована. Но он всегда предпочитал не исследовать эту часть себя слишком внимательно. Эта неисследованная часть него была той самой частью, которая зафрахтовала самолет, когда он посчитал, что жизнь Райта в опасности, и оставила его без сил от облегчения, когда Райт оказался жив. Той, которая согласилась выступить в роли адвоката хотя бы на один день по просьбе Райта. Той, которая была постыдно разъярена и ревновала, когда Райт рассказал о своих прошлых отношениях с сёстрами Хоторн, и боялась, что несмотря ни на что он снова свяжется с Айрис. А также той, которая сводила его с ума, когда Райт потерял свой значок, и отчаянно пыталась помочь, даже будучи не в силах этого сделать. Это была та часть, которая так сильно отреагировала, когда Феникс встретил дочь; часть, которая почувствовала тоску по чему-то, чего он не понимал, когда увидел Райта с девочкой. И, несмотря на то, что он уже обосновался в Европе, именно благодаря этой части себя решение вернуться в Лос-Анджелес оказалось лёгким, когда ему предложили должность Главного прокурора. Той части, которая радовалась, когда Кристофа Гэвина приговорили к смертной казни, после чего Райт наконец-то снова смог вздохнуть свободно. Той, которая обеспечила Райту возвращение к карьере, несмотря на скандал в его прошлом. Той, которая доверила Райту помощь Блэквиллу. Той, которая всегда верила, что Райт будет поступать правильно несмотря ни на что. Он никогда не исследовал эту часть себя, нет. Но по правде говоря в том не было необходимости: доказательства были неопровержимыми. Как бы он ни отдалялся, сколько бы ни держал свои желания взаперти, чтобы они не мешали его жизни, часть его была влюблена в Феникса Райта с тех пор, как им было по двадцать четыре, и они стояли лицом к лицу в зале суда. Он никогда не показывал это никому, кроме самого Райта, который был слишком проницателен, чтобы не заметить за все эти годы. Если бы Феникс ответил на чувства Эджворта, тот бы что-нибудь предпринял. Но он этого не сделал, поэтому Эджворт хранил молчание об этой части себя и принимал дружбу Райта как дар, без малейшего негодования, по-прежнему считая, что ему повезло, что Райт вообще есть в его жизни. В конце концов, для этого и нужна была компартментализация. — Эй, Эджи, ты все еще со мной? Сколько ты выпил? Эджворт силой вырвался из задумчивости. — Да, я здесь. Всего лишь бокал. Я обычно много не пью, — заверил он Ларри, лениво поднимая бокал с вином. — Что ты сказал? — О, Ник позволил мне нарисовать её, вот! Подожди, у меня есть фотография, но не татуировки — Ник не разрешил мне ее сфотографировать — а рисунка. Погоди, щас найду, это было много лет назад… Пока Ларри листал свой телефон, Эджворт сделал большой глоток из бокала и задумался. — Где же она у него на теле, раз он не дал её сфотографировать? Ларри ухмыльнулся. — Уверен, что хочешь знать? — Ох, на заду? — Нет, не на заднице, — сказал Ларри, все еще просматривая фотографии на своем телефоне, которые, по-видимому, хранились годами. В основном — поразительно привлекательных женщин. Эджворт не понимал, чем Ларри способен привлечь вообще кого бы то ни было, не говоря уже о моделях, с которыми он почему-то всегда встречался, но он не мог отрицать очевидное: Ларри был настоящим ловеласом. — Тогда где? — Где никто не увидит, пока на нём трусы, это точно. Кажется, когда он набивал, ему пришлось надеть стринги или что-то типа того, чтобы ничего не болталось у лица мастера, прикинь? Так что сначала ему пришлось пойти и купить их, — сказал Ларри. Эджворт сглотнул. Всё это означало, что тату была где-то совсем рядом с гениталиями Райта. Неудивительно, что он не хотел, чтобы его сотрудники знали об этом. Неудивительно, что ему удавалось так эффективно скрывать это годами. — Ага! — наконец вскрикнул Ларри. — Я знал, что он был где-то здесь. Довольно прикольно, да? Он передал свой телефон Эджворту, продемонстрировав вполне симпатичный рисунок… Шахматной фигуры. Шахматного коня, если быть точнее. Но вместо традиционного черного или белого он был окрашен в темно-красный, бордовый цвет. — Он… он сделал её в этом цвете? — спросил Эджворт, завороженный. Бордовый конь. Много лет назад у него в кабинете стояли такие шахматы, сделанные на заказ по его прихоти вскоре после оправдания Уилла Пауэрса. Тогда он был в ярости, но в то же время очарован, по-прежнему игнорируя попытки Райта связаться с ним за пределами суда. Он был предельно осторожен с цветами, когда заказывал. Оттенки были точными. Синий костюм Феникса, темно-бордовый его собственный — глупый, но приятный способ воплотить в жизнь свою фантазию о победе над Райтом в суде. — Да, он сказал об этом очень конкретно, когда мы были в салоне, — сказал Ларри. — Не пойму, чего это он. Я думал, белый имеет больше смысла — Ник же всегда был рыцарем на белом коне для всех, кто в нем нуждался, верно? Он кучу раз вытаскивал меня из неприятностей. И тебя тоже. — Действительно, — пробормотал Эджворт, радуясь, что Ларри был не слишком сообразителен. Потому что этот темно-бордовый был особенным. Он отдал телефон Ларри и заказал целую бутылку вина. Внезапно она стала совершенно необходима.—
ты знаеш как играиь в шаматы? Эджворт уставился на текст, который только что отправил. Что-то в нем было не так, но он не был уверен, что именно. На мгновение он увидел «...», означающее, что Райт набирает ответ, но затем точки исчезли. И зазвонил телефон. — Эджворт? Ты в порядке? — Я пьян, ответь на вопрос, — настоял Эджворт и тут же ойкнул. — Что? Что случилось? — Я споткнулся… о… лестницу, — сказал он. — О лестницу? Где ты? Насколько ты пьян? Боже мой, ты что, встречался с Ларри без меня? Ты же знаешь, что бывает в таких случаях — потом сам же жалеешь об этом. — Я не… я… — он нахмурился. — Я… о, я дома. — Дома… Так это была лестница к твоей двери. — сказал Райт и вздохнул. Казалось, он дышал Эджворту в ухо. Эджворт вздохнул в ответ. — Ты же не садился за руль? Нет, ты не стал бы, ты не дурак, даже когда пьян. — Я никогда не был дураком, — сказал Эджворт, роняя ключи, что означало, что он теперь не сможет попасть внутрь. Он опустился на крыльцо. — Упс. — Что? — Все в порядке, просто я не знаю, где мои ключи. Я только что уронил их, и они теперь, кажется, в цветах. — Ладно, иди посмотри в цветах. — Но тогда я затопчу их, — сказал Эджворт. Это казалось разумным, так что он не понимал, почему Райт сейчас смеется. — Это не смешно! Я не могу попасть внутрь! — Это действительно забавно, — сказал Райт. — Тебе нужна помощь? — Нет. — Значит, да. Ты так бесишься. Это очаровательно. — Я не очаровательный. — Очаровательный, когда ты такой. Я приеду, только держись, ладно? Не могу поверить, что Ларри не позаботился о том, чтобы ты нормально добрался до кровати. А ещё ты смешной, когда пьяный. — Неправда, — сказал Эджворт. — Где мои ключи? — Ты только что сказал мне, что уронил их в клумбу, — напомнил Феникс, а затем в трубке прозвучал адрес Эджворта, что не имело никакого смысла. Кроме, того, что… О. Он ехал на такси. Но ведь это тоже не имело смысла. — Ты… Фей… ты не можешь приехать, потому что Фей у тебя в гостях. — Да, они уже в постели, — сказал Райт. — И они могут позаботиться о себе, пока я забочусь о тебе. Возможно, тебе это нужно даже больше, если честно. — Нет, — ответил Эджворт. — Да. Я слышу, как ты дуешься, а это верный признак того, что тебе определенно нужен кто-то, кто уложит тебя в постель. Я скоро буду, хорошо? Просто сиди на своем крыльце и никуда не уходи. — Я не собираюсь уходить, я собираюсь зайти внутрь, — сказал Эджворт и встал. — Мммм, — промычал Райт. Эджворт попытался открыть дверь. Она не сдвинулась с места. — Почему… — Потому что она заперта, Эджворт, а ты уронил ключи и не можешь достать их сам, потому что тогда затопчешь цветы, — сказал Райт. — Я еду, чтобы спасти тебя. — Ой. Спасибо, — сказал Эджворт и снова сел на крыльцо, пытаясь вспомнить что-то, что недавно говорил Ларри. — Ты… ты рыцарь на белом коне. Райт рассмеялся, и Эджворт улыбнулся этому звуку. Смех Райта был прекрасен. Всегда громкий и теплый и… добрый, не такой, как у многих других. Фон Карма лишь ужасно гоготал. Это был подлый смех. Он смеялся только когда Эджворт делал что-то не так. Райт часто смеялся, но никогда — над Эджвортом, так что это было мило. Он все еще думал о Райте, о его смехе и улыбке, когда Феникс вылез из такси и чудом появился у входной двери Эджворта. Майлз к тому времени почти заснул. Он попытался встать ему навстречу, но его ноги будто в чём-то запутались, и он не смог остановиться, и... Райт поймал его, помог встать и прислонил к двери. — Я убью Ларри, — весело сказал Райт. — Сейчас посмотрим… Эджворт зачарованно наблюдал, как Райт спрыгнул с крыльца и присел, чтобы рассмотреть цветы. Майлз наклонился, чтобы тоже посмотреть, но почувствовал, что падает... Райт снова поймал его. — Оставайся на месте, пожалуйста, я пытаюсь найти твои ключи. — Я их потерял, — услужливо сообщил Эджворт. — Я знаю. В цветах… ха-ха. — он наклонился, затем снова выпрямился с связкой ключей. — Вот они! Вскоре Райт открыл дверь и, обняв Эджворта одной рукой, провел его внутрь, в спальню. Эджворт едва не упал на свою кровать, ощутив разочарование, когда Райт сказал ему снять обувь и ушёл. А он ведь пришёл только что. Однако потом он вернулся со стаканом воды и снова мягко рассмеялся. — Выпей это, а я позабочусь о твоей обуви, хорошо? — Я не хочу пить, — сказал Эджворт. — Ради меня. Эджворт так и сделал, потому что он сделал бы что угодно ради Райта, который присел на пол перед ним и начал развязывать шнурки. Эджворт улыбнулся. — У меня были… такие сны. Нет, не сны. Другое. — Фантазии? — Но сексуальные, — сказал Эджворт. Райт испуганно взглянул на него. — Но приятные, — заверил его Эджворт и погладил Райта по волосам. Шипы были на удивление мягкими. Это ощущалось чудесно. — Приятные сексуальные фантазии о том, как кто-то снимает с тебя обувь, — резюмировал Райт. — Да ты извращенец. — Нет, не… о тебе, — объяснил Эджворт. — Не обо мне, — повторил Райт. — Наверное, мне от этого должно полегчать. — Нет, о тебе, — сказал Эджворт, пытаясь внести ясность и не совсем понимая, что несёт ту ещё бессмыслицу. — Тебе нужно немного поспать. — Нет, но… — Эджворт нахмурился. — У меня был вопрос. К тебе. Я отправил тебе вопрос. — Да, ты мне что-то присылал, — сказал Райт, — но это выглядело довольно бессвязно. Я не умею играть в шаматы. Может быть, Ларри умеет, что бы это ни значило. — Что? — Эджворт уставился на него. — В шахматы. — В шахматы? — Я о них спрашивал, — сказал Эджворт и сумел вытащить свой телефон. Райт закончил расправляться с его ботинками и теперь стоял перед ним. — Вот видишь — "ты умеешь играть в шахматы?" — Нет, — ответил Райт. — Почему ты спрашиваешь? — Так я и думал, — сказал Эджворт, нахмурившись. — Но у тебя есть татуировка. Райт замер. Эджворт сейчас чувствовал себя так же, как бывало в суде, когда он ухватывал верную нить и дело начинало постепенно обретать ясность. — У тебя тату коня из моего набора, но ты не умеешь играть в шахматы, так что это не имеет никакого смысла. Феникс глубоко вздохнул. — Это был просто порыв. — Нет, ты ведь заставил Ларри нарисовать эскиз, и тебе пришлось надеть… тебе пришлось купить специальное нижнее белье, чтобы её набить, — сказал Эджворт. — Я хочу увидеть. Можно посмотреть? — Нет, нельзя, — сказал Райт. — Но… это моя шахматная фигура. — Эджворт нахмурился. Всё это казалось совершенно бессмысленным. — Зачем тебе моя шахматная фигура? — Вот что я тебе скажу, — сказал Райт. — Если ты вспомнишь об этом, когда будешь трезв, то мы поговорим. — Я вспомню, — пообещал Эджворт. — Угу, — сказал Райт, улыбаясь. — Ты покажешь мне? — спросил Майлз настойчиво. — Если ты вспомнишь, — ответил Феникс. — Вспомню. — Конечно. — Райт вздохнул. — Конечно.—
Голова Эджворта убивала его, а желудок готов был взбунтоваться в любой момент. Он скатился с постели, но движение вышло неудачным, и он едва добрался до ванной, прежде чем его вырвало. Только после этого до него дошло, что он до сих пор почти полностью одет в ужасно мятый костюм со вчерашнего дня. Грёбаный Ларри Батц. Его воспоминания о прошлой ночи были смутными — они с Ларри гуляли, он взял Ларри немного выпивки, а себе… Почему он купил целую бутылку вина? Это невозможно. Ларри не был любителем вина; если бы Майлз заказал бутылку, ему пришлось бы всю её выпить самому. Нелепость какая-то. Обычно он выпивал бокал раз в неделю или около того. О целой бутылке за ночь не могло быть и речи. Хотя это объяснило бы его ужасное похмелье. К счастью, была суббота, и, поскольку он планировал выходной, то не взял с собой никакой работы. Обычно это означало, что он проберётся в офис позже в тот же день, но… сейчас это было очень далекой идеей. Сначала ему нужно было пережить утро. Он почистил зубы, хотя желудок всё еще жаловался, а затем выпил целый стакан воды и включил кофеварку. По утрам он предпочитал чай, но похмелье требовало чего-нибудь покрепче. Эджворт принял душ, и к тому времени, как он вышел и оделся, кофе был готов. Он выпил немного аспирина, чтобы облегчить головную боль, приготовил тост, после чего со стоном рухнул за кухонный стол. Чтоб он ещё раз согласился пить с Ларри! Прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось встать и начать двигаться. Он планировал провести утро за просмотром серий «Стального самурая», пока снова не почувствует себя человеком, но сначала стоило проверить телефон — на случай, если произойдёт аврал на работе, что было не редкостью. Однако всё, что он обнаружил — несколько пропущенных сообщений от Ларри с вопросами о том, вернулся он домой или нет. Эджворт написал: "Да, и я никогда больше не буду встречаться с тобой". Ответом ему был смеющийся смайлик и, по какой-то необъяснимой причине, смайлик с шахматной пешкой. …стоп. Он зашел в историю переписок и в ужасе уставился на сообщение "ты знаеш как играиь в шаматы?" Отправленное не Ларри, а Райту. Райту, который пришел спасти его, когда он был вынужден сидеть перед дверью. Ведь так? Почему он не мог попасть в дом? Его память представляла собой смутную смесь из плохих решений в баре, такси, где он собирался задать Райту вопрос, а затем появления Райта в образе рыцаря на белом коне, бережно укладывающего его в постель. “Рыцарь на белом коне” было странной, специфической метафорой для данной ситуации, но он помнил, что именно она пронеслась в его голове прошлой ночью. Эджворт сопоставил улики. Он отправил Райту этот бессвязный текст. Ларри послал ему шахматную фигуру. Значит, “шаматы” означало “шахматы”. Вот почему Райт в его воображении был его рыцарем на белом коне. Но к этому имело отношение ещё что-то, что сказал Райт, когда помогал Эджворту разуться… Татуировка. О Боже. У Райта была татуировка шахматной фигуры — коня — принадлежащей Майлзу, сделанная в его фирменном бордовом цвете на какой-то части тела Феникса, о которой нельзя упоминать. Эджворт потребовал показать её, но Райт не согласился. Это было определенно к лучшему. Но он сказал… он сказал, что покажет. Эджворт всё обдумал, нащупывая детали в туманных воспоминаниях. Ларри сказал ему, что Райт сделал эту татуировку, когда Майлз «умер» — в год, который он провел, пытаясь найти себя, понять, как он действительно хочет прожить свою жизнь, и как стать прокурором, который на самом деле заботится о правде и справедливости, а не о своих победах. Он не знал, что друзья, которых он оставил, считали его на самом деле мёртвым, пока Райт не пришел в ярость после его возвращения. Райт оплакивал его. Он сделал татуировку… на память? Но памятное тату Райта было набито где-то в довольно интимном месте и с глубоко… ну, сексуальным подтекстом. Это не имело смысла для всего лишь памятной татуировки. Майлз нахмурился, охваченный несвойственной ему неуверенностью, но у него был только один способ узнать правду. Он набрал номер Райта прежде, чем смог отговорить себя. — Эй, Эджворт! Как похмелье? — Ужасно, — сказал Эджворт. — Спасибо за спасение, хотя память у меня смутная. Я потерял ключи? — Не столько потерял, сколько уронил, но да, — сказал Райт, немного посмеиваясь. — И — пожалуйста. Извини, что не смог остаться. — Конечно, всё нормально, у тебя же гости. Они останутся на все выходные? — Нет, тут была выставка, которую Майя хотела посмотреть, и мы уже сходили туда сегодня утром. Я отвезу их на вокзал днём. Трюси тоже собирается провести ночь в Кураине. — Не мог бы ты зайти после того, как отвезёшь их? На ужин, может быть? — Конечно! Это и вправду было бы очень мило, — сказал Райт. — Мне принести что-нибудь? — Нет, я закажу еду, а пить уж точно не собираюсь. Скорее всего, никогда. — Да, прошлой ночью ты был совсем в дрова, — согласился Райт. — Да. Но я помню, как задал тебе вопрос, — сказал Эджворт. — И ты обещал, что ответишь, если я спрошу ещё раз, будучи трезвым. Я намерен заставить тебя выполнить это обещание, Райт. Увидимся. Он повесил трубку до того, как Райт попытался отговориться.—
Он достаточно хорошо знал вкус Райта, чтобы заказать ужин для них обоих, и со временем угадал, потому что уже раскладывал освобождённую от одноразовых контейнеров еду, когда Феникс позвонил в дверь и вошёл, выглядя немного застенчивым. — Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше, — сказал Эджворт, что в целом было правдой. Его желудок и головные боли по большей части утихли, но он всё ещё чувствовал слабость. Он так и не удосужился поехать в офис, но решил, что сделает это завтра. За выходные ему нужно было закончить не так много работы. — Как прошёл день? — Хорошо, хорошо. Всегда приятно повидать девочек. Надеюсь, в следующий раз они смогут остаться подольше, а ещё Трюси пригласила Перл помочь с её следующим шоу, так что… — Райт пожал плечами. — Я уверен, что это будет блестяще. В этом Шоу Трюси неизменны, — кивнул Эджворт. Даже чувствуя гордость за девушку, он продолжал думать о Райте, который сейчас прямо загорелся. — Она получила предложение от настоящих агентов, и наконец-то сделает шоу на более крупной площадке, чем бар. И Валант тоже на связи — я думаю, он хочет сделать с ней шоу, не в последнюю очередь опираясь на имя Грамари. Не знаю, как я к этому отношусь, но Трюси по-прежнему считает его своей семьёй. — У неё много родственников в твоём… офисе, — сказал Эджворт. — По крайней мере, у меня сложилось впечатление, что вы оба считаете Джастиса и Сайкс чем-то большим, чем просто коллегами. — Да, конечно — они члены семьи, как Майя и Перл. Хотя я думаю, никакое количество любящих Трюси людей не компенсирует всего, что она потеряла, но… — он пожал плечами. Сердце Эджворта сжалось. Райт дал Трюси всё, что мог: дом, семью, достаточно любви, несмотря на ее потери. Он не мог не задаться вопросом, насколько другой могла бы быть его собственная жизнь, если бы у него был такой опекун, как Райт, а не фон Карма. Но Майлз заставил себя улыбнуться. — Надеюсь, я числюсь где-нибудь в этом списке. — На самом верху, и ты это знаешь, — ответил Райт. Эджворт кивнул. Много лет назад, когда Трюси была еще маленькой, Райт попросил у Эджворта разрешения вписать его в завещание — сделать его опекуном Трюси, если с ним что-нибудь случится. Эджворт не смог определить, какой шквал эмоций он испытал при этом, но среди них было яростное желание защищать девочку. — Что ж, давай есть, — сказал Эджворт, и они сели за кухонный стол. Повисла дружеская тишина, и он подождал, пока Райт набьёт себе рот, потому что знал, что еда всегда делает Райта более сговорчивым. Именно поэтому он так много раз платил за бесконечные гамбургеры Майи. Только когда они оба насытились, Майлз сказал: — А теперь о твоей татуировке. — О Боже, — Райт со слегка покрасневшими щеками отвернулся. — Я убью Ларри. Не могу поверить, что ты действительно спросил его об этом. — Верно ли моё предположение, что дизайн твоей татуировки как-то связан со мной? — Да, это очевидно. Как ты заметил, я даже не умею играть в шахматы. — Райт по-прежнему не смотрел на него, многозначительно глядя в окно. — И это мой цвет, — добавил Эджворт. — Ага. Этот набор был у тебя в кабинете и… думаю, он произвел на меня впечатление. — Что ж, — Эджворт прочистил горло. — Я польщен, но… хотелось бы знать, почему. Это всё ещё кажется мне бессмысленным. — Что именно? — Райт пристально посмотрел на него. — Если бы это было просто на память… Ларри сказал мне, что ты набил её, когда думал, что я мёртв, так что это имеет смысл. Но… там? На твоём… тазу, если я правильно понял? Ларри был не особо конкретен. — Да, — сказал Райт. — На правой стороне. — Просто мне кажется, что это довольно интимное место для произведения, созданного из скорби о друге, — сказал Эджворт, пытаясь подтолкнуть Феникса к объяснению. Он искренне не был уверен, что это значит, но отчаянно хотел узнать. — Но ведь это было другое? — Райт повернулся. — Господи, Эджворт, я десять лет молчал об этом, а ты слишком умён, чтобы не понять. — Прости? — Эджворт нахмурился. — Уверяю тебя, если бы я знал, что ты имеешь в виду, я бы не спрашивал. Ты явно не хочешь это обсуждать, так что я избавлю нас обоих от перекрёстного допроса. — И всё же тот факт, что я явно не хочу это обсуждать, не помешал тебе спросить, — отрезал Феникс. — Тогда просто скажи, зачем ты её сделал, и я закрою эту тему, — хотя он не был уверен, что Райт согласится показать ему, он не стал бы требовать этого, как бы отчаянно ни хотел увидеть свой символ, навсегда впечатанный в кожу Райта. Эта мысль не должна была заставлять его сердце биться чаще, и все же это происходило каждый раз, когда эта картина возникала в его воображении. — Хорошо, но обещай не смущаться. Помни, прошло уже десять лет, мы друзья, и я... я очень ценю нашу дружбу, о’кей? — Конечно, — сказал Эджворт. — Наша дружба значит для меня больше, чем я могу выразить словами. Ничто никогда не заставит меня усомниться в этом. — Да, сейчас ты так говоришь, но… — он откашлялся и наконец посмотрел на Эджворта. — Я скорбел. Я потерял друга, да, но более того, я потерял… Я потерял шанс сказать тебе, что я чувствую. Чувствовал. Как я хотел — большего. От тебя. Я хотел, чтобы напоминание об этом было где-то в укромном месте, где никто бы его не увидел, пока я снова не влюблюсь в кого-нибудь и не наберусь смелости попросить этого кого-то о большем. Итак, вот и всё. Вот и всё. А теперь, пожалуйста, давай никогда, никогда, никогда больше не будем об этом говорить, ладно? Эджворт уставился на него. Райт подождал и, наконец, встал. — Видишь, вот почему я никогда не говорил тебе об этом. Слушай, не волнуйся. Ты смущён, я понимаю, но всё будет хорошо. Ты мой лучший друг. Я дам тебе немного времени, только обещай, что позвонишь мне, когда будешь готов. Я не буду всё усложнять. Я не хочу ничего менять. Он встал и повернулся к выходу, явно собираясь уйти, но замер, когда Майлз окликнул: — Райт. — однако всё равно не смотрел на Эджворта. Не оборачивался, просто стоял на месте в нескольких шагах от кухонной двери. — Я не знал, что ты всё это чувствуешь. — Я действительно не хочу об этом говорить. — Я хочу увидеть. — Эджворт… — Я был влюблён в тебя ещё до того, как оставил эту дурацкую записку, — проговорил Эджворт. — Меня влекло к тебе с первого дня, как я увидел тебя в зале суда, но полностью я влюбился в тот момент, когда ты навязал мне свою защиту и отстаивал мою невиновность, даже когда я сам в неё не верил. Я хочу увидеть твою татуировку. — Подожди, этого не может быть… Ты же сбежал, — воскликнул Райт. — Ты мне ничего не сказал, а потом сбежал! — Да, согласен. — Эджворт схватился за рукав — старая привычка, которую, как ему казалось, он уже давно преодолел. — Я сбежал по целому ряду причин, но одна из них заключалась в том, что скрывать свои чувства становилось всё труднее, и я… я не хотел всё усложнять, как ты выразился. Я вернулся, когда стал уверен, что могу довольствоваться только твоей дружбой. У Райта был тот же взгляд, что и в зале суда, когда он ломал голову над мотивом фигуранта дела или собирал воедино последние части общей картины. Но сейчас вместо того, чтобы триумфально взглянуть на “оппонента”, он вздохнул и ссутулился. — Значит, мы упустили свой шанс. — Полагаю, что да. — Эджворт тоже почувствовал, что горбится. — Но сработало ли оно? Твоё напоминание? — он знал, что Райт в настоящее время ни с кем не встречается, но его лишили адвокатской лицензии на столько лет, пока Эджворта не было рядом. Они поддерживали связь, но каждый из них хранил свой секрет. — Тебе хватило смелости с кем-то сойтись? Райт покачал головой. — Не-а. Было всякое… я имею в виду секс, время от времени, но жизнь отца-одиночки вносит некоторые сложности. Но ничего из… того, что я чувствовал к тебе… Чёрт возьми, этот разговор угнетает. Если бы у тебя не было такого похмелья, я бы предложил тебе пить и пить, пока мы всё это не забудем. Желудок Эджворта сжался от одного лишь предложения, но они уже зашли так далеко. — Только вот я не хочу об этом забывать. Возможно, я упустил свой шанс быть с тобой, но знать, что ты когда-то испытывал ко мне чувства… даже ненадолго, даже так давно… для меня это целый мир. Я не буду поднимать этот вопрос снова, но ты должен это знать. — Я должен знать… постой, — наконец Феникс встретился взглядом с Эджвортом, широко распахнув глаза. Значит, Райта осенило, но Майлз понятия не имел, к какому выводу он пришел. — Когда ты говоришь о чувствах… об упущенных шансах… Эджворт, ты всё ещё…? Всё ещё...? Майлз схватился за рукав. — Конечно, да. Но моя дружба настоящая. Уже много лет назад я смирился с тем, что могу любить тебя в обоих смыслах и получать только одно взамен. Теперь ничего не поменяется, кроме знания о том, что могло бы быть… вот бы у нас было лучшее время. — Мы оба такие идиоты, — сказал Райт, но его голос стал легче и счастливее, и он вернулся на кухню. — Я всё ещё люблю тебя. Не думаю, что смог бы разлюбить, даже если бы попытался. Эджворт уставился на него. — Ты… ты? — Ага. Дело не столько в том, что мы выбрали неудачное время, сколько в том, что мы просто не удосужились поговорить об этом, — сказал Райт и рассмеялся. — О господи. Все эти годы мы могли бы быть… о боже мой. Мы такие идиоты. Эджворт всё ещё оставался так, как замер. — Ты отметил меня на своей коже как обещание быть храбрым, так почему ты его не выполнил? Почему мне не сказал? — Ты мне тоже ничего не сказал! — Из нас двоих не я сделал татуировку! — парировал Эджворт и вернулся к прошлой теме. — Теперь ты должен мне показать. — Что? — Свою татуировку. Мне нужно увидеть её, Райт. Мы, выходит, были влюблены друг в друга, ничего не предпринимая в течение десяти лет, и теперь я заслуживаю увидеть тату, которое ты так долго хранил в секрете! Райт лишь слегка приподнял брови. — Я не собираюсь снимать штаны здесь, на твоей кухне. И хотя я не возражаю против того, чтобы снять штаны, скажем, в твоей спальне, ты должен сначала напоить меня вином и сводить на ужин, ну или что-то в этом роде. Не хочу, чтобы ты счёл меня легкомысленным. Эджворт указал на стол. — Мы поужинали. Вчера вечером я выпил более чем достаточно вина. Десять лет продержаться нелегко. Марш в спальню и снимай штаны. — Он развернулся, направляясь в коридор и вынуждая Райта следовать за ним, если тот вдруг начал бы отпираться. Ну или если бы согласился. Как бы то ни было, Райт последовал за ним, едва не наступив ему на пятки, когда они вошли в спальню. Эджворт потянулся назад, закрыл за собой дверь и посмотрел на Райта. Его щёки слегка зарделись, но он улыбался. Сегодня у него был выходной, так что он был не в своём синем костюме-тройке — на нём были джинсы и футболка, более опрятные, чем в годы лишения значка, но, тем не менее, выглядящие довольно небрежно. Надо сказать, эта одежда хорошо смотрелась на нём, демонстрируя удивительно сильные руки и оставляя намёк на еще более подтянутую грудь под футболкой, и сейчас Эджворт позволил себе смотреть на него так, как никогда раньше. Райт потянулся назад и со смехом почесал шею. — Ты пялишься. — Ожидаю зрелища. — Эджворт потянулся к нему и просунул два пальца в петлю на джинсах. — Где она находится? Здесь? Райт взял его за руку и повёл её немного южнее — на правую бедренную кость. Несмотря на слои одежды у него перехватило дыхание, когда Эджворт провел пальцами по метке. Он прижал к ней ладонь, развёл руки — сейчас он был не более чем в ширине пальца от достаточно важной части тела Райта, и Майлз почувствовал, как Феникс напрягается в джинсах. Эджворт поцеловал его, после чего потребовал: — Покажи мне. Райт вздрогнул и повиновался. Его щёки всё ещё были пунцовыми, но он расстегнул ширинку, следом — пуговицу, и спустил джинсы почти до колен, оставив на себе бледно-голубые боксёры. Эджворт жестом приказал ему продолжать, отчего Райт издал задыхающийся смешок и, удерживая одной рукой боксёры над членом, другой потянул вниз, растягивая эластичный пояс и обнажая тёмно-красный всполох на тазу. — Полностью, — потребовал Эджворт. Его взгляд был прикован к татуировке. — Что, штаны или трусы? — И то, и другое. Немедленно. — Какой властный, — пробормотал Райт, но подчинился — сначала стянул туфли, затем до конца спустил джинсы, оставив их беспорядочно валяться в районе лодыжек. Отпущенные боксёры вернулись на место, и он заколебался, держа руку на резинке. — Я буду чувствовать себя глупо, стоя здесь в одной футболке. — Тогда сними и её. — Эджворт не мог сдержать хищной ухмылки, возникшей на его лице от этой мысли. — Между нами было десять лет недопонимания, и я не позволю тебе покинуть эту комнату, пока мы не наверстаем упущенное. Одежда для этого не понадобится. Так что раздевайся, или я сделаю это за тебя. — Ого, да ты угрожаешь мне возможностью хорошо провести время? Эджворт набросился на него за мгновение до того, как Райт успел посмеяться над собственной дурацкой шуткой. У него перехватило дыхание, когда Эджворт сделал, что обещал, — рванул футболку Райта вверх, снимая через голову, и Райт был вынужден сотрудничать, потому что иначе он просто-напросто запутался бы в одежде. Эджворт откинул футболку на пол, а затем наклонился, чуть осторожнее, но не менее поспешно стягивая боксеры Райта, после чего отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Итак, ты планируешь что-то снять сам? — спросил Райт, румянец которого теперь перетёк ещё и на шею. — Всему своё время, — ответил Эджворт. — А теперь помолчи и дай мне взглянуть на тебя. Теперь, когда его взгляду ничего не мешало, Эджворт мог в мельчайших подробностях изучить татуировку. Дизайн Ларри был простым, но эффектным: аккуратный чёрный контур, заполненный тёмно-красным цветом и штрихами более светлого оттенка в качестве бликов. Это явно была шахматная фигурка, а не просто голова лошади, и что-то тёплое и собственническое охватило сердце Эджворта. Райт был его. Райт принадлежал ему десять лет, его можно было забрать, если бы он только попытался протянуть руку. Райт пометил себя, принёс в жертву свою кожу, и те немногие люди, которым было позволено увидеть это, каждый раз, глядя на его тело, понимали, что Райт любит кого-то другого. Эджворт позволил этому собственническому чувству, сметающему любые неловкость и смущение, овладеть собой, когда он упал на колени, держа руками бёдра Райта перед собой. Он провел языком по татуировке, почувствовав вкус мыла и соли. — О боже, — выдохнул Райт. — Я так понимаю, она тебе нравится? — Произведение искусства, — ответил Эджворт и провел рукой по ногам Феникса. Судя по всему, езда на велосипеде не прошла даром — его бедра были мускулистыми, твердыми и тёплыми, а кожа — мягкой. Эджворт слегка сжал их пальцами, и Райт издал странный звук, от которого у Майлза возникло безумное желание укусить его, что он и сделал. Несильно. Его зубы лишь немного впились во внутреннюю поверхность бедра Феникса. Райт вздрогнул. — Надеюсь, ты не собираешься на меня свалиться, — сказал Эджворт, подняв глаза. — Ничего не могу обещать, — ответил Райт. — Хмф. — он задумался на мгновение, затем подтолкнул Райта к кровати и приказал: — Садись. Феникс сел. Эджворт был недалеко и сумел подползти, не вставая полностью, приземлившись между расставленными ногами Райта и раздвинув их еще шире. Райт застонал. Укус был недостаточно сильным, чтобы оставить след, что было бы несколько разочаровывающим, если бы Райт уже не оставил след Майлза на себе — этот факт всё не переставал будоражить Эджворта. Он снова провел языком по татуировке. — Ты не думал, — спросил Райт, вцепившись рукой в покрывало, — сдвинуться, например, немного влево? — Хм, — выдохнул Эджворт, позволяя воздуху коснуться кожи Райта. — Я полагаю, что мог бы это сделать. — Пожалуйста, — добавил Феникс, извиваясь. Эджворт подвинул очки выше к переносице. Пускай они и будут мешать — он хотел видеть всё. Он снова поцеловал внутреннюю часть бедра Райта, мимолётно прикусил её, а затем переключил свое внимание на то, о чём тот просил, проводя языком по головке члена. Прошло много времени с тех пор, как Эджворт занимался этим. Хотя он немало экспериментировал, будучи моложе и впервые переехав в Лос-Анджелес, никто не привлекал его дольше, чем на несколько ночей. Во всяком случае, кроме Райта, но с ним Майлз всегда был лишь в фантазиях. А потом, когда Эджворт продвинулся дальше по карьерной лестнице, он обнаружил, что стал более занятым, и секс ради секса попросту перестал его интересовать. — Эджворт, — голос Райта дрожал. — Ну давай же. Пожалуйста. Это “пожалуйста” звучало слишком хорошо. Эджворту хотелось слышать его снова и снова, хотелось, чтобы Райт умолял его, дрожа, полностью потеряв рассудок. Майлз обхватил член любовника у основания, чувствуя его напряжение. Хватка была крепкой — он не предполагал, что Райт кончит слишком быстро, но хотел предотвратить это на всякий случай. Если у Райта и были какие-то возражения против подобного грубого жеста, то он их не озвучивал, а когда Эджворт обхватил губами головку его члена, ответом ему стал долгий стон. Майлз не торопился, его движения были медленными, но точно выверенными, когда он взял глубже. Бёдра Райта дрожали по обе стороны от него, его руки побледнели оттого с какой силой он сжимал покрывало, нещадно его комкая. Он откинул голову назад, и его позвоночник резко прогнулся, когда он застонал, вперившись взглядом в потолок. Эджворт отстранился и моментально услышал в ответ восхитительно жалобный, полный отчаяния звук. — Смотри на меня, когда я это делаю, — потребовал Майлз. — Я, э-э. — чтобы наклониться вперёд, Райту пришлось согнуться. Эджворт вознаградил его за послушание, снова прильнув к нему широко раскрытым ртом и взяв так глубоко, как только мог. — Боже, это так горячо для меня, но вот для моей спины — просто ад какой-то. Эджворт снова отстранился и бросил на него пошлый взгляд, получив в ответ застенчивый. — Я не виноват, что мы не сделали этого десять лет назад, — пронзительно воскликнул Райт, — когда мой позвоночник ещё нормально функционировал! — В этом есть как минимум половина твоей вины, — рявкнул Эджворт и поднялся на ноги. Он скрестил руки на груди, раздумывая. — Кроме того, есть еще один вопрос, который необходимо обговорить. Я хочу, чтобы ты кончил, когда я буду внутри тебя. Если я трахну тебя ртом, ты потом сможешь снова кончить? Райт несколько раз моргнул. Обычно он соображал быстрее, но Эджворт не имел права жаловаться, ведь это он довел Райта до ступора. Однако через мгновение тот ответил: — Нет, наверное, нет. Вот и ещё одна причина пожалеть, что мы не сделали этого много лет назад. — Хмф. Ну, по крайней мере, мы делаем это сейчас. — невзирая ни на что, Эджворт улыбнулся. — Тогда ложись на спинку кровати. — Хорошо. — и, отползая, добавил, — Нет, серьёзно, рано или поздно ты собираешься раздеться, правда? Я знаю, что это у меня татуировка, но это ведь не значит, что я не хочу тоже тебя увидеть. Эджворт обдумал этот вопрос и согласился. Его выходная одежда была не такой повседневной, как у Райта, но и не такой официальной, как в офисе: рубашка на пуговицах, брюки и простой галстук, заменяющий его обычное жабо. Он ловко развязал галстук, и в его голове пронеслась краткая, но интригующая картина, как он связывает им запястья Райта. Он подозревал, что Феникс разрешит такое провернуть, но у них было достаточно времени, чтобы поговорить об этом в будущем. После десяти лет сейчас это был лишь первый шаг, их первый раз. Их будет больше — до конца жизни, подумал Эджворт. — Эта дьявольская ухмылка, — прокомментировал Райт. Теперь он полностью растянулся на кровати Эджворта, а его голова лежала на подушках, но он приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на него. — Я провёл десять лет, представляя, что сделал бы с тобой, будь у меня когда-нибудь такая возможность, — сказал Эджворт, повесив галстук на ручку двери шкафа. Обычно он его аккуратно складывал, но сейчас Майлз не был готов выпускать Райта из поля зрения. — Ммм, и что же ты собираешься со мной сделать? — спросил Феникс. Эджворт начал расстёгивать рубашку. — Сегодня? Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не перестанешь задавать мне вопросы. В будущем? Посмотрим. — Звучит многообещающе, — выдохнул Райт. Эджворту удалось снять рубашку — и снова, не тратя время на то, чтобы аккуратно повесить вещь, он нацепил её на дверную ручку. Затем на комоде оказались сложенные штаны. Майлз бросил взгляд на Райта, который смотрел на него широко открытыми глазами, и снова ухмыльнулся, стягивая боксёры и откладывая их в сторону. — Ты серьёзно беспокоишься о том, что нижнее бельё помнётся? — Райт ухмыльнулся. — Я добавляю затыкание тебе рта в список вещей, которые собираюсь сделать с тобой в будущем, — ответил Эджворт. — Успокойся, душа моя, — Райт улыбнулся, — Боже, ты прекрасен. Иди сюда и приступай к этому списку дел, хорошо? — Попроси хорошенько, — промурлыкал Эджворт. Райт сделал паузу, и на мгновение Эджворт подумал, что тот будет сопротивляться, но затем услышал: — Пожалуйста, Майлз. Просто трахни меня, или заткни мне рот, или... или сделай со мной всё, что захочешь. — его рука опустилась вниз, постукивая пальцем по татуировке на бедре. — Я твой. Тот собственнический инстинкт, который до сих пор тлел в Эджворте, теперь вспыхнул. — Несомненно. Майлз помог себе лечь на кровать. Он снова уместился между ног Райта, обвёл их руками, схватился за заднюю часть бёдер и толкнул вверх. — Держи так. Райт сделал, как ему сказали, опустив руки, чтобы придерживать себя, давая Эджворту свободный доступ к тому, чего он так желал. Тот снова начал с члена Райта, облизывая его от основания до кончика, но то была лишь мгновеннвя прихоть, после чего он опустился ниже, ощупывая яйца, а затем ещё ниже. Райт лишь растянуто выдохнул «О боже», когда Эджворт провел языком по его дырочке, а затем сделал несколько более глубоких движений. Когда он всерьёз начал трахать Райта языком, тот даже захныкал. Майлз вставил один палец, дразня — двигая им медленно, пока Райт дрожал, обхватывая его. Одна из ног последнего соскользнула и рухнула на матрас, прежде чем ему удалось поднять её обратно. Эджворт, однако, не возражал — скорее испытывал удовольствие, отчаянно возбуждаясь от того, что Райт стал таким открытым после стольких лет. И от татуировки на коже Райта. И от того, как Райт тяжело дышал и поддавался. Эджворт пока что игнорировал собственные нужды, зная, что скоро они будут удовлетворены. На данный момент всё, чего он хотел, всё, в чём нуждался — доставить удовольствие Райту. Он приподнялся, чтобы его голос не звучал глухо: — Левый ящик прикроватной тумбочки. Смазка, — ещё один укус за бедро. — Быстрее, пожалуйста. Райт снова опустил ногу и потянулся, возясь с ручкой ящика, чтобы открыть его. К счастью, отыскать смазку оказалось нетрудно, и Райт быстро схватил её, чтобы передать Эджворту. Правда, когда тот взял тюбик, то внезапно понял, что есть ещё одна проблема. — У меня нет презервативов. Хм. — Плевать, — сказал Райт. — Я... я чист. Сдавал анализы несколько лет назад, и с тех пор у меня секса не было. А ты? — То же самое, но… Ты уверен? — Да, — Райт слегка пнул его в плечо. — Я доверяю тебе. А теперь, пожалуйста, трахни меня. — Отлично, — сказал Эджворт и толкнул его вытянутую ногу. Райт снова поднял ее, и Эджворт вернул на прежнее место и рот, и палец, сейчас уже смазанный. Теперь он нажимал сильнее, чувствуя, как Райт напрягается вокруг него, а затем постепенно расслабляется. Он подождал секунду, слегка приоткрыв вход в тело Феникса, чтобы как следует трахнуть его языком, и напряжение Райта переросло в дрожь. Но он также хотел трахнуть Райта по-настоящему, а для этого его нужно было ещё немного подготовить, поэтому Эджворт возобновил растягивание. К тому моменту, как Майлз добавил третий палец, он подумал, что Райт уже может быть на грани, так что на мгновение отстранился и дал последнему отдышаться. Справедливости ради, ему тоже было необходимо успокоиться: хотя он и тонул в удовольствии Райта, но всё же сам был возбужден — сильнее, чем когда-либо за последние годы. А потому решил воспользовался моментом, чтобы смазать свою руку и обернуть её вокруг собственного члена, наслаждаясь даже этим лёгким давлением. Это было, конечно, приятно, но находиться внутри Райта точно будет бесконечно лучше. — Ты готов? — спросил Эджворт. — Готовился десять лет, — сказал Райт с кривоватой, пьяной от удовольствия улыбкой. И, прежде чем Эджворт успел ответить, добавил: — Пожалуйста. Пожалуйста, Майлз. Я готов. Что-то вспыхнуло в груди Эджворта — чувство, которое не имело ничего общего с сексом — лишь с самим Райтом. Его улыбка, его глаза, его голос, его татуировка. Секс ощущался феноменальным, но феноменальным именно потому, что он был с Фениксом Райтом, которого Эджворт любил всем сердцем. Он использовал смазанную руку, чтобы направить себя, толкаясь, наконец, вперёд, в тёплое тело. Райт низко, отчаянно застонал под медленное скольжение Эджворта. Когда тот наконец достиг всей длины, то упёрся руками по обе стороны от Феникса и приник к нему, оставляя метку на ключице и с удовольствием отмечая, что глаза Райта закрылись, а его грудь стала высоко вздыматься. Райт отпустил ноги, но вместо того, чтобы позволить им упасть на кровать, упёрся пятками в спину Эджворта и опустил свободные руки. Эджворт не мог ничего с собой поделать: потребность овладеть любовником двигала им, и он подался вперёд, чтобы схватить Райта за запястья и прижать их к матрасу рядом с подушками. Это было замечательно, это казалось правильным: Райт принадлежал ему, внутри и снаружи. Наконец он начал двигаться медленными, уверенными, длинными толчками, почти полностью наружу и обратно. Райт подгонял его, настойчиво толкая обвившими его сильными ногами. Майлз сдался — нет смысла отказывать Райту или себе, и по мере того, как его толчки становились всё быстрее и резче, Райт сместился, угол поменялся, и, судя по внезапным вздохам Райта, Эджворт, должно быть, задел простату. Он продолжал в том же духе, наблюдая, как Райт полностью распластался под ним, его глаза были закрыты, бусины пота покрыли его лицо, а волосы торчали под более сумасшедшими углами, чем обычно. Рука Райта согнулась, но не могла пошевелиться — Эджворт прижал её к матрасу. Он, тем не менее, понял немую просьбу и отодвинулся, отпустив запястье Райта, чтобы вместо этого схватить его за бёдра, впиваясь ногтями в кожу и продолжая толкаться. Райт схватился за собственный член, и ему потребовалось всего несколько движений, чтобы кончить по всему животу — и своему, и Майлза — со звуком, который будет проигрываться в фантазиях Эджворта до конца его жизни, и выражением полного блаженства на лице. Оргазм, должно быть, заставил мышцы Райта сжаться сильнее, или, может быть, Эджворт уже и так был на грани. Так или иначе, он сам перешагнул через край, погрузившись глубоко внутрь Феникса. Его разум стал пустым от удовольствия, а сердцебиение эхом отдавалось в ушах. Все его тело, казалось, превратилось в желе, и он чуть не рухнул на Райта, истощённый, липкий и измученный. — А ты говорил, что это я на тебя свалюсь, — пробормотал Райт ему на ухо, расплетая их конечности, но не отстраняясь. Ладонь его потянулась к руке Эджворта, а голова легла ему на плечо. — Ну… — Майлз не имел никакого желания возвращаться к этой теме. — Ты полностью испортил мое покрывало. — Ты имел к этому некоторое отношение. Эджворт с улыбкой посмотрел на него, опустив руку. Его пальцы коснулись татуировки. — Столько лет, а я даже не знал. Жаль, что нельзя её сфотографировать. — Кто сказал, что нельзя? Я просто, ммм, не собираюсь посылать фотографии никому, кроме тебя. — И правильно. Ты теперь мой, Феникс Райт. Ты пометил себя. — Если это делает меня твоим, то я твой уже очень давно. Рад, что ты наконец-то это понял. — Мог бы и раньше сказать, — улыбнулся Эджворт. — Пожалуй, теперь, когда я знаю, я даже оставлю тебя себе. — Ты просто хочешь побольше такого секса. — Да, — сказал Эджворт. — Но только с тобой, Феникс Райт. Ты действительно произведение искусства.