Сказки для взрослых

      За окном сплошной пеленой падали крупные хлопья снега. Белль сидела на кровати, поджав колени к груди и уложив на них подбородок. Рядом валялся пухлый томик в изрядно потрёпанной обложке.       — Ах, если бы я была такой же храброй, как они! — прошептала Белль.       — Нашей дорогой гостье пора вставать! — вошедший Когсворт был, как всегда, безупречно точен.       — Негоже такой прелестной девушке быть настолько печальной в этот чудесный день! — Улыбка зашедшего следом Люмьера сияла ярче свечей.       Белль только вздохнула в ответ.       — Фи, Люмьер, ты что, не видишь, что Белль не до твоих сальностей, — фыркнул Когсворт.       — Это называется комплемент, дурья твоя голова! — возмутился Люмьер. — Если бы у тебя имелась кукушка, я бы сказал, что она поехала.       — Погодите, погодите, вы совсем заболтали бедную девушку, а ей, между прочим, не до вас. — Мадам Потт вкатилась в комнату, благоухая ароматами кофе и свежей выпечки. — Тебе надо подкрепиться, дорогая, и сразу станет легче, вот увидишь.       Белль подняла к потолку большие задумчивые глаза и вздохнула ещё раз.       — Ах, я совсем не голодна.       — Она отказывается есть! — изумилась мадам Потт.       — Она заболела! — воскликнул Люмьер.       — Надо сообщить Хозяину, — всполошился Когсворт, направляясь к выходу.       Белль тут же вскочила на ноги, в один миг подбежала к двери и перегородила её.       — Не надо никуда ходить. И тем более сообщать ему, — взмолилась она.       — Так и знал: дело в Хозяине, — покачал головой Люмьер.       — Он обидел тебя? — расстроилась мадам Потт.       — Опять за старое. Что за несносный характер! А ведь я сотни раз говорил… — заворчал Когсворт.       — Нет, вовсе нет, — замахала на них руками Белль, — он никоим образом не обидел меня.       — А что же тогда? — воскликнули все трое в недоумении.       — Он предложил мне… предложил мне…       — Руку и сердце? — встрял нетерпеливый Люмьер, за что получил чувствительный тычок от Когсворта.       Белль отрицательно помотала головой.       — Но что же тогда? — Из носика мадам Потт от нетерпения пошёл пар.       — Он предложил мне… — Белль потупила взор и закусила нижнюю алую губку, — договор.       — О-о-о! — изумлению троицы не было предела.       Белль мечтательно прошлась по комнате, подошла к заснеженному окну, зачерпнула пригоршню снега и приложила к горящим щекам. Когсворт, Люмьер и мадам Потт не сводили с неё глаз.       — Это очень, очень серьёзно, — сказал наконец Когсворт.       — Это намного, намного больше, чем какая-то там рука и какое-то там сердце! — воскликнул Люмьер. — Это до-го-вор!       — И что же ты ответила, дорогуша? — задала волнующий всех вопрос мадам Потт.       Белль плюхнулась спиной на кровать, раскинув в стороны руки.       — Я… я не знаю, что ответить. Мне никто никогда такого не предлагал. Я даже надеяться на такое не смела.       — Ещё бы, — проворчал Когсворт, — это вам не замуж девушку позвать. С таким любой неотёсанный деревенский мужлан справится.       Белль вспомнила звериный оскал Гастона, который тот выдавал за улыбку, его обтянутые лосинами ляжки и любимую похвальбу, что все дрова для камина он рубит исключительно стояком.       — О чём тут думать, соглашайся, Белль! — все свечи Люмьера вспыхнули с утроенной силой.       — Погоди, Люмьер, это дело серьёзное, это тебе не свадьба, — вмешалась мадам Потт. — Договор заключается один раз и на всю жизнь, сам знаешь. А что именно он предложил тебе, дорогуша?       Белль села, взяла в руки круассан и, отщипывая от него по кусочку и мечтательно глядя в потолок, принялась перечислять:       — Сопровождение на прогулках по лесу и по замку, чтение и декламация вслух. Обязательное присутствие на обедах и ужинах. Занятия музыкой и танцами.       — О-о-о, это так мило! — Люмьер нарисовал дымом маленькие сердечки.       — Но это ещё не всё. — Белль потянулась за чашкой и, сделав глоток ароматного кофе, потупилась. — Ещё он предложил массаж и мытьё стоп, маникюр, педикюр и помощь с переодеванием.       Стрелки Когсворта побежали по циферблату с утроенной скоростью. Мадам Потт выпустила из носика струйку пара.       — Мне нужен совет. Помогите же мне! — Белль сложила руки на груди и умоляюще взглянула на друзей.       Те закивали головами в знак согласия.       — Вы трое тоже заключили договор. Что вы чувствуете? Что с вами происходит? Расскажите же мне, чтобы я тоже смогла решиться!       Троица переглянулась.       — Я так скажу тебе, дорогуша, — первой заговорила мадам Потт, — всю жизнь я работала в буфете и на кухне, делала практически то же, что исполняю по договору. И никогда не могла понять, как я это делаю — хорошо или плохо. Матушка могла изругать меня на чём свет стоит за то, за что отец только что похвалил. Я рыдала, не спала ночами. Я никак не могла взять в толк, кому и как мне угодить. А когда пошли дети, стало ещё хуже.       Мадам разволновалась так, что крышечка на ней тоненько задребезжала.       — И только заключив договор с Хозяином, я почувствовала, что всё встало на свои места. Я знаю, что мне делать, знаю, когда мне это делать. Знаю, чего ждёт от меня Хозяин и как он отреагирует. Я успокоилась. Здесь моё место: на кухне, в замке, возле Хозяина. Я — это я. И все воспринимают меня как мадам Потт и не иначе. Я вещь, но я гораздо больше, чем вещь.       Белль слушала мадам Потт очень внимательно. Позабытый кофе давно остыл в чашке, а круассан раскрошился.       — О, поверьте, поначалу это казалось весьма странным — чувствовать себя вещью. Бессловесной вещью, не имеющей возможности высказаться, — подхватил Люмьер.       — Это ты-то бессловесный? — фыркнул Когсворт. — Да ты трещишь не замолкая!       — А тебе слова никто не давал! — показал ему язык Люмьер. — Трещат на мне лишь свечи, если с них вовремя не снять нагар. О, поверьте, я всегда знаю, когда могу говорить, а когда мне лучше помолчать.       Он поклонился Белль и продолжил:       — Порой я стою абсолютно неподвижно по нескольку часов, держа горящие свечи на вытянутых руках. Стекающий воск обжигает мне пальцы, спина затекает, поясницу ломит, а руки, руки!.. — Люмьер зажмурился и потряс головой. — Руки болят так, что я перестаю их чувствовать.       Белль ахнула и огорчённо всплеснула руками. Когсворт смущённо потупился, а мадам Потт тонко свистнула носиком.       — Ещё хуже, когда мне велят встать в нишу в западном крыле. Немилосердные сквозняки холодят мне тело, чёрные тени надвигаются из тёмноты углов. И я цепенею — от жгучего холода и от леденящего душу ужаса. Но более всего страшит неизвестность: ведь я никогда заранее не знаю, сколько ещё мне придётся там простоять.       — Бедняга Люмьер! — со слезами на глазах вскричала Белль.       Но Люмьер светло улыбнулся ей и возразил:       — О нет, дорогая Белль, я вовсе не чувствую себя несчастным. Напротив. После бессонной ночи, когда по велению Хозяина я один рассеиваю мрак его одинокой жизни, в тот самый миг, когда в окно его опочивальни проникает первый луч солнца, неся с собой надежду на новый день, непременно лучший минувшего, Хозяин сам задувает свечи, очищает мои уставшие руки от налипшего воска и тихо произносит: «Благодарю тебя, Люмьер. Лишь твой спасительный свет помог мне пережить ещё одну ночь». И вот тогда, хотя руки мои сотрясает нещадная дрожь, колени подгибаются, а спина не гнётся вовсе, я ощущаю истинный восторг, благоговейный трепет от того, что моё служение приносит минуты, нет, часы облегчения в жизнь Хозяина. Что моя боль в сравнении с его благодарностью? Что моя боль, которая скоро проходит, в сравнении с искрой надежды, сияющей в этот миг в его глазах?       Из глаз Люмьера текли крупные слёзы. Мадам Потт громко сопела носиком, Белль утирала глаза платком. Когсворт, отворотившись ото всех, громко высморкался.       — Сопричастность, дорогая Белль, — несколько гнусаво, но торжественно сказал он. — Вот что все мы чувствуем в этот момент — сопричастность. Став вещью, я стал ощущать себя куда более весомым и нужным. Человека легко заменить. С человеком легко перестать считаться. А вещь служит годами, десятилетиями верой и правдой. Её холят, о ней заботятся, её передают по наследству. С ней считаются. Попробуйте, не посчитайтесь со мной, с часами! Кажется, что это я служу Хозяину: помалкиваю, исправно отсчитывая минуты и часы, стоя неподвижно на каминной полке. Но, превозмогая усталость и не имея возможности пошевелиться, будучи закованным в жёсткий деревянный футляр, больше похожий на гроб, я вижу, ощущаю это каждой пружинкой и шестерёнкой, как Хозяин нуждается во мне, как зависит от меня, как шагу не может ступить, не сверившись предварительно со мной.       — И все сомнения проходят, когда Хозяин нуждается в тебе как вещи, — добавила мадам Потт.       — Ты нужен, ты важен, ты необходим, — в глазах Люмьера пламенел энтузиазм.       — А боль — лишь малая плата за обретённый смысл, за истинную цель, — поднял палец вверх Когсворт.       Потрясённая, Белль переводила взгляд с одного визитёра на другого. Наконец она молитвенно сложила руки на груди и горячо проговорила:       — От всего сердца благодарю вас, друзья! Кажется, теперь я знаю, как мне поступить.       Мадам Потт в ответ мило улыбнулась, Когсворт приосанился, Люмьер отвесил размашистый поклон.       — Скажи, дорогуша, — мадам Потт налила Белль новую чашку кофе взамен давно остывшей, — а как он хочет, чтобы ты его называла? Хозяин, Господин? Может быть, Ваше Высочество?       — Нет, — сладко потянулась Белль, — я буду звать его Мерзкое чудище или Грязная зверюга, а он меня — Госпожа.       — Но как? — из Когсворта выпала пара шестерёнок и со звоном укатилась под кровать.       — А разве я не сказала? — улыбнулась Белль. — Это он будет моим пажом.