Незаменимый ингредиент

В отдельной палате Больничного крыла стояла та особенная тишина, которая неизменно окружает сложного больного. В этой тишине нет спокойствия, а есть напряжённое ожидание и готовность принять бой. Пациент лежал совсем тихо, неподвижно, и нужно было низко наклониться к нему, чтобы услышать дыхание. Скоро, скоро он уже должен был прийти в себя. Его некрасивое лицо с вечно нахмуренными бровями сейчас было расслабленно и спокойно; казалось, он просто отдыхает после тяжёлого рабочего дня, а на самом деле... Сестра Флоренс прекрасно знала, что происходило на самом деле с его сердцем, лёгкими и нервной системой, но от этих знаний проку было не очень много. За собственную жизнь ему следовало бороться самому, и он, кажется, боролся — где-то там, на границе сна и яви, между небом и землей. А Флоренс оставалось только следить за жизненными показателями и — в случае ухудшения, — слабенькими чарами пытаться нормализовать состояние организма. Мало, слишком мало! Но, по крайней мере, сестре Флоренс случалось сталкиваться с подобными пограничными состояниями прежде. Пять лет назад, в Индии... так недавно. И так давно! ...Флоренс помнила Северуса Снейпа, хотя они виделись лишь однажды: он был в составе министерской экзаменационной комиссии СОВ в тот год, когда она сдавала зельеварение. Сдавала экстерном — она никогда не училась в Хогвартсе или какой-либо другой школе волшебства. В сентябре этого года Флоренс Белл впервые переступила порог замка, чтобы служить помощницей в Больничном крыле — штат медицинских работников был увеличен из-за Турнира Трёх Волшебников, который закончился чересчур... феерично... даже для мероприятия такого масштаба. Бедный парень, тот чемпион Седрик Диггори! А его отец?.. Смерть и горе уже много лет проходили не мимо — сквозь — Флоренс Белл, но она так и не привыкла к ним, так и не научилась быть равнодушной. И не надо! Иначе ей пришлось бы бросить службу в Ордене Святой Розальбы(1), где добровольцы всего волшебного мира собирались вместе, чтобы служить, спасать, охранять — там, где это необходимо, невзирая на опасности и государственные границы. За свою относительно недолгую жизнь мисс Белл исколесила полмира, и вот теперь вновь оказалась на родине, у одра Северуса Снейпа, шпиона Ордена Феникса — ещё один орден, с которым она сохраняла связь... Между тем Снейп начал просыпаться. Он глубоко вздохнул, медленно открыл глаза и вперил ещё туманный взор в лицо своей сиделки. — Профессор Снейп? — она приветливо улыбнулась. — Вы находитесь в Больничном крыле Хогвартса. Вы были без сознания около суток, но теперь всё самое сложное позади, и вы скоро поправитесь. Не отвечайте, молчите... вам нужен полный покой. Уроки за вас ведут мадам Помфри и директор Дамблдор. А теперь выбросьте все мысли про... уроки и прочее... из головы и думайте только о своём выздоровлении. Снейп криво усмехнулся, словно хотел сказать, что ему не так-то просто выбросить дурные мысли из головы, но возражать не посмел. В течение последующих двух дней мисс Белл и мадам Помфри находили в его лице весьма благоразумного и послушного пациента, но выздоровление его шло крайне медленно. Однажды сестра Флоренс выразила своё беспокойство по этому поводу; Северус мрачно вздохнул и отвернулся к стене. А потом негромко произнёс: — Возможно, всё дело в том, что я не хочу... выздоравливать. Возможно, я надеялся, что не переживу этого... испытания. Он услышал, как зашуршали юбки сестры Флоренс, когда она садилась на стул рядом с его кроватью, а затем почувствовал, как она взяла его за руку своей мягкой и тёплой рукой. — Отчего же вы ничего не скажете о ценности жизни... не напомните о моём долге?.. О том, что подобная надежда — малодушие... трусость? Последнее слово он произнёс с особенной горечью. — Разве это помогло бы? — спросила она. — Вы это всё знаете и сами. Северус повернул голову и с усилием взглянул на свою собеседницу. У неё было маленькое "треугольное" личико с лучистыми серыми глазами и ротиком, похожим на розовый бутон; над чистым белым лбом вились, выбившись из-под сестринской повязки, светло-каштановые завитки волос. В ней было что-то от милой фарфоровой куколки, вроде тех, какие иной раз стыдливо прячут на дне тумбочек и чемоданов первокурсницы. Сестра Флоренс выглядела очень молодо, и если бы не форма, её можно было бы принять за старшекурсницу. Снейп не знал, сколько ей лет, и подумал, что это, пожалуй, упущение — он привык знать всё и обо всех. — Вы так юны... — вздохнул он. — Ваша жизнь слишком чиста, чтобы... О, как я завидую вам! Служить святому, чистому, честному делу! Не отнимать жизнь, а спасать её... Понимаете ли вы, какое это счастье?.. Какое счастье выпало... да нет, вы сами выбрали его. Ничего нам в жизни не выпадает. Она покачала головой, и её кукольный ротик скривился в грустной усмешке. — А ведь мне скоро тридцать. Моя юность давно позади... А что до спасения жизней — разве вы не занимаетесь тем же самым, только другими средствами? Где были бы мы все, не... не играй вы своей роли? — Что вы знаете об этих средствах? — нахмурился он. — Знаете ли вы, сколько людей — хороших, храбрых людей, — умрёт на моих глазах, потому что я... должен играть роль?.. Что вы скажете, если мне придётся равнодушно наблюдать за... вашей... казнью? Эти слова слетели с его языка почти против воли; словно срывая повязки с гноящихся ран, он обнажал измученную душу, сам не зная для чего. Но если он хотел испугать её, то из этого ничего не вышло. — Если бы так сложилась судьба, я была бы, пожалуй, рада, что в последний час вы, свой человек, были рядом со мной, — медленно произнесла Флоренс, а потом добавила, меняя тон: — А знаете ли вы, как я оказалась в Ордене святой Розальбы? Мне было пятнадцать, и я сбежала из дома. У меня была одна цель — исчезнуть, скрыться; в это время в Африке была вспышка чёрной чумы, и Орден набирал добровольцев; мы проходили двухмесячные курсы и уезжали. Что такое два месяца там, где требовалась многолетняя подготовка? Я полагала, что нам не придётся делать ничего сложного — кормить, мыть, убирать за больными, в срок давать лекарства... Но рук не хватало... и была не только чума. Я до сих пор не знаю, что послужило причиной стычки двух племён — эпидемия, голод, старая вражда... — она смотрела вдаль, и Снейп прямо-таки увидел, как перед её внутренним взором проходят жуткие воспоминания о кровавых расправах дикарей. — Но мне не забыть тех людей, которые умерли на моих руках из-за того лишь, что я не умела помочь им. Никакой красноглазый урод не стоял за моей спиной, никакой политики, никакой легенды разведчика... только мой эгоизм и самоуверенность. — Странный эгоизм, — протянул Северус, прищуриваясь. — Обычно такие истории происходят только в романах. Чтобы наследница древнего рода... накануне свадьбы с представителем столь же славной фамилии, с коим была обручена с младенчества... сбежала и точно в воду канула? А она, оказывается, справила фальшивый паспорт, прибавила себе два года и уехала на чуму? Вместо того, чтобы вращаться в лондонском свете? Не так ли, Розмари Борджин? Теперь я узнал вас. Она вздрогнула, и в её светлых глазах отразилось беспокойство. — Я храню множество тайн, — улыбнулся Северус, — сохраню и вашу. — О, я не сомневаюсь! — усмехнулась она. — В конце концов, мы тут и сидим из-за того, что вы умеете хранить секреты. Впрочем, мне некого бояться. Мои родители умерли, а дядя Борджин будет только рад, если сохранит возможность не упоминать меня в завещании. — И Филипп Берк умер, а каким он показал себя... пожалуй, вы сделали правильный выбор... в пользу чумы. И оба рассмеялись — коротко и невесело, но всё-таки рассмеялись. — Пора принимать лекарство, сэр, — сказала Флоренс, утирая слёзы, выступившие на глазах от смеха или от чего-то ещё. — Северус, — подсказал он, повинуясь внезапному порыву. Он редко позволял себе такую роскошь, как порывы чувств. Но, как правило, не зря — выработанный годами опыт переплавлялся в волшебную интуицию, почти в звериное чутьё. — Да, Северус, — кивнула она, поднимаясь с места и подходя к столу, чтобы смешать зелья, — а меня зовут Флоренс. Розмари давно умерла... от чёрной чумы. Юная невеста Розмари Борджин умерла и была похоронена в своём ненадёванном свадебном платье, созданном в лучшими кутюрье Парижа. Платье ещё лежало, бережно упакованное, на складе лавки "Борджин и Берк": драгоценные шелка, кружева эльфийской работы, розовый жемчуг, вышивка серебром, накидка из горностая... Нет, Флоренс не сожалела, что променяла свадебную вуаль на сестринский платок. Филипп был ужасным человеком, но она когда-то давным-давно любила его, слепо и беззаветно, как только может любить пылкая пятнадцатилетняя девчонка. Лишь накануне свадьбы она узнала о его измене — то была лишь вершина айсберга, мелкое прегрешение в сравнении с остальными преступлениями этого наглого и распутного негодяя... А Северус следил за её движениями, чувствуя неподобающее сожаление из-за того, что она отошла от него и отпустила его руку. Значит, Флоренс... наверно, без этой повязки её голова похожа на одуванчик. Вон как вьются мелкие кудряшки надо лбом. Хрупкая и светлая внешне, но смелая и сильная духом — из того же теста, что и Лили. Лили Эванс давно превратилась для него в бесплотный дух, горькое и прекрасное воспоминание; он всегда будет помнить её... и долг, связанный с её сыном и жертвой. Но любовь... Нет, нет и нет. Тем более теперь! Снейп положил себе за правило с этого дня держаться сухо и холодно с сестрой Флоренс, но нельзя сказать, чтобы ему это вполне удалось. Больше они никогда не разговаривали так открыто, не касались душевных тайн и старых ран, но быть с ней резким и противным он не мог. А она была... собой, то есть милой, заботливой и доброй. Когда он покинул Больничное крыло, а она уехала из Хогвартса, получив назначение в какую-то деревню в Ирландии, где произошла вспышка драконьей оспы, Северус почувствовал, как очередная тоненькая ниточка в его сердце с пронзительным звоном оборвалась. А ведь надежда, что они никогда более не увидятся, была самым лучшим, чего он мог пожелать — и ей, и себе самому. 1) Как и канонный святой Мунго, святая целительница Розальба — вымышленный персонаж.