Измученный

      — Мерлин, поскольку у тебя, похоже, есть время сидеть и ничего не делать, сегодня ночью ты будешь дежурить первым.       Мерлину показалось, что он слышал, как кто-то разговаривал с ним, но не сделал ни малейшего движения, чтобы ответить. Он просто продолжал совать палку в костер. Мерлин оооочень устал. У него болели ноги, болела голова, болела спина, болели руки. Ему показалось, что даже мозг онемел. Все казалось каким-то тусклым и далеким как для зрения, так и для слуха. Ему показалось, что он слышал, как кто-то разговаривал с ним, но он просто не мог приложить усилий, чтобы прислушаться к тому, что говорили.       — Мерлин, ты слышал, что я сказал?       — Мерлин, лошадей еще не покормили.       — Мерлин, идиот, вставай и помой посуду, еще много чего нужно сделать, прежде чем идти спать.       Мерлин продолжал ворошить угли, и голос просто жужжал вокруг, не попадая в сознание.       — МЕРЛИН!       — Мерлин? — На этот раз он звучал обеспокоенно, по какой-то причине, которую Мерлин не мог понять.       Голос, казалось, стал немного громче. Ближе? Но Мерлин все еще не удосужился обернуться и посмотреть, кто это был, или чего он хотел, или заставить себя ответить. Неужели нельзя было просто оставить его в покое на пять минут? Он продолжал ворошить огонь палкой одной рукой, а локоть другой положил на колено, чтобы опереться на нее подбородком. Его голова стала такой тяжелой, и было так приятно и тепло просто сидеть здесь.       — Мерлин? — еще раз. — Ты меня слышишь?       — Он действительно не в себе. Что с ним не так? — другой голос.       Еще один добавил:       — Он болен?       Мерлин почувствовал руку на своем лбу. Однако эта рука загораживала ему вид на огонь, поэтому он медленно покачал головой, чтобы проверить, сможет ли он заставить ее исчезнуть.       — Ну, у него, кажется, нет температуры.       — Держу пари, он просто истощен, сир, — раздался другой голос, добавив: — Я слышал, как Гаюс сказал Джеффри, что Мерлин встал задолго до рассвета, чтобы собрать для него травы, прежде чем мы покинули Камелот.       — И я видел, как он в оружейной заканчивал чинить вашу кольчугу через несколько часов после того, как я закончил свою вахту прошлой ночью. Он сказал мне, что это заняло больше времени, чем он ожидал, потому что обнаружил большую дыру. Я понятия не имею, как долго он оставался после этого, но к тому времени, когда я уходил, он еще не был близок к завершению, — сказал мягкий голос.       И еще один:       — И мы не совсем были снисходительны к нему сегодня, со всеми этими поисками и переносами. Каким бы захватывающим я это ни находил, сомневаюсь, что Мерлину понравилось, что мы уложили в мешки двух оленей за полчаса, поскольку ему пришлось таскать их повсюду.       — Да, и потом, поскольку мы все были заняты разделкой мяса и заботились о хромой вьючной лошади, он наполнял все бурдюки водой самостоятельно, а это довольно долгий поход: спуститься к реке и вернуться обратно, не говоря уже о том, что ему пришлось нести всю эту воду.       Мерлин слышал, как слова кружатся и перекручиваются, но не потрудился прислушаться. Огонь был таким красивым и потрескивающим, когда он поворошил угли. И пахло приятно. Дымом...       — Что ж... Тогда давайте уложим его в постель. Сегодня вечером для него не будет никакого «первого дежурства», — сказал кто-то довольно властно.       Мерлин попытался протестовать, когда кто-то забрал у него палку, но не смог произнести ни слова. Затем внезапно он обнаружил, что стоит, одна его рука обнимает чью-то шею, а чужая обнимает его за талию. Кто-то действительно большой. Он подумал, что возможно это Персиваль, но, похоже, не мог сосредоточиться достаточно, чтобы проверить.       — Давай, Мерлин. Теперь одна нога впереди другой. Вот так.       — Где его спальный мешок?... Что он там делает?!       — Ну, сир, разве вы не замечали, что он обычно спит вне нашего круга? Приличия и все такое. Я думаю, что кто-то однажды пожаловался на то, что он занял место у огня, поэтому с тех пор он держится подальше. Полагаю, привычка, хотя мне стыдно признаться, что мы никогда не думали сказать ему, чтобы он поступил по-другому.       — О, ради Бога, на этом все закончится... Гвейн, передвинь спальник ближе к огню, пожалуйста.       — Ради Мерлина и «пожалуйста», я сделаю все, что угодно, принцесса, — ответил кто-то.       Затем Мерлин обнаружил, что его медленно опускают, сильная рука под его плечом помогает ему лечь, и что-то удивительно мягкое подложено под его голову. Он слегка потерся об это щекой, наслаждаясь ощущением, но закрыл глаза, не потрудившись проверить, что это такое приятное.       — Итак, где его... спасибо, Персиваль... Честно... ты называешь это одеялом? Эта штука настолько изношена, что, скорее всего, будет отводить от него тепло, а не удерживать. Он просто идиот, чтобы отправиться с этим на охоту. Полагаю, мне нужно будет купить ему новое, как только мы вернемся в Камелот.       — Леон... что ты...       — Вот, возьмите, сир. У меня есть одеяло, так что могу дать Мерлину свой плащ. Он довольно теплый.       Мерлин больше ничего не слышал. Ему тепло, и удобно, а потом он крепко и по-настоящему уснул.

***

      Проснувшись на следующее утро, Мерлин с удивлением обнаружил, что удобно лежит у догорающего костра с плащом Артура под головой, и накрытый Леоновым.       Он встал с улыбкой, чувствуя себя более отдохнувшим, чем за последние недели!       Когда он развел костер и начал готовить завтрак, то снова улыбнулся, с нежностью оглядываясь на все еще спящих рыцарей, а затем на Гвейна, находящегося на другой стороне лагеря, неся последнюю вахту. Да, его судьба того стоила, если это означает создание королевства, в котором король и его самые доверенные рыцари склонны так заботиться о скромном слуге.