Баскетбол с президентом

По идее, мы должны были играть в баскетбол напоказ, правда, как только дошло до игры, все игроки потребовали, чтобы никто не снимал. Но пару фотографий журналисты все-таки сделали. Баскетбол с президентом. С Бараком Обамой. Твою мать. Он весь такой из себя спортсмен. Слишком стройный для демократа. Высокий. В синих кедах, черных штанах, серой футболке. С этой коварной и обормотской мальчишеской улыбкой. Никак не президент. Скорее так, великовозрастный оболдуй с уличной баскетбольной площадки. Или учитель физкультуры в средней школе. Или рабочий на шумном заводе, вечно отлынивающий от своих обязанностей. Не президент. Не мой друг. Не чертов герой, от которого я не могу отвести глаз. И поэтому старательно пытаюсь держаться подальше. Как можно дольше. А после он говорит в очередном интервью, что я - его хороший друг, замечательный человек. И это в голове не укладывается. А я хотел бы быть с ним. Наверное. Ну, если бы он - не президент и я - не известный актер. Если бы он - не женат и с детьми, а я - не такой хренов секс-символ Голливуда... Если бы он - просто парень с уличной баскетбольной площадки, а я просто доктор. Или успешный адвокат. Или грабитель банков. Или убийца, пересекающий границу. Или супер-герой в костюме летучей мыши. Или просто обычный человек... А так я играю с ним баскетбол, в одной команде против Тоби Магуайра. Он плохо играет, маленький человек-паук. И я плохо играю, самый хреновый бэтмен в истории. А мистер президент играет хуже всех. Потому что он никогда не выходит на уличные баскетбольные площадки. Не стучит мячом по прорезиненной поверхности и не ругается из-за нарушения правил с другими игроками, обзывая их тупыми нигерами. Президент кидает мне мяч, а я его роняю. Идиот. Я давно уже слежу не за мячом, а за мистером президентом. А все почему? Потому что он наобещал народу так много всего и потому что не внушает мне ничего кроме обожания? Нет, не поэтому. Потому что у него тонкие запястья. Вы замечали? Готов поспорить, вы не обращали на это внимания. У него тонкие запястья. Намного тоньше, чем, ну... Ну, хотя бы мои. Намного тоньше. Не по-мужски тонкие и какие-то ломкие, изгибающиеся под разными углами. Я видел, как он жестикулирует и размахивает руками. Как ходят его кисти, будто бы на шарнирах. У него невероятные руки. Проклятье, и почему я так повелся на них? У него очень худые, чертовски тонкие, длинные и ровные пальцы. Не бывает у нигеров таких пальцев. Я не расист, боже упаси, просто... У афроамериканцев не может быть таких рук. Красивых и идеальных, в которые хочется уткнутся лицом и провести так несколько часов, очерчивая губами линии перегибов кожи. Невыносимая жестокость. Когда он кладет свою руку мне на плечо. Когда я могу скосить глаза, чтобы рассмотреть аккуратную форму его миндалевидных светлых ногтей и очерченных ровными складками суставов... Он такой высокий и стройный. Весь такой из себя лесной олень. Антилопа. Чертова окапи. Житель саванн, растоптавший меня в пыли своими осторожными копытами... Мы все еще играем в баскетбол. Кольцо никак не способно привлечь мое внимание. Это просто невозможно, когда рядом он. Когда меня заполняет глупое счастье и трепетная радость каждый раз, когда я к нему случайно прикасаюсь. Его кожа холодная. Он всегда холодный, потому что худой и высокий. Он пьет черный кофе и видит мало солнца в Белом доме. Моя кожа темнее, чем у него, так какого черта? Да нет, я просто загорелый. А он просто кофе с молоком. И молока все больше. Я люблю его. Конечно, я храню этот факт так глубоко, что никто не узнает. Я люблю его как президента. Как политика. Как друга. Как человека. Как парня с уличной баскетбольной площадки, парня у которого тонкие запястья, низкий голос, созданный для того чтобы произносить длинные, теряющие в своей монотонности весь свой смысл, речи. Я даю ему деньги. Это странно, но это факт. Я финансирую его избирательную компанию. Устраиваю эти благотворительные вечера и встречи. Продаю себя, а деньги отдаю ему. И почему-то совсем не чувствую себя шлюхой. И почему-то совершенно плевать, что деньги мои растворяются в воздухе. Все равно. Пусть тратит. Мне приятно от осознания, что он тратит добытые мною деньги. С девушками такого не бывало. А с ним - да. Я за него плачу. А, как говорится, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Мистер президент в моем распоряжении. Пусть распоряжение это ох как ограничено. Я собрал для него пятнадцать миллионов долларов. Цифра, конечно, не точная, но какая разница. Я собрал их, чтобы он их потратил. Чтобы выбросил на ветер, а потом поиграл со мной в баскетбол. Чтобы позволил мне посидеть по правую руку от него на парочке конференций. Чтобы пару раз не на камеру обнял меня. И чтобы пустил меня в Белый дом... Да, пусть тратит мои деньги сколько хочет. Пусть тратит, а потом говорит в интервью, что я его замечательный друг и соратник. Что я хороший человек, который деликатно относится к дружбе с ним. Да, конечно, мне много не надо. Пусть у него будет повод говорить о том, что я умею сохранять дистанцию. Его никто не сможет обвинить в том, что он проводит свое время с голливудскими знаменитостями. ...А потом его жена отвечает на провокационный вопрос репортера, что я - красавчик и очаровашка. А президент при этом так неревниво и спокойно посмеивается. Предвыборная кампания 2012. Да, мы можем. Мы можем поиграть в баскетбол. Мы можем оказаться после этой веселой игры наедине. Ведь можем, верно? Почему нет? Можем оказаться в каких-нибудь безопасных внутренних раздевалках, куда не сразу решится сунутся его свита из охраны и журналистов. Мы можем случайно-специально забрести в какое-нибудь ограниченное железными шкафчиками пространство. Мы одеты в спортивную форму. Мы оба устали. У меня чертовски болит замотанный эластичным бинтом локоть, а у него на висках застыли капельки пота. Он говорит, а я слушаю его голос как музыку. Он говорит, что с моей стороны было бы очень ответственно устроить еще один ужин. Заработать еще денег. Он не говорит "для меня". Он говорит "для Демократической партии". Я говорю, что плевать я хотел на демократическую партию. Он немного хмурится и смотрит на меня сверху вниз. Он хмыкает и говорит, что было бы очень... Очень мило с моей стороны, отдать еще денег. Ему. Я говорю, что для него я заработаю все деньги на свете. Он говорит, что легализует однополые браки по всей Америке. Я говорю, что это совсем не то, что я имею в виду. Он смеется. Я обожаю, когда он смеется. Он спрашивает у меня, чего я хочу. Я опускаю взгляд и беру его за руку. Смыкаю большой и указательный пальцы вокруг его запястья. На его холодной, немного липкой от сладкого пота коже. Я не замечаю, когда он успевает поднять другую руку. И положить эту руку мне на плечо. И провести пальцами по моей шее, наверх, за ухом и к волосам. Мне остается только поднять взгляд. И увидеть его смущенную улыбку. Такую - впервые. Все. Этого достаточно. Чьи-то шаги в коридоре. Кто-то идет, чтобы снова увести мистера президента по невероятно важным делам. Все правильно. Еще пара визитов, на которых мы будем вместе. Они будут полны случайными прикосновениями добрыми взглядами, улыбками и заезженными, но прекрасно звучащими словами... А потом все. Возможно, парочка посещений Белого дома с моей стороны. И потом бесконечные интервью, в которых я буду снова и снова рассказывать глупым репортерам, какой же замечательный человек этот Барак Обама, и как я счастлив дружить с президентом. И вряд ли скажу, как я счастлив отдать за этого черномазого скупердяя все свои деньги. И себя тоже.