Это все далеко

У каких богов ей стоило просить милости? Как можно исправить все то, что случилось? И как можно примириться со всей ее жизнью? Все было неправильно. Все должно было быть не так. * Курапика отставила кружку в сторону и повернула ручкой от себя, идеально ровно. Поставила локти на стол, сцепила пальцы и положила на них подбородок, бездумно уставившись в ярко горящий экран ноутбука. Леорио за спиной спал, широко раскинув руки и ноги и сбросив одеяло с кровати. Ему завтра рано вставать, ему надо выспаться, а у нее еще куча дел. Хотя спать хотелось тоже. При мысли о том, как она подберет с пола одеяло и, закутавшись в него, свернется под боком у Леорио, невольно заныло что-то внутри и с трудом удалось подавить зевок. Хотелось ощутить подушку под ухом, а не жесткий стол под локтями. «Не сиди допоздна», — говорил ей каждый раз Леорио, но как тут не сидеть, если столько всего нужно успеть сделать, а времени так мало! И почему в сутках только двадцать четыре часа? Почему не тридцать шесть? Если бы было больше времени она бы не только успевала справляться со всеми своими делами, но и больше времени уделяла общению с близкими. И как только Леорио ее терпит? * Кузовок был тяжелым. Пожалуй, даже слишком тяжелым для такой маленькой девочки как она. Курапика закусила губу и подумала, что не надо было так жадничать и выкапывать столько корешков. Их мама обычно мыла, высушивала на солнце, а затем мелко-мелко нарезала и складывала в мешочки, чтобы позже по щепотке добавлять в травяной отвар, для вкуса и здоровья. Они у них недавно закончились, и Курапика вызвалась отправиться за ними в лес и непременно одна — как Охотник в поисках приключений. Точно, охотник Ди ни за что бы не стал жаловаться на слишком тяжелый кузовок. Курапика поправила веревочные лямки и подумала о том, что золото все тяжелое. Корешки желтые, хоть и в земле — грязные золотые слитки, а она, Курапика, раскопала клад и теперь несет его домой. Хорошая добыча, удачная охота. Кусты лопушиного папоротника зашуршали, и оттуда, повиливая хвостом, выскочила Хитрюга. У нее, кажется, сегодня тоже все сложилось удачно — морда довольная, язык на сторону, а к уху прилипла колючка. Курапика подозвала ее и, когда та подошла, попыталась ухватить за эту колючку, чтобы убрать ее, но собака вывернулась ужом. — Ну и ходи так! — Курапика показала ей язык. Хитрюгу ей подарила мама. Это была собака — настоящая, человеческая. Большая и пушистая рыжая лайка. Ласковая и относительно послушная она жила у Курапики с первых месяцев своей жизни. В клане собак держать было не принято: вместо них использовали лисоволков — мелких, шустрых и зубастых злобных зверей с двумя хвостами. Таких не пустишь в дом, не почешешь за ухом — палец откусят. Но ходить с ними в лес было лучше всего: они прекрасно знали свои обязанности и не давали в обиду неосторожного хозяина никаким еще более злобным тварям, чем они сами. Но и с Хитрюгой Курапика чувствовала себя уверенно — она верила, что та сможет ее защитить, если вдруг понадобится. Хотя она была больше, чем просто защитником. Она была товарищем. У охотника Ди в его приключениях тоже всегда были товарищи. Они приходили на помощь, когда требовалось, или же оказывали поддержку всем его идеям. Всегда были рядом, когда что-то случалось. У Курапики в жизни, конечно, ничего не происходит — а что здесь может происходить, они живут в такой глуши, что совершенно ни-ка-ких событий здесь не случается, даже скучно — но товарищ нужен каждому. Особенно в лесу. Особенно, когда лучший и единственный друг-ровесник чувствует себя все хуже с каждым днем. А ведь Пайро пострадал из-за похожего похода в лес. Из-за похода, который устроила она, Курапика, в поисках очередных приключений. По ее глупой неосторожности. Но кто мог знать, что все так плохо закончится? Лес — дом для каждого члена клана. Они все с рождения учатся его понимать, слушать его и слышать, не просто выживать, но и жить в нем. Любой, даже самый маленький Курута, сможет легко провести несколько дней в лесу в одиночку вдали от деревни. Знать, что можно есть, что нельзя, каких действий лучше избегать, как правильно принимать дары леса и как охотиться — это все умения первой необходимости. И то, что Курапика так глупо подвела и себя, и Пайро, когда полезла туда, куда не следовало, целиком и полностью ее вина. Может, она не настоящая Курута? Хитрюга насторожилась и замерла, отвлекая девочку от неприятных мыслей. Она к чему-то принюхивалась, и даже колечко ее хвоста медленно распрямилось. — Что там? — негромко, почти шепотом, спросила у нее Курапика. Она бросила взгляд в ту же сторону, что и собака, но, конечно же, ничего не заметила. Для нее вокруг все также была низкорослая лиственная роща и заросли цветущих душистых трав. Курапика вообще-то могла не заходить так далеко от дома, как она была сейчас. Но ведь отправляться на раскопку корешкового клада интереснее туда, куда другие не ходят. Но, может, и не ходят, потому что причина есть? И почему ей вечно надо залезть, куда не следует? Она обхватила пальцами рукоятку своего маленького ножа, висевшего на поясе. Против кого-нибудь большого и опасного он, конечно, будет плохой защитой, но все равно с ним как-то спокойнее. — Что там, Хитрюга? — повторила она свой вопрос. Собака повела на нее ухом и неожиданно сорвалась с места, скрывшись в зарослях. Курапика облегченно выдохнула. Ее лохматая напарница бы не стала нападать первая, если бы это был кто-то опасный. Но осторожность все равно лучше соблюдать. Почти бесшумно ступая по упруго пружинящей земле обутыми в мягкие олочи ногами, Курапика крадучись двинулась вслед за Хитрюгой. Радостное возбуждение бурлило и переливалось через край: она кого-то — или что-то — встретила! Чем не приключение? И ведь это может быть кто угодно! Начиная от какого-нибудь зверя и заканчивая — почему бы и нет — охранниками этой части леса, теми, кто живет в самых старых деревьях. А ведь здесь это вполне вероятно — восточный край леса самый старый и самый дикий, каких невероятных существ здесь только нет, какие растения растут, возле их деревни таких и не встретишь. Лес Луксо зеленым и живым ковром раскинулся в предгорье возле истока одноименной реки. Это был запретный для людей, заповедный и труднопроходимый край, дикий и необъяснимый с человеческой точки зрения. И не только восточная его оконечность славилась своей причудливой флорой и фауной: в нем жило множество видов самых разных, почти не изученных животных. И клан Курута. Маленький замкнутый мирок, существующий по своим неписанным законам. Мало кто из населяющих близлежащие деревни людей отваживался соваться сюда. Только самые смелые первооткрыватели. Таким первооткрывателем Курапика себя и чувствовала, решившись выйти на самую границу своего привычного мира. С трудом продравшись сквозь кусты, она замерла, с восторгом глядя на открывшийся перед ней вид. Лес резко обрывался и дальше, вниз с холма, раскинулось цветущее поле. Красное. Яркий-яркий-красный. Как большое кровавое пятно, словно здесь ранили какого-то великана. И все это слегка колыхалось на ветру. Мак, поняла Курапика. Очень много мака. Ближе к лесу он был рассыпан мелкими крапинками, случайно брошенными каплями, на зеленом полотне травы. А дальше — единое разлитое алое море. Воздух гудел от насекомых и плавился от жары. «Это прекрасно», — подумала Курапика. Ради того, чтобы увидеть что-то такое и стоит выходить туда, куда другие соваться не станут. Сегодня она настоящий Охотник. Трава перед девочкой зашуршала и оттуда вынырнула собака, в зубах она сжимала изломанную тушку какого-то сурка. Она потрясла головой из стороны в сторону и положила свою добычу перед собой. Курапика заметила, что вокруг ее клыкастой пасти обильно измазано чем-то красным, словно часть новооткрытого макового поля каким-то образом отпечаталась и на ней. Кровь. Это была настоящая кровь. * Это было сложно — жить с кем-то. Курапика давно разучилась принимать ритм и привычки кого-то кроме себя, а Леорио, кажется, и вовсе никогда не умел. Им приходилось учиться этому умению вместе, и это происходило медленно, но все же неуклонно. Они привыкали, учились понимать, входить в положение, слушать и слышать. Они начинали с уверенностью, что все будет хорошо, и бытовыми разногласиями по каждому поводу, из-за которых эта уверенность трещала по швам, но теперь определенно могли похвастать успехами, которых достигли в совместной жизни. Ведь главное не забывать, что живешь не один, и уметь приходить к компромиссу. С Леорио было трудно еще и в том, что он не всегда понимал с первого раза. Да что там, он и с десятого мог не понять. Или продолжал гнуть свое из по-настоящему ослиного упрямства. Или частенько лез не в свое дело из желания помочь. Курапика устала повторять, что помощи ей не надо. Может, если самую малость. — Ты еще не спишь? — раздался за спиной хриплый со сна голос Леорио. Курапика моргнула и поняла, что, кажется, задремала, сидя за столом. Она выпрямилась — затекшая от долгого и неподвижного сидения спина заныла — и обернулась. Заспанный и помятый Леорио, приподнявшись на локте, недовольно смотрел на нее. — Сейчас лягу, — сказала она, — спи. Он зевнул и провел ладонью по волосам. — Сколько времени? — Много, — девушка улыбнулась, глядя на него. Все-таки, как бы сложно ни было привыкать к друг другу, оно того стоило. — М-м, — он откинулся на подушку, — а ты все сидишь. — Я уже закончила, — ничего она не закончила, но если спать, то уж лучше не сидя за столом, а в кровати, как нормальные люди. Выключить и закрыть ноутбук было минутным делом. Комната после этого показалась особенно темной, и Курапика быстро заморгала, стремясь скорее привыкнуть к этой темноте. Вообще-то свет ей был не особенно нужен: она слышала, как размеренно дышит Леорио, и прекрасно знала, где стоит кровать — было бы смешно заблудиться в собственной комнате пусть даже в таком кромешном мраке. Подобрав с пола одеяло, девушка устало легла и скорее закуталась в него. Леорио-то может и не холодно, он всегда горячий, как печка, а вот она замерзла — сидела за работой в шортах и босая, и ступни теперь совсем ледяные. Курапика старалась не сильно громко укладываться, чтобы не мешать Леорио своей возней, хоть он и все равно уже проснулся. Свернулась калачиком и поскорее затихла. Парень снова зевнул, повернулся набок, закинул руку на нее и, придвинув чуть ближе к себе, чмокнул в висок. — Спокойной ночи. Иногда с ним, конечно, тяжело, но все же… все же это все не так уж важно. — Спокойной ночи, — эхом отозвалась она и прижалась к нему, вдыхая такой знакомый запах. * Она возвращалась домой в приподнятом настроении — как же, такое открытие, не зря так далеко ходила! Огромная маковая поляна — такая красота! Ей не терпелось рассказать об этом Пайро: об открывающемся с горы виде, об этом поле и, конечно же, о том, как оно было обнаружено. Рассказ можно было и приукрасить — точнее его было нужно приукрасить, иначе какая же это приключенческая история? — но, главное, поделиться с кем-нибудь. Конечно, прежде нужно еще зайти домой, отдать маме ее коренья, а заодно и поужинать — есть хотелось страшно — но потом обязательно к Пайро! Солнце уже садилось, и небо в просветах между деревьями непрерывно менялось: сначала выцвело и чуть пожелтело, потом окрасилось в оранжевый, который в конце концов плавно перешел в розовый и красный. Курапика постоянно задирала голову и смотрела на это, от чего шла не очень быстро. Конечно, смотреть можно было и вперед, на дорогу, там тоже было красиво — косые вечерние солнечные лучи, пробиравшиеся сквозь прорехи в листве, тут и там замирали над дорожкой столбами теплого и густого света, выделяя тончайшие паутинки, которые иначе, чем на свет, и не заметишь. Но красота эта была привычная, каждодневная, домашняя, и поэтому Курапика смотрела на небо. Оно тоже над головой каждый день висит, но оно всегда разное, не надоедающее. Хитрюга бежала впереди. Она была вполне довольна сегодняшней прогулкой, даже несмотря на то, что ее заманили в ручей, чтобы вымыть морду. Вообще-то купания любого рода ей были скорее приятны — она и Курапику уронила, разыгравшись, из-за чего девочка вся вымокла. Ей пришлось раздеваться и ждать, пока вещи чуть подсохнут, что также было причиной ее столь позднего возвращения домой. Вот так, задрав голову, в чуть влажной одежде, с тяжелым багажом за спиной, она шла домой и выдумывала свой рассказ для Пайро, когда тот, вдруг возникнув впереди, сам окликнул ее: — Курапика! Прихрамывая, он как мог быстро бежал ей на встречу. Увидев, его Курапика сначала на секунду остановилась, глядя, как собака трусит мальчику навстречу, виляя хвостом, а потом и сама ускорила шаг, чтобы ему не нужно было бежать все расстояние между ними. Бегать ему было тяжело. — Что случилось? — встревоженно спросила она. Пайро бы не стал ждать ее здесь просто так. Они наконец оказались рядом, Курапика протянула руки вперед, ухватив Пайро за плечи, одновременно останавливая и поддерживая его. Мальчик не обратил внимания на ее маневр, хотя обычно был против любой помощи, от нее особенно. На его лице было написано сильное беспокойство, и Курапика почувствовала, как оно передается и ей, поселяется где-то в животе и скручивается тугим узлом. — Беда! — воскликнул Пайро, пытаясь отдышаться после своего небольшого забега. — Старейшина нашел нашу книгу! Сердце у Курапики ухнуло куда-то вниз, а потом почему-то быстро-быстро забилось где-то под горлом. Мысли бестолково замелькали в голове, и среди их мельтешения выделялась одна — надо скорей бежать в деревню и забрать книгу у старейшины! — Когда? Он что-то сказал? Пайро отрицательно потряс головой. — Я заглянул в наш тайник, но не обнаружил там книги. Если бы это был кто-то еще, то наверняка бы это начали обсуждать в деревне. — Не обязательно! Кто-то мог просто найти книгу, увидеть, что она не на нашем языке и отнести старейшине. Не думаешь же ты, что дед сам туда лазил? — Нет, но… Курапика, что ты делаешь? Курапика уже сняла кузовок и поставила его у обочины тропинки, свистнула Хитрюге и усадила ее рядом. — Жди! — приказала она собаке. И снова обратившись к Пайро: — Я сейчас у него спрошу! И, не дожидаясь ответа друга, помчалась в деревню. До нее было рукой подать, поэтому ей налегке добежать было минутным делом. Она не обратила внимания ни на ветки, которые то и дело таинственным образом цеплялись за одежду, будто назло, будто пытаясь ее затормозить, ни на то, что устроила переполох среди лисоволков, когда пробежала мимо их вольера, ни на приветствия встречных соседей. Впрочем, соседи как раз не удивились: они привыкли к ее беготне и шуму, который она периодически поднимала. Она ворвалась в главный дом, с грохотом распахнув дверь, и прямо с порога возмущенно спросила: — Дедуля, куда ты дел нашу книгу?! Тот не выглядел удивленным, растерянным или застигнутым врасплох ее появлением. Когда она, пыхтя от негодования и короткого забега, как закипающий чайник, подошла к его столу, на его лице можно было разглядеть только досаду и легкое раздражение. — Ох, не знаю, не знаю… — по-стариковски кряхтя, покачал головой он. Курапика не поверила его кряхтению, потому что знала, что он может дать фору многим молодым. — Верни ее, — потребовала она, упираясь руками в стол и нависая над дедом, подсознательно пытаясь казаться грознее. — Это очень ценная вещь! Дед, кажется, был совсем не впечатлен ни ее словами, ни ее манипуляциями. — Ладно. Только подрастите сначала. — Почему не сейчас?! — Ты слишком легко поддаешься иллюзиям. Внешний мир совсем не такой хороший. Маленьким детям, а в особенности маленьким девочкам вроде тебя, там делать нечего. Обманут, обидят, обведут вокруг пальца. Только разочаруешься. — Говоришь так, будто читал ее! Если читал, должен знать, что охотника Ди не страшили трудности, он все мог преодолеть! Именно этому охотник Ди нас учит! — Курапика чувствовала, как возмущение в ней переливается через край. Дед, как всегда, ничего не понял! Ну что за человек? — Или, по-твоему, реальность хуже книжки?! Последнюю фразу она почти прокричала не в силах держать эмоции в себе. Дед хмуро и молча смотрел на нее, и этот взгляд заставил ее слегка устыдиться своей невоспитанности. Действительно, зачем так шуметь? Старейшина человек упрямый и просто криком его не переубедить. Ему можно что-то доказать, только если решительно действовать. Курапика выдохнула и уже намного спокойнее предложила: — Если бы я прошла тест и сама отправилась во внешний мир, я бы смогла убедиться в том, что права, — она закусила губу и, подумав, добавила: — Или что прав ты. Пожалуйста, дедушка! Старик фыркнул и погладил свою бороду. Казалось, он раздумывает над ответом, и Курапика затаила дыхание. — Нет, — наконец сказал он и тяжело поднялся из-за стола. — Но почему?! — утихшее было ненадолго возмущение снова вспыхнуло в Курапике. — Маленькая ты слишком. — Это несправедливо! Я знаю язык, я могу попытаться! — Знания языка недостаточно. Ты знать не знаешь, чего тебе там ожидать, не представляешь, с чем можешь столкнуться, — дед подошел к Курапике и легонько подтолкнул ее к выходу. Когда он дотронулся до нее, она дернулась стряхивая прикосновение. Ей хотелось, чтобы всю ее обиду можно было буквально увидеть, и такое демонстративное поведение сейчас было единственной для этого возможностью. — Ты мог дать мне хотя бы шанс, — снова попыталась она. — Если у меня не получится, я больше никогда не заговорю об этом. — Правда? — недоверчиво хмыкнул он. — В таком случае, я подумаю. А сейчас иди. Твои мама с папой тебя, наверное, уже заждались. — Подумаешь? Правда подумаешь? — Курапика не давала себя так просто выдворить, настойчиво заглядывая в глаза старейшине. Она понимала, что он просто хочет уйти от разговора и избавиться от ее присутствия, поэтому надо было поймать его на слове. — Обещаешь? — Обещаю, — кивнул он. — Ну же, давай, иди. Услышав от него обещание, Курапика все-таки позволила себя вытолкнуть на улицу. Солнце уже почти село, медленно опускались сумерки, хотя влажный и душный воздух и не думал остывать. В доме напротив горел свет, дверь была открыта, все его обитатели собрались на покрывале рядом со входом. Они, разбившись на команды, играли, щелкали пальцами по косточкам, и если теми не получалось удачно выбить другие, намеченные, очень бурно реагировали, так что на Курапику почти не обратили внимания. Старейшина закрыл дверь, и после легко щелчка замка Курапика вздохнула. Книгу не вернула, тест пройти не разрешили, единственное, чего удалось добиться — обещание подумать над разрешением. Но ведь думать можно долго! Хоть до самого совершеннолетия. А там разрешение на покидание деревни дается всем. Но она не может ждать до совершеннолетия! Это просто невозможно! Она сердито потопала назад, к тропинке, где оставила собаку и свой кузовок. Взрослые всегда все портят! Честное слово, иногда хотелось, чтобы их и вовсе не было: идешь, куда хочешь, делаешь, что хочешь и когда хочешь. Если бы их и правда не было, они бы с Пайро отправились далеко-далеко, подальше от этого леса, так далеко, что и не сразу найдешь. Сначала, конечно, к доктору, чтобы Пайро стал здоровым, а потом — вперед! Смотрели бы мир, пробовали новое, и никто бы не запрещал ничего и не придумывал глупые оправдания запретам. Маленькая девочка! Как будто это проблема! Она резко остановилась, обдумывая пришедшую в голову идею. Та выглядела безумной, но могла сработать. У охотника Ди такие идеи всегда срабатывали. Придется брать все в свои руки. * Чайник щелкнул, выключаясь, вода в нем бурлила и кипела, густой горячий пар поднимался от носика и оставался влажным следом на кухонном шкафчике. Курапика, зевая, налила себе кипятка, разбавляя черную чайную заварку, уже плескавшуюся на дне кружки, и подсела к столу, поджала обе ноги, поставив их на перекладину между ножками стула. Металл неприятно холодил ступни и немного бодрил. Курапика сделала маленький глоточек чая и обхватила кружку руками. — Что там пишут? — спросила она у Леорио, читавшего новости с телефона. Перед ним стояла пустая тарелка с парой крошек — все, что осталось от бутербродов, которые он ел на завтрак. Теперь он уже допивал свой обычный утренний кофе, а заодно проверял, что там за ночь в мире случилось. — Ничего необычного, — фыркнул он, выключая телефон и откладывая его в сторону. — Политиканы, как всегда, портят жизнь обычным людям, Ассоциация, как всегда, не вмешивается туда, куда стоило бы вмешаться, вместо этого снова прославившись бесполезными конкурсами — представь себе, они сделали самый большой в мире ролл «Филадельфия», который в итоге прикончил наш старый знакомый Бухара, — Леорио недовольно цыкнул и покачал головой. — Лучше бы людям отдали. Сколько голодающих в мире, а они просто так продукты переводят! — он сделал большой глоток, допивая остатки кофе. — Ну, а если возвращаться на нашу бренную землю, Патрик опять просит, чтобы его кто-нибудь подменил. И черта с два это буду я! Больше я таких ошибок не совершу. Курапика улыбнулась, пряча улыбку в кружке с чаем. В прошлый раз Леорио согласился подменить своего коллегу, надеясь на доплату за свою отзывчивость, но у его начальства было другое мнение на этот счет, и никаких дополнительных денег Леорио так и не получил, так что выходило, что лишнюю смену он проработал бесплатно. Но Курапика подозревала, что и в этот раз он согласится, потому что дело было не только и не столько в деньгах, что бы Леорио ни говорил. Он всегда старался казаться хуже, чем он есть на самом деле. — Значит, все довольно неплохо, — заключила она. — Да, — согласился парень. — А ты чего так рано встала? В отличие от Леорио, который работал по четкому графику, установленному его больничным начальством, и вынужден был вставать слишком рано, чтобы успеть оказаться на рабочем месте в полвосьмого, Курапика сама решала, когда и что делать. Ведь работала из дома, потому что ей даже было необязательно появляться перед подчиненными: с большинством дел и проблем можно было легко справиться с помощью телефона и ноутбука. И соответственно просыпалась, если ее не будили каким-нибудь срочным звонком, довольно поздно. Но сегодня был один из тех редких дней, когда она собиралась наведаться в особняк Ностраде лично. Пора было начать обучать Линсена справляться со всеми делами без нее. Ведь ей больше не было нужды оставаться вхожей в подпольный мир мафии: все то, ради чего она это делала, уже было при ней. — Поеду на работу, — повела Курапика плечом. Она старалась звучать равнодушно, потому что Леорио еще не знал о ее планах на увольнение, но это получалось довольно плохо. Однако он, кажется, не заметил. Только погрустнел. — Вот как. Значит, к вечеру тебя не ждать? — Нет. Это на несколько дней. Глядя на посмурневшее лицо Леорио, Курапика потянулась к нему через стол и легонько сжала его ладонь. Почувствовала в ответ его пожатие и поглаживание большим пальцем. Пальцы у него были сухие теплые и твердые. — Не волнуйся. Я вернусь к твоему отпуску. Еще успею тебе надоесть. — Ты не можешь мне надоесть! — горячо заверил ее Леорио. — Как ты себе это представляешь? — Очень просто, — Курапика спрятала улыбку в уголках губ. — Буду зудеть тебе над ухом, как надоедливая муха, что носки опять не убраны, что крошки на столе, что ты уснул, пока я читала тебе… — Да я же уже извинился! Курапика не смогла сдержать тихий смешок, и Леорио, который успел уже принять виновато-оборонительный вид, только фыркнул в ответ. — Злая ты, — пробурчал он, расцепляя их руки и ставя на тарелку из-под бутербродов кружку из-под кофе. Поднялся, чтобы отнести это все в раковину. — А ведь, когда вернешься, первая побежишь обниматься и целоваться. — Конечно, — невозмутимо кивнула Курапика, делая глоток чая. — И просто ты от меня не отделаешься. Леорио хмыкнул и включил воду. Какое-то время они молчали, на кухне был слышен только шум льющейся из крана воды да плеск ополаскиваемых тарелок. Курапика ждала, пока Леорио закончит мыть посуду. Когда кружка звякнула о сушилку, а Леорио встряхнул руками, рассыпая капли по всему полу, прежде чем взять полотенце, Курапика все-таки решилась сказать: — Когда я вернусь и когда ты выйдешь в отпуск, сможешь кое-что для меня сделать? — Конечно. А что? — Я потом тебе скажу. Я только… — она запнулась, пытаясь произнести это вслух, — только можешь пообещать, что поможешь мне? Леорио посмотрел на нее серьезно. Курапика понимала почему: она никогда до этого не просила у него помощи. — Я сделаю что угодно, — твердо заверил он, глядя ей прямо в глаза. Курапика не смогла выдержать его взгляд и переключила все свое внимание на кружку у себя в руках. Чай уже подостыл, хотя едва заметный пар, все еще поднимался над темной ароматной жидкостью. — Спасибо, — тихо поблагодарила она. * Солнечные лучи почти не пробивались сквозь плотную листву. Спиральные лианы увивали стволы каждого встречного дерева и за них было удобно цепляться при подъеме по огромным жутковатым корням — под каждым из них могло бы поместиться две Курапики. Девочке казалось, что оттуда, из темной древесной глубины, на нее смотрят чьи-то внимательные осторожные глаза. Скорее всего, это так и было. Она невольно порадовалась, что взяла с собой не только нож, но и лук со стрелами. Даже если что-то пойдет не так, она сможет за себя постоять. Но было бы странно, если бы лука при ней не было — она ведь сказала, что пошла на охоту. Хотя ее настоящие намерения заключались совсем не в этом, однако об истинной своей цели она предпочла умолчать, даже с Пайро ни словечком не обмолвилась, несмотря на то, что очень хотелось. Охоты, как отговорки, было достаточно, хотя папа был против даже этого и настаивал, чтобы рядом с Курапикой был еще кто-нибудь. Девочке с трудом удалось уговорить его отпустить ее только с Хитрюгой. Но собака в том деле, которое она задумала, только бы помешала, поэтому, дойдя до края рощи в центре леса, где обитала ее цель, Курапика сказала ей ждать, и та осталась. Хотя без Хитрюги было намного страшнее — все время казалось, что за ней кто-то идет, мерещилось шевеление листвы и преследующие тени. Ничего, говорила себе Курапика, сделаю все, что задумала, и сразу назад. Мох на особенно большом корне под ногой вдруг сдернулся и быстро заскользил вниз, так что Курапика еле успела ухватиться за ствол обеими руками, чтобы не упасть вместе со мхом. При этом она со всей силы стукнулась грудью о древесину, так что из легких выбило воздух. С веток откуда-то над головой взлетела пара огромных зеленых, как листва на деревьях, птиц, испуганных ее неуклюжестью. Девочка зажмурилась, отчаянно пытаясь вдохнуть и не расцепить рук. Падать было бы высоко и больно. Ладони вспотели, а ноги тряслись. В памяти всплыл тот день, когда Пайро свалился с подобных корней, а также то, чем это для него закончилось. Нет, сказала себе Курапика, нельзя, чтобы со мной такое случилось. Тогда ведь все будет бессмысленно. Она затихла, плотнее прижимаясь к дереву, давая себе возможность передохнуть. Эта минутная передышка позволила девочке услышать, как был тих окружающий лес. А также их певучие перекрикивания друг с другом где-то там, внизу и впереди. Курапика встрепенулась и распахнула глаза. Уже не так много осталось, они совсем рядом! Только преодолеть этот подъем и все! Ее охватило радостное нетерпеливое возбуждение, и она начала карабкаться вверх с удвоенной силой, так и не дав себе толком отдохнуть. И вот, достигнув видимого края пути, она ухватилась за плотно обвившую древесину лиану, подтянулась и выглянула из-за громадного корня, но тут же юркнула обратно, плотно прижавшись животом к мшистому дереву. Их было много, хотя они совсем не стайные существа. Черные и гладкие громадные птицы. Опасные железные когти и на лапах, и на сгибах крыльев, с помощью которых они передвигались на четвереньках, ползая по замшелым камням, обвитым лианами, три острых на вид серебристых пера, словно заточенные кинжалы, торчащие над затылком, а также массивные черные клювы — все, что удалось разглядеть, но это всем известно. Все, кто их видел, их так и описывали, хотя мало кто решался приблизиться. Вдруг нападут, вдруг проклянут или заманят куда-то, туда, откуда никогда не выберешься? Они этим славились, этим и своей непредсказуемостью. И своими голосами, как без этого. Они пели друг другу. Их пение переливалось, струилось, как ручей, и неслось бурным потоком. Казалось, его можно потрогать. Однако Курапика знала, что эта красота обманчива и опасна. Даже сейчас, слушая их, она почувствовала, как маленькие волосики на руках встали дыбом, а кожа покрылась мурашками. Была в клане Курута легенда относительно этих существ. Красивая, старая легенда, в которой речь, как и в большинстве подобных легенд, шла о влюбленных. Однажды, давным-давно, жили юноша и девушка. Им нельзя было друг друга любить, потому что родом они были из враждующих деревень: девушка из людской, а юноша местный. Люди и клан Курута в то время сильно недоброжелательно к друг другу относились. Тогда юноша, чтобы они могли быть вместе, пришел сюда, принес дары и попросил птицевестников о помощи: он попросил помочь ему и его девушке стать свободными. Птицевестники зовутся так потому, что их пение настолько красиво, что им временами заслушиваются даже боги. В тот раз птицы приняли дары от юноши согласились ему помочь и спели печальную песню, рассказывающую, какой влюбленных ждет конец, если они не смогут быть вместе. Конечно же, боги прониклись этим пением, обернули юношу и девушку двумя птицами, и те улетели туда, где могли жить счастливо. Но! Как и у всех легенд и поверий у этого тоже была обратная сторона. Если каким-либо образом навредить кому-то из птицевестников — а уж тем более если убить кого-то из них! — тебя ждет проклятие до конца твоих дней. И самая сложность состояла в том, что как большинство диких животных, они были агрессивны, а как большинство крупных животных — сильны и очень опасны. К тому же, был в их пении какой-то гипнотизирующий магический дар, из-за которого можно было потерять память или рассудок. Поэтому так просто прийти и попросить их о чем-нибудь было практически невозможно. Хотя постоянно находились смельчаки, готовые рискнуть, но заканчивались их походы обычно не самым удачным образом. Но Курапика была уверена, что у нее получится. Она не могла объяснить свою уверенность, но иначе просто быть не могло. Она снова с большей на сей раз осторожностью высунулась из-за корня, оценивая обстановку. Стены своеобразной котловины, окруженной высоченными деревьями, а потому надежно спрятанной от посторонних глаз, были дымно-красноватого оттенка из-за цвета глины. Чем ниже — тем больше серого и оранжевого: громадные, покрытые мхом, ржавым налетом и засохшими лианами валуны усыпали весь берег. А в самом низу — озеро. Вода в нем была кристально-прозрачная, а дно — глиняно-красное, из-за чего само озеро тоже казалось красным. Птиц было меньше, чем ей показалось изначально, всего пять. Две из них грелись на камнях, растопырив крылья, прогревая их на солнце. Одна — пила воду на противоположном берегу. И еще две «общались» между собой почти у самой воды, если их перекрикивания можно было назвать общением. Курапика почувствовала, как у нее вспотели ладони. Она не могла перестать смотреть на удивительных созданий из сказок, которых сейчас видела собственными глазами. То, что девочка сейчас испытывала — невероятное волнение, азарт и, пожалуй, преждевременное ликование от возможности получить, то о чем мечтала — было слишком сильной смесью эмоций. В таком деле нельзя терять голову. Она медленно опустилась обратно за корень. Было необходимо выбрать «цель». Она ее уже выбрала — ту птицу на другом берегу, но для того, чтобы подобраться к ней ближе, надо обогнуть котловину и лучше сделать это снаружи, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Курапика хотела попросить ее о помощи, а не вступать в конфликты с ее собратьями. Она, все также осторожничая, отступила назад и, держась правой рукой за корни, двинулась в обход. То, ради чего она собиралась рискнуть, кому-то могло показаться смешным и нелепым. Но для Курапики было сокровенным и самым личным. А после того, как старейшина забрал книгу и высказал свое «нет» на ее просьбу позволить ей пройти тест, стало еще и делом принципа. Курапика спать спокойно не могла, так и этак обдумывая пришедшую ей в голову мысль с птицами и, в конце концов, все-таки решилась. Она пришла сюда из-за желания быть свободной. Свободной от ограничений клана, от его правил, от его запретов. Свободной самой решать, куда ей отправиться, как надолго и зачем. Чтобы она могла жить, как хочет, и делать, что хочет. И путешествовать! И искать приключения! Как охотник Ди. Но это было настолько эгоистично и по-детски — а она ведь уже совсем большая, ей целых двенадцать лет! — что рассказывать о своих намерениях она никому не стала. Могло ли это оказаться ошибкой? Ведь если она вдруг попадет в беду, родные даже не будут знать, где ее искать. Если она сломает ногу, то так и останется лежать совсем одна в лесу не в силах добраться до людей долгое время, а если повредит позвоночник, как Пайро в свое время, то и вовсе может умереть. Или если этим птицам она не понравится и они решат свести ее с ума? Она же тогда дурочкой станет и ее точно поймает какой-нибудь хищник себе на ужин! Даже верная собака осталась далеко и не сможет охранять ее если что! Девочка с тревогой прислушалась к звукам, доносившимся из котловины, но испугал ее громкий шорох за спиной. Среди лиан и корней кто-то был, похоже какое-то крупное животное. Курапика оглянулась и ускорила шаг, положив ладонь на рукоятку ножа. У нее начали возникать сомнения по поводу всей этой затеи. С тревогой вслушиваясь в пугающее шуршание за спиной, она все-таки остановилась, решив, что показываться птицам на открытом пространстве с неведомым преследователем на хвосте намного опаснее, чем попробовать разобраться с этим животным самостоятельно. Курапика медленно, стараясь не делать резких движений, развернулась лицом к лесу и убрала руку с ножа. Затем вдохнула и выдохнула, успокаиваясь, избавляясь от лишних мыслей и волнений. Все также медленно достала из кожаного налучья лук, а из колчана — стрелу. Положила стрелу на тетиву, пока не натягивая ее. Стала ждать. Шорохи прекратились. Видимо, тот, кто шел за ней, тоже был сторонник ожидания. Курапика считала собственные вдохи и выдохи, стараясь концентрироваться на этом, чтобы избегать лишнего волнения, и до боли в глазах всматривалась в лес. Она обратила все свое внимание туда, поэтому не заметила, что в котловине за спиной стало слишком тихо. Так что когда ее накрыла большая тень и обдало волной воздуха от гигантских крыльев, со свистом рассекающих воздух, это стало полной неожиданностью. Среагировать она успела только благодаря инстинктам. Она прыгнула вперед, перекатилась через голову, больно ударилась обо что-то локтем и поцарапала щеку. Но это были мелочи, потому что то место, где она была несколько мгновений назад, было атаковано — землю, на которой она немного ранее стояла, взрыхлили гигантские когти каждый величиной с лезвие ее ножа. Страшно было даже представить, что могло с ней случится, останься она стоять там. Курапика, шипя, приподнялась — ушибленный локоть пронзило резкой болью. Птицевестник — не иначе тот самый, которого она наметила себе целью — крепко вцепившись в землю когтями, размахивал крыльями и оглушительно кричал. Крик этот совсем не был похож на то мелодичное пение, которым они так славились. Это напоминало скорее крики рожающей женщины, но только еще более страшные. От этого звука кровь стыла в жилах. Курапика поняла, что не может пошевелиться. Не может даже отползти в сторону, чтобы избежать следующей атаки. А в голове знай себе крутилась одна и та же злорадно-ехидная мысль: «Ты сама виновата. Вечно тебе надо залезть, куда не следует. Ты это заслужила». Как можно было быть настолько глупой, чтобы решить, что она какая-то особенная? Что у нее получится воплотить сказку в жизнь? Или что ее желаниям суждено сбыться? Правильно дедушка говорил, она слишком маленькая и ничегошеньки не знает! Только дома и сидеть! Дрожь била все ее тело. Она зажмурилась, не в силах ожидать удара с открытыми глазами. Но его не последовало: со стороны леса, на птицу прыгнуло животное, пролетев прямо у Курапики над головой. Раздался лай, птица закричала еще громче, чем прежде, и Курапика пораженно распахнула глаза. Прямо перед ней, загораживая девочку от опасности, была ее Хитрюга! Не иначе как шла за ней от того самого места, где было сказано ждать, поэтому-то ей и чудились всякие шорохи за спиной. Курапика восторженно глядела на свою собаку. Вот ведь… Хитрюга! Не послушалась, скрывалась, зато пришла на помощь! И как нельзя кстати! Курапика как могла быстро поднялась, в ушах звенело от какофонии звуков. Собака продолжала гавкать, дергая пушистым колечком хвоста из стороны в сторону, зато птица перестала размахивать крыльями, оперлась на когтистые локти и наклонила голову, топорща острые перья на голове. Курапика не разбиралась, но ей показалось, что это был плохой знак. Она попятилась и свистнула собаке, чтобы та подошла к ней, но разве собака, которая не послушала хозяйку и вместо того, чтобы ждать, проследовала за ней через половину леса, стала бы слушать сейчас?.. — Ко мне! — снова попробовала Курапика, однако ее дрожащий голос почти не было слышно за окружающим шумом. Собака не обратила на нее внимания. У нее вообще были проблемы с послушанием. Курапика много времени потратила, чтобы обучить ее командам, и некоторые до сих пор давались ей тяжело, особенно в подобных условиях. — Ко мне! Хитрюга только повела ухом. И в этот же момент птица перешла от угроз к действиям: она подалась вперед, пытаясь клюнуть собаку, но та смогла увернуться, разминувшись с острым черным клювом всего на пару сантиметров. — Хитрюга, ко мне! — не своим голосом от испуга крикнула ей Курапика. Подняла лук, который так и продолжала сжимать в руках и лишь чудом не сломала во время своих прыжков и падений, и приготовилась стрелять. Но тетиву так и не отпустила. Будет ли выпущенная в дерево рядом стрела считаться за нападение? Как расценит такую атаку птицевестник? А собака продолжала лаять. Охотничья порода, думала, что они на охоте, ждала, пока Курапика, наконец, соберется и выстрелит. Но это должна была быть другая охота! В Курапике начали закипать злость на саму себя и чувство несправедливости. Она не заметила, как отпустила тетиву. Стрела свистнула и упруго врезалась в дерево, покачивая стержнем и перышками. Пролетела довольно низко, но все равно далековато от разъяренного птицевестника. Курапика надеялась, что этого хватит, чтобы его отвлечь и сбежать. Птица действительно отвлеклась. Отвлеклась от собаки, обратив свое внимание на девочку. Издала полувизг-полукрик, развернулась к ней и страшно клацая когтям двинулась в ее сторону. Но на птицу напала Хитрюга. С рычанием вцепилась ей в лапу. Птица пронзительно закричала, взмахнула крыльями, пытаясь подняться в воздух, но с грузом на лапе у нее не получилось, поэтому, извернув голову, она ударила собаку клювом по спине. Та разжала челюсти и завизжала. Поджала хвост и попыталась сбежать, но птица ударила еще раз, и послышался какой-то мерзкий хруст. Хитрюга жалко и громко заскулила, Курапика увидела яркую кровь и открытую рану, попятилась, споткнулась и грохнулась вниз головой в яму между корнями. Раздался еще один хруст — на сей раз это все-таки сломался пополам ее лук. До ее слуха по-прежнему доносился отчаянный собачий скулеж, а хлопанья крыльев стало больше — не иначе на шум прилетели другие птицевестники. Девочка перевернулась и с ужасом посмотрела наверх. Разглядеть ничего не получалось. Нет! Она бросила непригодный больше ни к чему лук и попыталась выбраться из ямы, но земля, за которую она цеплялась, либо осыпалась, либо скользила под ее вспотевшими ладошками. Собака еще раз вскрикнула, а потом замолчала. Хлопанье крыльев тоже прекратилось, птицы начали издавать что-то похожее на курлыканье. Что-то зашуршало, затрещало, хлюпнуло и чавкнуло. Нет! К горлу подкатил ком, Курапика всхлипнула и тут же зажала себе рот. Но рыдания так и рвались наружу, сдерживать их было невозможно. Она опустилась на землю, прижала лицо к коленкам плотно-плотно, стараясь то ли заглушить себя, то ли успокоиться. Это был конец. Конец всему. И самое главное она сама все испортила! Сама пришла сюда, притащила за собой ни в чем не виноватую собаку, возомнила себя самой умной, хотя ведь ей говорили! Много раз говорили! Она закусила грязную штанину, чтобы не издавать лишних звуков. А все-таки это было обидно. Страшно, глупо и очень-очень обидно! Она же не хотела ничего плохого! Ну вот кому бы было плохо, получи она то, что хочет? Ведь все бы сделалось только лучше, разве не так? А теперь!.. Чавканье наверху скоро прекратилось. Курлыканье стало громче. А потом сменилось пением. И Курапика забыла, где она, в какой позе сидит, что случилось, забыла о своих слезах и даже о том, как дышать. Все будто смерзлось, отошло на второй план, осталось только одно — звук. Прекрасный и чистый. Он был полон того, чего она, наверное, теперь никогда не получит: далеких неизведанных стран и мест, чудесных животных, приключений и новых людей. Казалось, все это здесь, рядом. Казалось, оно стоило всего. Закончив петь, птицы улетели. Курапика еще какое-то время сидела в яме оглушенная, как выброшенная из воды рыба, а потом все-таки собралась с силами и выбралась наверх. Было совершенно непонятно, почему ей не удалось сделать это с первого раза — яма была неглубокой, с множеством впадин и корешков, торчащих из земли, за которые было удобно цепляться. Оглядевшись, девочка не смогла найти следов случившегося, только сбитый мох и застрявшая в дереве стрела. Она подошла, выдернула ее и, посмотрев на наконечник, задалась вопросом: а что все-таки случилось? Внутренний голос подсказывал: что-то важное и очень-очень грустное. Курапика сунула стрелу в колчан, снова огляделась, надеясь найти ответ на вопрос, а потом развернулась и медленно пошла домой. Надо было еще найти оставленную на краю рощи собаку и сделать вид, будто действительно охотилась. Курапика непонимающе моргнула и остановилась. Но разве она не охотилась на самом деле? Откуда эти странные мысли? Она просто неудачно сломала лук, вот и все. Она оглянулась. Окинула взглядом примятый мох, корни, пожала плечом и пошла домой. Вот только собаку найти так и не удалось. * Лес был тих. После недавно прошедшего дождя все будто набухло и потяжелело: стволы деревьев потемнели и пахли мокрой корой, желто-оранжевая осенняя листва поникла, опустилась, земля под ногами влажно чмокала при каждом шаге. Сквозь заросли приходилось продираться, а каждое действие вызывало водопад капель, так что они были уже насквозь мокрые, будто и не пережидали дождь в гостинице. Шедший впереди Леорио снова облился и выругался. — Мы заболеем, мы точно заболеем, — пробурчал он. — Мы уже почти на месте, — сказала, чтобы успокоить его, Курапика и тут же поняла, что не соврала. Они и правда были почти на месте. Она сильнее сжала ручку спортивной сумки, которую несла, и сглотнула. Она была не готова. Для нее эта поездка все время была чем-то абстрактным, еще одним путешествием ради чужой цели, и только сейчас начало приходить понимание зачем и куда они приехали. — Да? Не очень-то похоже. Мы будто в диком лесу. — За десять лет все заросло, — да, здесь многое изменилось с того времени. Курапике даже казалось, что все как-то уменьшилось. Наверное, потому что это она выросла. — Да-а, — протянул парень, отодвигая с дороги ветви бересклета. И вдруг — замер, Курапика чуть не врезалась в него. Подняла голову пытаясь посмотреть через него вперед, но его широкая спина все загораживала. — Пришли, — сказал он, чуть повернув голову, и шагнул вперед. Ветви куста качнулись, возвращаясь на место, и обдали Курапику ворохом брызг, сорвавшихся красных листьев. Но она уже знала, что впереди. Дома были в ужасном состоянии: крыши провалились, материал покрытий в большинстве случаев порвался и обгорел, а теперь болтался грязными порванными тряпками, кое-где остались только деревянные остовы, торчащие как гнилые черные зубы. Пахло унынием, пустотой и смертью. — Здесь был пожар, — заметил Леорио, понизив голос, будто боялся кого-то потревожить. Курапика как ни смотрела, не могла найти тех, кому их голоса могли бы помешать. Наверное, их похоронили те люди, которые обнаружили случившуюся трагедию. Это хорошо, она не знала, как бы повела себя, если бы увидела то, что с ними стало. — Пойдем, — таким же негромким тоном позвала она. Если их похоронили, здесь должно было быть что-то вроде могил. Пожар действительно был. Но огонь прошел как-то односторонне: часть домов явно пострадала лишь от времени. А еще животные. Они похоже облюбовали оставленные без присмотра жилища, используя их вместо гнезд, нор и всего такого. Смотреть на это было странно — будто к ней это никакого отношения не имело. Так, чьи-то разрушенные хибары. Но Курапика все равно старалась не вертеть головой и не глазеть по сторонам. Казалось, внутри все покрылось тонкой корочкой льда, позволяющей ей оставаться спокойной, которая треснет, как только она заметит что-то некогда родное и любимое, а теперь уничтоженное временем, пожаром или природой. Захоронение удалось найти быстро. Их сожгли. Похоже сложили всех вместе, а потом подожгли. Времени прошло с тех пор немало, поэтому место сожжения почти не отличалось от пострадавшей в пожаре деревни, однако некоторые… части все равно явственно говорили о том, чем, точнее кем, раньше была эта куча. Зубы, потемневшие от грязи и дождей. Частички костей. Немного, но понятно. Остальное, вероятно, растащили все те же животные. Курапика громко прерывисто вдохнула — она чувствовала себя так, словно оказалась в падающем самолете. Леорио с тревогой оглянулся, поставил сумку — точно такую же как у нее в руках — на землю и шагнул к девушке. Она замотала головой, и он остановился. Звякнувшие друг о друга в сумке стеклянные сосуды, оставленные на земле, были важнее любых ее переживаний. — Аккуратнее! — рявкнула она. И чуть тише добавила: — Я в порядке. Леорио покачал головой, но ничего не сказал. И зря она повысила голос — ее крик вспугнул местных обитателей. Две большие черные птицы, хлопая крыльями, поднялись в воздух из остатков одного из домов. Леорио вздрогнул, когда они неожиданно появились, а в Курапике при взгляде на них зашевелилась тень какого-то воспоминания. Она попыталась ухватиться за него, лишь бы не думать о груде убитой и сгоревшей родни перед собой. Но вместо того, чтобы успокоиться, она словно получила удар под дых. — Нет, — выдохнула она, пока воспоминание, взявшееся из ниоткуда перемалывало все внутри нее. — Нет, я не так хотела. Курапика отпустила сумку — та, звякнув, упала на землю — и зажала рот рукой, широко распахнутыми глазами глядя на бывшее пепелище. — Курапика? — как издалека донёсся до нее испуганный голос Леорио. Это она во всем виновата. Это было ее желание. Курапика закачала головой, словно отрицая. Все было неправильно. Все должно было быть не так.