Закоулки наизнанку

Под общую шумиху они дрались. Дрались так сильно, вымещая друг на друге накопившуюся злость за всё то небольше время, пока им приходилось быть вместе. В тот момент Кортекс лежал на спине. Тропи придавил его тяжестью собственного тела и уже собирался вмазать как следует, как вдруг доктор увидел вдалеке, за спиной своего сопернка, зияющее дуло винтовки, которое только совсем недавно среляло куда-то, и оно было повёрнуто строго на них. Страх пронзил мужчину насквозь, он уже и думать забыл о том, как он ненавидел своего оппонента, в голове были лишь мысли о том, что до этого никто из них и не подумал бы, что эта штука может выстрелеть в любой момент и куда угодно, и они не были исключением. Но судьба распорядилась иначе, и Кртекста в мгновение ока выбросило осознание возможности того, что хоть кто-то из них в порыве гнева мог бы заметить дуло, направленное на них - очень мало. У доктора была одна хорошая черта, в которую бы вряд-ли кто-то поверил, но она была, и заключалась она в том, чтобы действовать бысто и настойчиво, когда жизнь висела на волоске. Его голова начинала быстро работать, а тело делало всё, что бы не умереть. И прямо сейчас эта особеннось была как раз кстати... В мгновение ока, не дав кулоку Тропи вновь врезаться в него, Кортекс рванул вперёд и придавил его буквально в милиметре, где тут же пуля врезалась в песок, поднимая небольшие облака пыли, которых разогнали капли гусой алой крови. Как жаль, что Тропи даже не заметил этого. Как же ненависть затмила его. Глаза Кортекса блестнули. Он понимал, что одной пули не будет, и теперь, в этой разрухе и грохоте, где каждый сам за себя, где не осталось ничего, кроме пустой, голой, твёрдой, покрытой грязным песком и пылью земли, где есть только сражение, где тебя могли убить в любой момент, они уже не играли в игру ненависти, всё было серьёзно, и здесь были не они друг против друга, а все против них. Он схватил пистолет, который, по удачной случайности, был недалеко, вот только Тропи подумал, что стрелять будут в него. Он точно думал абсолютно противоположно тому, что происходило, поэтому хорошенько приложился, снеся доктора с дрожащих коленей, да так, что у Кортекса громко хруснула спина, и Тропи снова был сверху. А у доктора была лишь одна мысль - выстрелить, пока не поздно. Он направил пистолет, он понимал: второго шанса не будет, и потому мужчина был так напрежён, что даже не отреагировал, когда Тропи с силой ударил его в челюсть, и выстелел куда-то за чужое широкое плечо. Пуля просвистела у уха Тропи... Голова гудела. Сердце бешено билось. Момент истины. Повезёт ли снова? Когда Кортекс смог открыть глаза он увидел Тропи, сидящего с занесённым кулаком, который вот-вот должен был снова встретиться с лицом доктора, но внимание противника было обращено назад, туда, где буквально секунду назад стоято дуло винтовки, а теперь она волялась и дымилась от чужого выстрела. Был ли это Кортекс, или просто в то же время выстрелил и попал кто-то ещё? Неважно, это было их наказание за то, что они вели себя как дети. Они доигрались, и каждый из них безусловно понимал это. Но уничтожить ненависть почти невозможно. Кортекс обессилино опустил руки, разжав пистолет. Он тяжело дышал и чувствовал, как начинает мучительно медленно терять сознание: бок невозможно ныл, а боль разносилать по всему телу до самых кончиков польцев рук и ног - ему не долго осталось, но на смену страху пришло странное осознание того, что он бы действительно хотел увидеть Тропи в конце. Это было престранно, казалось, что он просто бредит, но это одназначно было не так. Тем временем Нофариус обернулся и опустил кулак. Он возвышался, как всегда это делал: с победоносной ухмылкой, с тлеющей ненавестью в глазах. Он наклонился так близко, что их носы почти встретелисть, как когда-то это делал, и процидил сквозь зубы своим низким хрепящим госом: - Признай, ты - нечтожество. Я лучше тебя, всегда был, и ты приграл, снова. В любой другой момент доктор не упустил бы шанс врезать этой наглой морде, послать его куда подальше, но сейчас, он хотел сказать то, чего дейсвительно так давно искренне желал. Даже не он, а самое его сердце, подсознательно, то, что он с ужасом хранил в самых дальних уголках разума: -...да, ты прав. Ты уже давно победил, и наше сражение бессмысленно. Оно всегда таким было, - он тяжело дышал, хватая губами тяжёлый воздух. - И ты... Ты действительно лучше меня. Всегда был... Воздуха не хватало, но и говоить было уже нечего. Тропи, который встал так, что быть ещё выше, смотрящий куда-то мимо, очевидно не ожидающий таких слов, резко изменился в лице. Он недоумевающе посмотрел на мужчину. Тот улыбнулся: ситуация действительно вызывала умиление. Тропи наклонился, опершись на руки по бокам Кортекса, он хотел что-то спросить или сказать, набрав пыльного возуха в лёгкие и приоткрыв рот, но почувствовал, как что-то тёплое пропопитывает одну из его печаток и касается кожи. Он поднял руку и с ужасом увидел тёмное густое пятно. Взгляд сам опустился ниже, хотя мужчина уже всё понял. В голове пронёсся выстрел, словно он был прямо сейчас и точно ему в голову, и он понял, что произошло. Это было серьёзнее, чем просто их игра. Они доигрались. Тропи со страхом рванул к голове Кортекса. Так он никогда, пожалуй, не боялся даже за свою жизнь. Глаза доктора помутнели и тускло смотрели куда-то в пустоту, так, как этого не видел никто и никогда. Он тяжело дышал, улыбки и след простыл, а сам же он был смертельно бледным. В голове Тропи бушевали эмоции. Ведь, вот, Кортекса больше не будет, никто не будет доставать его, никто не будет сопеничать с ним, он будет один - самый лучший, но это не то, чего он хотел. Кортекс был нужен ему, и было так страшно осознавать это, когда всё должно было закончится. Но Тропи не верил. Не верил, что всё произойдёт так, всё ещё можно было изменить. Он быстро соскочил с доктора и подхватил его на руки, аккуратно уложив его себе на колени - тот тихо болезненно застонал. Это ещё подавало надежду. Тропи сосредоточенно закрыл глаза и наклонился так блико к телу, что его тяжёлое дыхание опаляло бледнеющую с каждой секундой кожу. Он что-то шептал, и ничто не могло его отвлечь: ни взрывы, ни крики... Ничто. Он говорил на непонятном языке - магия начала действовать, охватив рану доктора. Тропи напряжённо смотрел на алое пятно, из полуприкрытых век, опасаясь, что отвлечётся и сплошает так, как никогда. Растикающееся по белой, вымазанной в песок и пыль одежде, оно напоминало о важности времени. Это пугало Тропи. Пугало, что теперь он бессилен перед собственной способностью, и от этого он начинал шептать только сильнее. Но Кортекс на его руках всё слабел и слабел, и ничего нельзя было повернуть вспять. Как же иронично это звучало для Тропи - содателя машины искажения времени, для того, кто связан с прошлым, настоящим и будующим напямую. Он чувствовал себя ужасно беспомощным, таким, каким он себя никогда доселе не ощущал. И сейчас он был готов отдать всё, лишь бы только успеть. Никогда он так не боялся опазадать, как теперь. Он прижимал к себе доктора всё сильнее, мысли панически вопили, что он, ОН проигрывает, и он никогда не простит себе этого. Он чувствовал, как сердце бьётся всё тише и медленнее - способности позволяли услышать - но он проклинал их - они не могли вылечеть чёртову рану! - Это конец... - проговорил он пустым голосом, когда сердце совсем перестало биться и доктор повис на его руках. Он не мог поверить. Его сердце разрывало, выло от ненависти к себе, за всё, что он сделал, от собственой беспомощности, от боли и потери. Он не мог поверить, что всё действительно закончится так, что оно вообще могло закончиться. Согнувшись, но всё ещё с высока, он смотрел на бездыханное тело в его руках. Секундно руки обессилили, но тут же осознание стукнуло в голову до потери памяти, лучше всякого оружия. Тропи сжался в комок, прижав к себе Кортекса как можно сильнее. Из его глаз брызнули слёзы. Такие искренние и горькие, те, коих не было уже давно и ещё не скоро будут. За его спиной жизнь текла своим чередом, там что-то происходило, всё те же взрывы и те же крики, но он этого не слышал, он смотрел на неподвижное лицо, а по его щекам текли слёзы и капали на чужую одежду. Он не успел. Он сидел неподвижно. Он вслушивался. Он пытался снова услышать стук сердца, что билось недавно, но его не было, он слышал, лишь как вопит его собственное. Он винил себя за то, что не понял, не успел сделать то, что нужно было. Тропи снял шлем, освобождая тёмные волосы с мелькающей сквозь них седой прядью, и бессильно прижался мокрыми солёными губами к чужим. Он не смог сделать большего и, отстранившись, лишь прижался лбом ко лбу. Он закрыл глаза и тихо, прирывисто вздыхал, отпуская слезу за слезой. Что-то тёплое легло на его мокрую щёку. Тропи не сразу это заметил, как вруг почувствовал слабое дыхание на своих губах. Он удивлённо, со слабой надеждой, отодвинулся от чужого лица, чтобы убедиться... На него снова тепло смотрели приоткртые карие глаза, и прекрасная, мягкая улыбка украшала вновь ожившее лицо. Большой палец вытер дорожку от слёз с голубой кожи. Мужчина ничего не говорил, только его грудь тяжело вздымалась и опускалась. Второй рукой доктор уцепился за перчатку первого. Тропи был на седьмом небе от счастья, но не мог сказать этого, он прижал чужую руку к своей щеке плечом. Он улыбался и не мог поверить, что, всё таки, он успел, Кортекс всё ещё был здесь. Тропи снова наклонился к лицу на его коленях и снова прикснулся губами к чужим. Теперь они ему слабо ответели. Они оба закрыли глаза и были искрено счастливы, что всё закончилось так. Они были рядом, и теперь они действительно понимали, что́ для них было так важно. Они бы так и сидели, не обращая ни на что и ни на кого внимания, если бы Кортекс не издал характерный прирывистый выдох. Тропи чуть не вскочил на месте и принялся бысто осматривать доктора: - Она не затянулась до конца - кровь ещё идёт. - слабо проборматал Кортекс, вновь прижимая рану лодонью и немного хмурясь от вернувшейся боли. Тропи ругнулся. Тихо, так как никогда не делал и может и не сделает, но это было не важно. Быстро одев обратно головной убор, он осторожно поднял Кортекса на руки и понёс его к разрыву, который вёл к месту, откуда они и пришли, где он мог наконец оказать медицинскую помощь.