перевернутый мир

             тринадцатилетний коко в тот день просто гулял в городском парке. все совершенно как обычно было: он расстелил небольшой плед в тени под ивой, достал новенькую книгу и постепенно погрузился в яркую вымышленную реальность. одно мимолетное желание, какие время от времени случаются со всеми, мальчик отрывает взгляд от книги и видит их смытые образы. две светлые фигурки, держащиеся за руки и движущиеся в его сторону, наверное, просто желая скрыться в тени от жгучего полуденного солнца.              лишь один взгляд, как и писали книги.              и мир коко перевернулся впервые.              всепоглощающая радость, которую описать почти невозможно. просто тепло и приятно, и лицо от столь широкой улыбки даже болеть начинает.              он подрывается с места и тут же подлетает к замершим напротив сиблингам. тараторит что-то, даже не особо вдумываясь в свои слова, и смотрит только на нее. такую светлую, воздушную. акане словно коробочка хлопка — прикоснись, наверное, такой же мягкой окажется. и теплой. девушка чуть вздрагивает, когда коко касается ее руки, и как-то неловко отводит взгляд.              а следом улыбка сползает с лица хаджиме.              разочарование. такое стойкое и отчетливое, с примесью глубокой обиды. от этого больно почти физически.              почему она отвергала его? маленький, наверное, для нее, да? но ничего, он ведь еще вырастет и докажет ей, что вселенная не может ошибаться и что он сумеет стать для нее хорошим соулмейтом. самым лучшим, честно.              а пока что девушка старалась даже не общаться с ним. зато рядом всегда был сейшу.              привязался молчаливым хвостиком и просто ходил следом. как и ощущение чужой тоски. грусть родственной души была почти постоянной, но даже так было сложно свыкнуться с этим. почему акане настолько сильно не хочет быть рядом с ним?              коко даже пытался через сейшу узнать причину, но буквально в ту же минуту его настиг новый поток чужой обиды и грустный взгляд светловолосой девушки, которая вернулась домой чуть раньше и, видимо, услышала их разговор.              и больше коко даже не пробовал окольными путями разузнать что-то. если она захочет, то обязательно расскажет, ведь так? только вот она совершенно этого не хотела. а вечерами, когда коко покидал дом инуи и приходил в свою пустую комнату, порой загибался от разрывающей грудную клетку тоски. и он плакал, совершенно не понимая, почему его соулмейт так сильно страдает. неужели хаджиме настолько плох? он ведь старается из всех сил. учится еще усерднее, читает много, пытается старше быть, вести себя подобающе, на первую позицию в школьном рейтинге успешности взлетел, сменил свои любимые фэнтезийные рассказы на учебники по экономике. но все равно без толку.              и одной ночью он вновь просыпается от боли. такое порой случалось. раз или два в месяц. долгие ночные истерики, после которых не только у акане и коко глаза красные и опухшие от слез были, но даже у сейшу. наверное, пытался успокоить сестру. несмотря на то, что порой коко замечал, как сейшу бросал на акане недобрые взгляды, когда она появлялась поблизости, он все же был для нее хорошим братом.              но этой ночью что-то было иначе. это не привычная ноющая грусть.              страх, переходящий в панику.              отчаянная безысходность и мольба о помощи.              коко и не вспомнит даже, как добежал до дома инуи — прямо в пижаме и развязанных кроссовках. на автомате взятая с собой куртка оказалась как никогда кстати. нарастающее ощущение паники в груди и горящий дом. и не было ни единого сомнения, что делать дальше. просто бежать вперед, где густой дым застилал глаза, а ноги двигались сами по себе по следу чужого страха. неподвижное светловолосое тельце лежало у лестницы и уже через несколько секунд было поднято с пола.              чужие голоса сбивали. кто-то говорил про скорую, кто-то про маленького героя. коко же повторял лишь одно имя.              акане.              и даже услышал ее голос.              откуда-то со стороны. она бежала по улице босиком и в одной лишь ночной рубашке, следом неслась ее подруга, у которой, видимо, девушка и осталась на ночь.              а на земле около коконои постепенно приходил в сознание сейшу. и постепенно угасал страх в груди, вновь сменяясь тоской и тихим «я не акане»              и мир коко перевернулся вновь.              как возвращался домой, хаджиме тоже не вспомнит. да и не видел почти ничего, кроме разочарования в лазурных глазах. благодарности, да. и разочарования. того самого, какое он почувствовал, в их первый день.       почувствовал, но не увидел.              оказавшись в своей комнате, коко впервые плакал не из-за чужой боли, а из-за осознания собственной глупости.              он так и не смог уснуть. и всю ночь, словно кто-то на повтор включил, слышал уставшее «я не акане»       а утром со всех ног бежал в больницу, где после несколько часов бродил по территории, не решаясь войти.              сколько это длилось? почти полгода?              теперь он каждый взгляд пытался вспомнить, каждое редкое слово. инупи всегда тихо говорил и очень мало. в основном просто смотрел, как коко читает, приносил ему кофе из автомата и заставлял хоть что-то съесть. а хаджиме даже не замечал этого. все думал о том, как стать лучше, как стать достойным акане.              а в итоге стал худшим.              перепутал. не узнал своего же соулмейта. это вообще возможно сделать? видимо да, раз он смог.              упрямо отказывался носить очки и не увидел. потом не догадался. даже мысли не допустил, что его родственная душа окажется не милой девушкой, а молчаливым парнем.              или сейшу лишь с ним молчаливым был? коко ведь даже не знает, какой он на самом деле. грустный, тихий, будто бы совершенно ни в чем не заинтересованный. а еще теплый. те мимолетные касания, что у них были.. руки сейшу всегда теплые и мягкие. а взгляд отстраненный.              но если раньше он хотя бы смотрел на коко, теперь даже голову в его сторону не повернул. лишь едва заметно вздрогнул от тихого приветствия, но продолжил глядеть в окно. как никогда бледный, в больничной рубахе, бинтах, в руке катетер, рядом капельница и стаканчик пудинга. точно, сейшу ведь всегда их себе покупал. ванильные. и пах тоже ванилью. а еще немного жасмином.              наверное, еще не все так плохо, раз коко замечал это и даже принес с собой, по пути заскочив в круглосуточный магазинчик.              — я тут.. купил тебе.. зеленый чай с жасмином и пудинг, — слова давались как никогда тяжело.              — ты помнишь?              коко скорее почувствовал удивление, нежели услышал. казалось, сейшу говорил еще тише обычного.              а ведь мог кричать. даже должен был. еще и ударить, чтобы наверняка. коко бы ударил, если бы подобное случилось с ним. или же нет?..              — почему ты ничего не сказал мне?              вопрос, вертевшийся на языке со вчерашней ночи, больно резанул обоих.              — о чем сказал? — он по-прежнему смотрел в окно, а на душе по-прежнему было тоскливо. — тебе ведь одного взгляда на меня хватило, чтобы понять, что такой соулмейт тебе не нужен.              услышать это оказалось настолько больно, что сперло дыхание и стало невозможно сделать вдох. так вот, что он думал все это время? что ненужный даже тому, с кем — по всем этим глупым преданиям — сейшу должен был быть безгранично счастлив, создать собственный маленький мир и радоваться каждому дню. но в итоге они каждый день чувствовали лишь разделенную на двоих ноющую тоску.              превозмогая отвращение к себе, коко на негнущихся ногах неуверенно подходит ближе. не встретив отрицательной — да и вообще никакой — реакции, опускается на колени перед больничной кроватью и кладет голову около бледной руки. так хочется коснуться, но сейчас у него нет на это никакого права. после того, как он на постоянной основе ранил сейшу. как, даже не осознавая этого, доводил его до истерик и бесконечных бессонных ночей.              — зачем ты спас меня?              — что? — переспрашивает, наивно надеясь, что всего лишь послышалось.              — тебе ведь легче было бы, если бы я..              — инупи, — коко перебивает его быстро и несдержанно громко, лишь бы он не произносил этого вслух. — я еблан, я понимаю, но, пожалуйста..              — не надо, не заставляй себя, — сейшу наконец-то поворачивает голову и одним лишь взглядом причиняет боль, но сейчас хаджиме только рад ее принять. заслужил. он согласится вообще на все. лишь отказывается слушать то, что блондин продолжает ему тихо говорить. — я все понимаю, тоже не захотел бы быть рядом с таким, как я.              — не говори так, — коко все же накрывает своей ладонью чужую, неожиданно холодную. сжимает несильно и приподнимается, чтобы их лица ближе были. но слова вновь застревают в горле и кажутся невозможно глупыми. но как иначе объяснить? — я не знал.. вы же тогда вместе были.. — голос снова срывается, и он шепчет, — почему никто из вас ничего не сказал мне?              и от смеси всевозможных эмоций, что спутались в единый клубок, на раскосых глазах выступают слезы и срываются горячими дорожками вместе с надрывным смехом сейшу.              — ты.. блять.. ты реально не знал, что я твой соулмейт? — у коко получается лишь слабо кивнуть, соглашаясь, и приластиться к прохладной руке, что стирает слезы с его лица. — ты еблан, хаджиме.       — я знаю, — облегченный выдох и слабая улыбка, пока в груди впервые за долгое время разливается приятное тепло.              оказалось, они уже и забыли, как чувствуется настоящая радость.              — а знаешь, акане ведь даже предлагала избить тебя.              и снова коко лишь согласно кивает. он бы и сам предложил сейшу избить себя. чисто для профилактики сломать парочку ребер.              но ведь счастье соулмейта важнее собственного. потому инупи и молчал все эти месяца. принял его «решение» и просто находился рядом, пока ему это позволяли. скользил взглядом по напряженно сведенным бровям, пока хаджиме вчитывался в очередную заумную книгу, подкармливал его и выл ночами от болезненных спазмов за ребрами, ведь с каждым днем привязывался все сильнее, но ничего не мог с этим поделать. даже пытался как-то оправдать коко и понять его решение. это даже совсем несложно было: кто вообще выберет проблемного подростка, что вечно в драки ввязывается, от полиции убегает и, по словам взрослых, даже не претендовал на хорошее будущее? вот коко и отрекся от него при первой же встречи.              ну или просто не увидел.              — прости, — наконец-то выдавливает из себя коко то, что должен был уже давно произнести.              — в жопу себе засунь эти извинения. как только я выйду из больницы, мы идем покупать тебе ебаные очки.              и на этот раз они смеются уже вдвоем.              и мир коко переворачивается снова, но на этот раз он точно уверен, что теперь все наконец-то будет хорошо. все будет правильно.