Живой портрет

      Намджун, в общем-то, совсем не портретист, только у всего есть свои исключения. Ему всего лишь нужно написать портрет для своего портфолио, только вот совсем не идет. Намджуну двадцать три, и он выпускник факультета искусства и живописи. Не сказать, что совсем бездарность, потому что доучился же до четвертого курса как-то, но портреты у него всегда выходили из рук вон плохо. Преподаватель говорит, что они какие-то неживые, но Киму с его характером легче выкинуть холст, чем наделить мазки хоть какой-то жизнью. По секрету, множество материалов так и были переведены — пустая трата денег, но парень не жалеет. Опыт, как-никак, хоть и хуевый.       Но когда он увидел Хосока, то понял, что хочет его. Написать. Маслом. И Намджун ни один пейзаж так не желал изобразить, как изгибы этого тела, потому что Чон и правда идеален. Во всем можно винить совмещенную физкультуру, на которой группа первокурсников оттачивает какой-то танец вместо того, чтобы растягиваться, а Намджун залипает на чужие бедра в коротких шортах, пока отжимается в другой половине зала.       Этот парень — заводила компании. Он смеется громче всех, толкается и мешает заниматься старшеклассникам, находясь одновременно во всех частях спортзала, но двигается, черт возьми, словно греческий бог, и Намджуну остается только ронять слюни на деревянный пол. Его портрет точно не может получиться неживым. Нужно быть конченным, чтобы налажать в этом.       И почему Джун не видел его раньше в университете? Конечно, с его зрением, возможно, Ким не узнал первокурсника, даже если бы стоял лоб в лоб, потому что частенько забывает очки, но он уверен, что Хосока точно бы запомнил. Есть шанс, что тот отменный прогульщик, но не все ли равно? Ему нужно всего несколько встреч.       — Я хочу написать твой портрет, — это и становится точкой отправления поезда «Свихнись, оставшись с этим парнем один на один», но Намджун готов. Он уже не тот стеснительный мальчик, что будет рисовать издалека, делая наброски в скетчбуке, ему нужно заполучить этого парня себе в натурщики, поэтому и получается так в лоб.       Хосок удивляется такому резкому предложению и хмурит тонкие брови, склонив голову на бок. Он изучает взглядом Кима, стоящего напротив, и улыбается.       — Ммм, неожиданно. А что я получу взамен? — Намджун видит искры в чужих глазах, когда первокурсник складывает руки на груди и отходит на шаг.       А что он может ему дать? Заплатить?       — Ммм, портрет? Тебя когда-нибудь рисовали? — Ким копирует чужую мимику и манеру речи, чем вызывает смех. Хосок берет бутылку воды и отпивает, нарочно медля с ответом.       — Ну, ты прав. Меня никогда не рисовали. Думаю, это весело. Можно попробовать, — голос у этого парня подходящий ему: звонкий и громкий, Джун залипает, не сразу сообразив, что ему, так-то, дали положительный ответ.       — Мх, прости. Сейчас. Дай свой инстаграм, я свяжусь с тобой после пар.       И он врет, потому что назначает встречу сразу же после физкультуры, когда хватает сумку и идет на другой этаж к нужной аудитории.       Какие, к черту, пары, когда у него такая встреча намечается? И Намджун надеется, что не испортит этот прекрасный портрет своими кривыми руками. Все материалы уже заготовлены у него в квартире, будто на заказ, и он уже сейчас готов утащить туда Чона.       Но встреча намечается на субботу, потому что по будням Хосок занят, а в воскресенье у него планы, поэтому придется ограничиться одним днем. Пока. Было бы легче, если бы они каждый день работали над картиной понемногу, но тут ты, Джун, уже губу раскатал. Довольствуйся тем, что есть, тебе и так не отказали в такой бестактной просьбе.       Хосок и правда удивляется, когда к нему подходит незнакомец со старшего курса, кидаясь такими странными предложениями. Но лучше завтра стыдно, чем сегодня скучно, поэтому он соглашается. Тем более, Намджун (так вроде этот шкаф себя представил?) не выглядит, как маньяк. Ну, или совсем чуточку, разве что издалека, но вблизи сразу становятся видны его добрые глаза и чудные ямочки, которые появляются при улыбке. Хосок замечает даже это за их короткий разговор, пока они обмениваются контактами.       Вообще, странно соглашаться на такое предложение от незнакомого человека, но… Чон всегда был близок к искусству, а сейчас такой шанс оставить след в нем, разве можно терять его? Ну, а вообще, быть нарисованным такими руками престижно. Остается только надеяться, что этот парень и правда рисовака, а не тупица, который под таким предлогом хочет заманить его и трахнуть. Хосок знает таких. Сначала предлагают выпить, потом предлагают раздеться, а потом бац — и вместо портрета ты получаешь саднящее очко. И это даже не смешно.       Они назначают встречу на субботу, и Чон получает адрес, на который нужно приехать. Это не так уж и далеко, поэтому он ограничивается легкой пробежкой от дома до Намджуна и стучится в дверь ровно в двенадцать, как они и договаривались.       — Как пунктуально, — негромко говорит Ким, открывая дверь, и, кажется, он тоже стоял у двери и ждал цифр 12:00. Когда встречаются два до жути пунктуальных человека, то это приводит именно к этому. С одной стороны, это удобно. Намджун терпеть не может людей, которые опаздывают, а то, что Хосок пришел точь-в-точь, как нужно, только сильнее заставляет им восхищаться.       — Все для тебя, все для тебя, — повторяет первокурсник, проходя дальше в квартиру. Он наступает на пятки кед, стягивая их, и позволяет взять свою кожанку, чтобы повесить. — Ну, рассказывай, что у тебя тут и как. Думается мне, что я здесь надолго.       Намджун кивает. Квартира у него небольшая, однокомнатная, но просторная. Он спокойно умещает в зале зону для отдыха и рабочую: вторая значительно больше. В углу около розетки находится диван, сейчас аккуратно застеленный (это непривычное для него состояние, но парень убрался специально), рядом тумба и книжная полка, напротив — телевизор на стене. Платяной шкаф встроен в стену и находится уже в рабочей зоне, где Хосок видит место, где он должен сидеть, мольберт и коробки с чем-то.       — Негусто, — хмыкает он.       — Ванная и туалет здесь, — Намджун игнорирует, щелкая выключателями, — кухня там, но она тебе не понадобится. Но если ты, конечно, голоден, я могу покормить тебя.       — Не нужно, — улыбается младший и идет босыми ногами по тёплому полу. Он присаживается на белую софу и смотрит на Кима, сложив руки на коленях. Сейчас, на белоснежном фоне, на кремового цвета кресле, в светлой рубашке Хосок чувствует себя каким-то невинным ангелом. Но это, безусловно, обман зрения.       — Тебе нужно сесть вот так, — показывает Ким фотографию и первокурсник кивает. Он повторяет позу, внимательным взглядом изучая каждое движение старшего. Ему интересно наблюдать за тем, как Джун отходит, проверяя, все ли ему нравится, как слегка двигает его руку и поправляет волосы, а потом начинает расставлять рядом с ним остальные декорации. Фрукты, а точнее — цитрусовые, да еще какие-то ягоды.       — Реквизит не жрать, — буркает Намджун, но не успевает, потому что Чон отправляет вишню в рот и гоняет палочку между губ. Он удивленно вскидывает брови и достает ягоду, чтобы поставить на законное место, — блин, нет, эту ешь, но больше не трогай. Ты же сказал, что не голоден.       — Ягоды — это другое, — жмет плечами Хосок и тянется к тарелке с вишней, — дай.       Намджун закатывает глаза. Кто сказал, что будет легко? Ему приходится пожертвовать целой горстью вишни, чтобы младший наконец перестал ерзать и воровать его реквизит. Можно было, конечно, купить искусственный, и тот даже у него был, только был подлым образом одолжен его одногруппником, а идти за другим Киму было лень. В конце-концов, этот можно будет потом съесть.       Джун отходит к холсту, чтобы проверить, как все смотрится, и понимает, что чего-то не хватает. Или что-то лишнее, но он пока не понимает, что. И в этом проблема. Нельзя начинать работу, пока ты полностью не уверен в композиции, которую будешь изображать.       — Какие-то проблемы? — мягко интересуется Хосок, придерживая улыбку на лице. Намджун кусает губу.       — Не мог бы ты, пожалуйста, снять штаны? Они не вписываются в композицию.       В принципе, стиль ню тоже принимается на проверку, но эти штаны правда здесь лишние. Чон опускает глаза и поджимает губы.       — Я… — парень волосы зачесывает ладонью и смеется неловко, — прости, я… У меня очень нежная кожа и, ну, да… Мне часто натирает поэтому вот, да, в общем. Я без белья сейчас. Я не думал, что придётся раздеваться.       Хосок слышит короткое «оу» и стесняется еще больше. Это и правда неловко.       — Ладно.       — Ты натурал? — первокурсник ёрзает вопреки запрету и встает, стараясь не навредить фруктам и софе. Намджуна удивляет этот вопрос, но он кивает. Врет, потому что привык, что большую часть времени его окружают гомофобы. Хосок выдыхает. — Хорошо, тогда я сниму. Только старайся не пялиться.       — Помнишь про рубашку?       — Да.       Они уже обсуждали по телефону кое-какие детали. Чон был согласен на полностью расстегнутую рубашку, но сейчас, в условиях сложившейся ситуации, выходит вообще какой-то разврат.       Намджун снова поправляет его позу, оглаживая и правда нежную кожу, и наконец принимается за набросок. Как он и думал, линии выстраиваются сами собой, ложатся ровным, приятным скетчем, а Ким только и рад.       Он не прогадал, когда выбрал именно Хосока, потому что тело у него и правда шикарное. Четкая линия подбородка, хорошая линия пресса и талии, а главное — бедра, на которые Намджун пялится бесстыдно и вопреки обещаниям не смотреть. Будем считать, что это исконно деловой интерес, чтобы написать как можно детальнее, а начинающее накатывать возбуждение это просто последствия жары.       Чону можно отдать должное: сидит молча, не двигается, только музыку слушает, что из динамика телефона играет, чтобы не было скучно. Намджуну не до музыки. Он ловит каждый вдох парня, каждый взмах ресницами, и хочет запечатлеть это все, глазами уже миллионный раз проходится по чужим ляжкам и понимает, что скоро сожрет глазами.       — Набросок готов.       Набросок готов уже десять минут назад, а ты все это время бесстыдно пялился.       Ким шлет подальше совесть и подходит к парню, накрывая его простыней.       — Не замёрз?       — Да нет, — Хосок мажет языком по губам, пока тянется к бутылке с долгожданной водой, а потом проходится взглядом по старшему, зорко подмечает все.       У Намджуна горят уши. Ему нужно остыть.       — Я отойду, — он плещет холодной водой из крана в ванной и хочет прийти в себя. Будет неэтично, если он начнет мастурбировать прямо сейчас, пока за стенкой находится причина его возбуждения, но продолжать и дальше ходить с бугром в штанах еще неэтичнее.       Намджун решает остановиться на том, что он взрослый адекватный мужчина, поэтому может сдержать свои желания при себе. Он выходит из ванной, щелкая выключателем, и замирает.       Хосок стоит перед холстом и внимательно рассматривает себя. Ким смотрит на него, отмечая, что тот все же обернулся простыней (слава Богу), но не может отвести взгляда от стройных ног.       — Красиво, — говорит первокурсник, не оборачиваясь, — у тебя талант.       — Это не талант, а около десяти лет практики, — жмет плечами Намджун и подходит ближе. Он становится сзади парня, но держит дистанцию.       — Цвета будут такие же? — интересуется Чон.       — Не совсем. Я включу теплый свет, и он будет падать вот отсюда, — говорит художник и ведет пальцем по материи, показывая направление, — от этого твоя кожа примет немного медовый оттенок, должно получиться красиво. А что, есть какие-то предпочтения?       — Нет, — Хосок хихикает и разворачивается, неожиданно оказываясь очень близко. Он смотрит в глаза парня и прикусывает губу. Намджун молчит, опуская руку, и молчание это больше неловкое.       Поэтому Чон открывает какую-то краску и испачканным пальцем мажет ему по щеке, продолжая забавляться. Старший немного растерян и раздражён такому переводу материалов, но стоит ему увидеть чужую улыбку и глаза, в которых плещутся искры, остывает. Он берет краску на большой палец и проводит в отместку по нежной коже от линии челюсти до ключицы, пока краска не закончится.       Хосок тихо мычит и прикусывает губу. Это уже давно перешло какие-то рамки, стоило отказаться тогда, когда его попросили раздеться. Знал же он ведь, чем это закончится. Знал и тогда, когда взглядом зацепился за чужой стояк. И сейчас.       Стоило уйти раньше, но в этот момент единственное, что Чон хочет — чтобы этот художник поцеловал его. И если бы чужая рука сомкнулась на его шее прямо сейчас, он бы позорно кончил только от этого, потому что такой атмосферы перед сексом у него еще не было.       А то, что секс будет, парень уже не сомневается. Он тянется к чужим губам, но Намджун, замечая это, отходит на шаг.       Надо же, может, и правда натурал?       — Мне нужна краска на твоих бёдрах. Я понял, чего здесь не хватает. Больше красок. Белый фон, белая софа, белая рубашка. И только фрукты. Нужно что-то… Красное. Ложись.       Намджун отвлекается, а Хосок закатывает глаза неудовлетворенно и возвращается на свою исходную позицию. И только потом понимает, что возбудился.       Черт бы побрал эту тонкую кожу.       Ким выглядит, как настоящий профессионал. Он переносит краску на палитру, присаживаясь перед парнем на корточки, и, кажется, совершенно не замечает их маленькой проблемы.       Хосок шипит от того, как широкая кисть касается его кожи.       — Что такое? — поднимает глаза обеспокоенно Джун, а потом сам понимает. — Ох, прости… Я забыл. Нежная кожа. Да. Не против, если я буду наносить пальцами?       Младший кивает и прикрывает глаза. Дышать в этой комнате становится невыносимо, хоть окно и открыто на проветривании. Хосок терпит, пока мягкие руки наносят краску на нужные места и радуется, что Ким избегает внутренней части бёдер. Иначе бы он не выдержал.       Намджун сосредоточен, как никогда. Он точно знает, где красный цвет будет смотреться как никогда выгоднее, но внутри сгорает от того, что не может дотронуться губами до этой нежной кожи.       Невыносимо играть роль натурала, когда перед тобой лежит возбужденный парень с прекрасными ногами, раскрашенными твоими красками. Поэтому Ким не борется, и вместо пальцев в следующую секунду на бедрах оказываются его губы.       Хосок от таких резких действий открывает глаза и испускает протяжное «ох», потому что правда не ожидал. Хотел, но не думал, что такой человек, как Намджун, решится.       Это же какое-то безумие. Они знакомы второй день, он не знает об этом парне ничего, кроме того, что тот заканчивает их университет в этом году. Может быть, его даже не Ким Намджун зовут вовсе, а он позволяет целовать ему свои бедра. И, как назло, Хосоку все нравится, его все чертовски устраивает, потому что он давно не ощущал таких жарких губ и сильных рук на своем теле.       Намджун медлит. Он будто бы ждет разрешения продолжать действия, а Чон разрешает, подталивается на встречу, проезжаясь поясницей по какой-то неосторожной ягоде. Старший все понимает, подхватывая Хосока под бедра, и раздвигает ноги.       — О нет… — тянет первокурсник, почувствовав губы на чувствительной внутренней части бедра. Его прошибает, будто током, поэтому он изгибается, снова убивая несколько ягод.       — Я вижу, что тебе нравится, — улыбается Ким, твердо удерживая его на месте. Он заставляет Хосока густо краснеть, когда проводит по коже острым языком.       — Намджу-ун, — еще жалобнее пищит парень, сглатывая. Он прячет лицо за ладонью, поднимая его вверх, и стонет от укуса. Ему всегда нравились засосы, но еще никто не удосужился оставлять их там. И это, если честно, чертовски заводит.       — Да, сладкий?       — Заткни свой рот, будь добр.       — Как скажешь, — хмыкает Намджун и проводит языком по чужому члену, начиная от мошонки, а заканчивая головкой, что уже истекает смазкой. Хосок снова дергается, не ожидая, что старший настолько буквально поймет его слова, и хрипло стонет. Его бросает в холодный пот от того, что Ким берет в рот сразу на половину, и темп у него соответствующий.       Младший, кажется, уже перевозбуждён. Он хватается за короткие тёмные волосы на затылке чужом и стонет тихо. Хосок толкается немного грубо в чужой рот, стараясь быстрее прийти к разрядке, а Намджун в свою очередь только расслабляет горло, чтобы не налажать.       Минет не самая его любимая часть, но если хочешь сделать приятно своему партнеру, то приходится постараться. А, судя по всему, Чону очень приятно. Он кончает ему глубоко в глотку, отчего Джун давится и кашляет, сплевывая на пол чужую сперму.       — Прости, — Хосок и правда выглядит виноватым.       — Ну вот, а я хотел тебя вылизать перед тем, как ты кончишь, — бурчит разочарованно Ким. Почему-то ему кажется, что если он принял в рот сперму, значит, имеет полное право делиться такими вещами.       — Вылизать? — переспрашивает младший как-то даже испуганно. Ему хватило того, что было сейчас, куда еще сильнее? Щеки и так пунцовые. Он дал в рот человеку, которого почти не знает.       — Ты не слышал про римминг?       — Извини, мне нужно в душ, — Хосок встает, выбираясь с софы. Своей тушей он, конечно же, все фрукты перемял, отчего становится стыдно. Кресло, скорее всего, придется отдавать в химчистку.       Вылизать.       Чону от этого даже под горячим душем становится неловко. Как, черт возьми, можно хотеть вылизать незнакомого человека? Намджун такой извращенец…       Им нужно заниматься картиной, а не вылизыванием.       Хосок бесстыдно пользуется чужим гелем для душа с приятной ванильной отдушкой, а потом запрыгивает в мягкий махровый халат. От таких вещей распаренная кожа поет песни — просто сказка. Интересно, где он его такой купил?       Плевать. Показываться полностью голым парню совсем не хочется, а рубашка испорчена наравне с софой.       Когда он выходит, Намджун накладывает первые мазки на картине и, кажется, совсем не замечает его присутствие. У него есть фотография, открытая на ноутбуке, только вот на ней нет краски на бедрах. Сейчас на нем, в общем-то, тоже, но не суть.       Хосок старается не отвлекать старшего и смотрит издалека на его работу. А Ким ведь красавчик. Он высокий, у него чистая кожа и хорошее лицо. А еще его руки очень сильные (проверено) и красивые, особенно, когда он переоделся в футболку.       И Чон неожиданно для себя решается. Он подходит к парню сзади и обнимает за шею, ладонями спускаясь к крепкой груди. Не иначе, как Джун качается. Другого варианта, как сохранять такое тело, нет.       — Ты что-то говорил про отлиз, — шепчет младший, наклоняясь, и оставляет поцелуй на чужой щеке. Меньше всего он хочет сейчас услышать холодное «я работаю» или придирку за то, что он ушел сразу после минета. Боже, как пошло звучала эта фраза. Хосок такой эгоист. Его щеки горят, но, тем не менее, в жесте, где Намджун мягко целует тыльную сторону его ладони, нет никакой обиды, а присутствует даже… нежность? Возможно ли это между ними, когда они даже не знакомы почти?       — Иди. Мне нужно убрать краски. Я подойду, — говорит Ким тихо, и первокурсник кивает. Он смотрит на испорченную софу, и у него, если честно, не возникает никакого желания туда присаживаться еще раз, поэтому Хосок идет к единственному спальному месту.       Диван у Намджуна жесткий, — как он вообще на таком спит? — но Чон не жалуется и устраивается полулежа, наблюдая за старшим. Тот неторопливо, на первый взгляд, собирает инструменты и лишь изредка кидает на него голодные взгляды.       От этих глаз Хосоку становится жарко, и он развязывает халат, убирая пояс на пол.       От такого вида у Кима сводит низ живота. Мало того, что это его халат, в который так бесстыдно никто не проникал, так еще этот первокурсник и улыбается так загадочно, безмолвно зовет к себе. И Намджун не в силах сопротивляться.       Он идет к Чону, который явно доволен своей заманиловкой, и присаживается рядом на покрывало. Тянет парня к себе, раскрывая полы халата шире, и ладонями ведет по ребрам, спускаясь вниз.       Хосок снова возбуждается. Ему мало прикосновений. Он хочет прижаться к старшему, хочет поцеловать его и наконец перейти к самому интересному, но Намджун медлит.       Ах, да, он же обещал его вылизать.       Джун не ожидал, что Чон решит продолжить. Он так резко убежал, что ему показалось, что картины не будет. Значит, плохая была идея с краской. Учитывая то, что декорации они уже заметно подпортили, а ни времени, ни сил на создание новых у Кима нет.       Намджун ведет языком по чужой шее. Зачем люди придумали целовать губы, если можно целовать тело? Шея, грудь, руки, живот, бедра… Старший пухлыми губами ведёт по всему телу, заставляя Хосока снова дрожать, и ему это нравится. Ощущать полную власть над возбужденным телом, дарить ласку, которую оно просит.       Ким устраивается меж разведенных ног и языком ведет по бедру. Парень под ним стонет. Это уже пройденный этап, поэтому он закидывает эти ахуительные ноги себе на плечи и так же осторожно, как и в первый раз, ведёт языком по сжатому отверстию. Хосок снова извивается, пытается выбраться, но его ноги надежно зафиксированы, так что ему остается только смириться с тем, что вытворяет старший.       Намджун играет поначалу, распаляя чужой пыл, кончиком языка ведет по кругу, заставляя расслабиться, а после проникая внутрь. Хосок стонет. Он хватается за мягкий халат и надеется, что в этой квартире такая же хорошая звукоизоляция, как у него дома, иначе… В прочем, что? Ему здесь не жить, только вот мужские стоны вряд ли воспримут как что-то естественное в этом месте.       Чон никогда не практиковал римминг. Сам боялся, что сделает что-то не так, а его бывшие бойфренды как-то не заикались об этом. Намджун первый, кто сказал «я хочу тебя вылизать», но становится грустно от того, что это сказал именно он. Человек, с которым они не знакомы, и который вылизывает его сейчас так, что звезды перед глазами летают от того, как Хосок их зажмуривает.       — Прекрати… — парень тянет голову старшего наверх и дышит тяжело. Он ловит непонимающий взгляд и улыбается. — Это приятно, только… Я хочу большего.       — Понял.       Намджун вытирает губы тыльной стороной ладони и встает, чтобы найти валявшуюся смазку. Находит ее вместе с презервативами, поэтому возвращается очень быстро, по пути стягивая с себя футболку. Хосок хочет прикоснуться к нему, что и делает, ладонями проводя по телу. Оно в точности такое, каким он себе его представлял ранее.       Один палец входит в Чона легко, но Джун все равно успокоительно целует его в шею, чтобы расслабить. Второй рукой он оглаживает поясницу, отчего младший прогибается и стонет. Он обнимает Намджуна и в нетерпении насаживается на палец. Ему привычен анальный секс, так что в растяжке нет ничего сверхъестественного. Различия только в том, что обычно Хосок сам этим занимается, чтобы время сэкономить.       — Не нежничай.       Чон будто приказы отдает, пока позволяет себя растягивать. Длинные пальцы то входят, то выходят из него, раздвигаются в стороны и массируют упругие стенки изнутри, а парень молится, чтобы старший поскорее нашел простату. Сколько они уже занимаются прелюдиями? Хосок даже не думал считать, но знает, что гораздо дольше, чем он привык.       Только тремя пальцами Намджун находит простату, когда совершенно случайно сгибает их внутри. Парня передергивает, отчего Ким улыбается победно и в плечо его чмокает. Он недолго массирует чувствительное место, отчего Хосок поскуливает, а потом вынимает пальцы.       — Поцелуешь меня? — спрашивает с надеждой Чон, когда Намджун почти входит в него. Он обнимает старшего за шею и смотрит в глаза, но тот лишь мотает головой.       — Нет.       — Почему? — это обижает Хосока. Они, вообще-то, почти трахаются тут. Можно было бы и поцеловать. Учитывая то, сколько поцелуев было оставлено на его теле — проблем у Кима с этим явно нет.       — Поцелуи в губы предназначены для возлюбленных, — хмыкает Намджун, толкаясь в податливое нутро, — а с тобой мы… Просто трахаемся.       У Чона в горле пересыхает — от неожиданного спуска с небес на землю или от долгожданного чувства наполненности, он без понятия. Хосок стонет тихо. Черт с ними, с этими поцелуями, хоть бы он начал двигаться…       И Ким двигается. Он подхватывает чужие ноги, закидывая себе на плечи, и находит свой привычный ритм. Немного рваный, быстрый и именно такой, чтобы у первокурсника под ним дрожал голос и ноги. Это неожиданно греет его самолюбие: раз уж с портретом не вышло, должен же он что-то поиметь с этой встречи. Или кого-то.       Хосок не уверен, что это не сон. Он смотрит в белый потолок, изредка прикрывая глаза, и хватается за чужие плечи, как за спасательный круг. Отпустит — упадет. Раз целоваться без чувств ему запретили, он пятнает шею, что так удобно расположена перед ним, засосами. Кусает и посасывает, словно котенок у матери, и откровенно кайфует от того, что сейчас происходит.       Да, его никогда не подводила чуйка. Как хорошо, что Чон не принял Намджуна за чудика и не отказался. Где бы он сейчас был? Сидел дома, листая ленту, возможно, погулял бы вечером. А где он сейчас?       На члене ахуенного четверокурсника. Кому скажешь — не поверят.       Хосок все-таки тянется за поцелуем, сминая пухлые губы своими. Он не может без них, секс считается неполноценным, если в нем нет поцелуев. Нормальных. Обычных. Губы в губы. Можно даже с языком.       Киму не нравится такая инициатива. Он отстраняется, брови нахмуривая, и придавливает парня обратно в жесткий диван. Хосок снова приподнимается, и тогда Намджун фиксирует его шею одной рукой.       Чон улетает куда-то далеко со своими грешными фантазиями, связанными с удушением. Он тянется к чужой руке, прикрывая глаза, и не понимает, на чем ему сосредотачиваться: на том, что кислород скоро кончится, или на члене, что выбивает последние силы? Хосок думает обо всем сразу и поэтому теряется в ощущениях, способный издавать лишь хрипы.       Намджун не изверг. Он очень приятный молодой человек, поэтому дает отдышаться и прийти в себя, снова начиная двигаться.       — Еще, — хрипит Хосок. Ким усмехается.       — Хватит тебе, — хмыкает он в ответ, заставляя младшего захныкать.       — Я сейчас кончу…       Слова работают как рычаг и ладонь снова вокруг шеи оборачивается, сжимая. Чона ведет от этих действий, он извивается в сильных руках, словно змея, а после бурно кончает себе на живот. Намджун останавливается, чтобы переждать момент, когда Хосок слишком сильно сжимается, и приходит к разрядке через несколько фрикций.       — Боже…       Первокурсник поглаживает свою шею и смотрит в потолок, пока Ким встаёт и ищет салфетки. На душ снова у него сил нет совершенно, поэтому он просто ждет, пока его живот вытрут.       — Ты трахаешься со всеми, кого рисуешь? — интересуется Хосок. Намджун уже на четвертом курсе, значит ли это, что он перетрахал половину их универа?       — Обычно я рисую пейзажи. Или натюрморты. Портреты — не мое. Они получаются какие-то неживые, — жмет плечами старший, выкидывая в мусорку использованные салфетки и презерватив. Он прибирается.       — А почему тогда меня решил нарисовать?       — Ты показался мне живым. Таким, что сможет и на картине показывать свет, стоит только правильно подобрать цвета, — объясняет свою точку зрения Намджун, пока видит, как Чон неторопливо соскабливает себя с дивана.       — Значит, ты выбрал неправильную тактику сначала, — Хосок хмыкает, подвязывая чужой халат, — ню здесь вообще никак не вписывается.       — Очень даже.       — Ты извращенец.       Намджун смеется. Он смотрит на парня, что стоит посередине комнаты, и выдыхает спокойно. Может, они и правда переборщили с раздеванием. Можно все переделать, он ведь только начал красить.       — Пойдем завтра гулять, лучше нарисуешь меня на природе, — надевая свои штаны, предлагает Чон. Он снимает холст с мольберта под негромкие возмущения. — Я покажу тебе, что такое настоящий портрет, окей?       Старший кивает. Он смотрит на набросок и пытается анализировать его с чистой головой, но не получается.       От мыслей его отвлекает легкий чмок в губы.       — Когда-нибудь ты поцелуешь меня.       — До встречи.