Музан и Доума.

Как же раздражал этот Доума, именно об этом думал Музан каждый раз, только завидев вторую высшую луну. Хотя надо ему отдать должное: демон он не слабый, в сложной ситуации поддержит предводителя, а цена за такое небольшая — лишь не мешай поддерживать культ, да сил не забирай. Раздражал как раз по причине притворства этой преданности и любви к Музану, навязанному самому себе. Мысли подчиненного Музан читать мог и знал, что Доуме на самом деле по большей-то части все равно на лидера, от его смерти ему будет ни холодно ни жарко, может, чуть расстроится из-за человеческого тела и невозможности поедать девушек. Когда Доума заявился на порог нынешнего дома Музана, второй пытался скрыть отвращение как мог: Доума бы начал тираду о том, что его не любят и никакие физические наказания не повлияли бы на него. — Кибуцуджи-сама, я слышал про синюю паучью лилию, — с улыбкой поделился Доума, стоя на коленях в уважительном поклоне, но прижимая руки к щекам. — Я заслуживаю похвалу? Может, поцелуете? — указал на правую щеку он. — Знай свое место, Доума, — не поменявшись в лице сказал Музан и приложил с характерным звуком голову Доумы к полу, неприкрытому татами. Из виска стала течь кровь, но лицо Доумы лишь распылось в большей улыбке. — Где ты о ней слышал? Надеюсь, что-то стоящее. — Ах, как приятно, — промычал он, потирая уже зажившую рану. — В одной из деревень люди готовились к празднику, говорили, что стоит посмотреть не вырастут ли в этом году синии лилии. — Хорошо, — кивнул Музан, будучи теперь в хорошем расположении духа. Он узнает путь до деревни и тоже посмотрит на то, будут ли лилии, как ее жители. — Ну, так что? Поцелуете? — подошел поближе Доума. Он шутил? — Доума… — процедил сквозь зубы Музан. Хотя, если такая новость, то почему бы и нет? Быстрым шагом Музан сократил расстояние и взял пальцами Доуму за подбородок. Два демона стояли так близко, что могли ощутить дыхание друг друга. — Ты слишком многое себе позволяешь и явно не понимаешь с кем разговариваешь, — холодно говорил Музан, сурово глядя в радужные глаза. — Накажете? — не теряя игривости в голосе сказал Доума. — Накажу. Музан припал к бледным губам Доумы в грубом поцелуе, клыками он кусал до крови и выпивал все до последней капли: пусть и демоническая плоть не так насыщает, как человеческая, но на вкус она приятна. Языком он прошелся сначала по верхнему ряду зубов, после по нижнему, а потом нашел чужой язык, жадно его облизывал. Музан укусил Доуму за нижнюю губу и тут же зализал. Когда они отстранились, то между ними висела нежно-розовая нитка слюны, которую Доума разорвал и хотел слизать полностью. Крепкой хваткой Музан вцепился в белую копну волос и потянул назад так, чтобы открыть шею демона, в которую другой рукой вцепился ногтями до кровоточащих ран. — Я научу тебя обращаться к тем, кто выше тебя по силе, с уважением. Сильным толчком Доума упал на спину на и оказался прижатым к полу за все конечности: руки Музана захватили руки Доумы, а пах первого прижимался к бедрам второго. Сквозь хакама уже чувствовался стояк, отметил Музан. Пододвигаясь ближе, Музан доставал свой член из домашних штанов. Пальцами Музан сжал челюсть Доумы, опуская ее вниз, а член медленно входил. Музан видел, что его орган не помещается во рту Доумы, но не останавливался — член ударился о заднюю часть горла, Доума чуть скривился. Свои движения Музан делал резкими, сильными, заботясь лишь о собственном удовольствии, а не о благополучии партнера. Клыки Доумы чуть царапали, но Музан не прекращал вбиваться в рот. На этот раз, чувствуя оргазм, Музан вышел и стал надрачивать себе, когда смотрел на лицо Доумы, которое отражало одновременно удовольствие и боль. Сперма попала на рот и нос, чуть задела лоб с волосами. Музан глубоко дышал от эйфории и, видя слизающего белую жидкость Доуму, возбудился снова. — Не думай, что мы закончили. Быстро Доума оказался без хакама, в одних фундоси. На обычно белом лице выступил румянец, Доума хихикнул: — Вы меня смущаете, Кибуцуджи-сама. Сильный шлепок по ягодице заставил охнуть Доуму. Острым длинным ногтем правой руки Музан провел меж половинок, оставляя кровавый след. Левой рукой Музан снова гладил свой вставший орган. Музан встал на ноги, перевернул подчиненного и наступил на член Доумы. Доума завизжал от боли, но не пытался вырваться. — Тебе никто не разрешали говорить, отребье, — медленно говорил Музан, снова и снова топча ногой. Член Доумы становился красным от травм, тут же вылечивался и так несколько раз подряд. Тем же ногтем Музан очертил кругом дырочку Доумы, а после вонзился внутрь, чуть разрывая мягкие стенки. Кровь полилась из ранок, пачкая Музана. — Ай, Кибуцуджи-сама! Больновато! В ответ на эту Музан схватил подчиненного за волосы и ударил того головой об пол до хруста лицевых костей. — Ты не понимаешь японский, ублюдок? Пальцы с острыми ногтями во всю двигались внутри Доумы, превращая анус в фарш снова и снова, как только он зарегенирирует. Крики почти не были слышны из-за руки Музана. Решив, что не стоит много времени уделять прелюдиям, Музан направил член в растянутую задницу. Кровь облегчила движения, отчего стало приятнее. Музан схватил шею Доумы, придушив, и поднял того к себе. Грубыми фрикциями он вонзался в податливое тело, нанося адскую боль. Доума терял сознание от нехватки воздуха, восстанавливался и терял сознание снова. Двумя руками Музан ухватил его за талию и стал трахать в позе по-собачьи. — Ах-х-х, Кибуцуджи-сама-а-а! Вы так хороши!.. — стонал Доума. Кулаком Музан ударил его по спине, явно сломав позвоночник, и еще раз, и еще. — Молчать, ублюдок, — бил он. И Доума действительно замолчал: открывал рот только для стонов, но не особо громких, чтобы не тревожить слуг дома. Музан схватил Доуму за ноги, перевернул того набок, раздвинул их на нереальное расстояние и продолжил трахать в зад. Спустя некоторое время он остановился, а после вышел и смотрел на картине перед ним: запыхавшийся Доума с раздвинутыми ногами, а из зада вытекала розовая жидкость — сперма, перемешаная с кровью. — Что за убожество. Уходи, — приказал Музан и вышел из комнаты.