Любовь

Любовь… что же это такое? Я никогда не задавался этим вопросом, можно солгать и, сказать, что мне было не до этого, что для меня было важней всего Честь, служение своему сюзерену, можно, но врать самому себе я больше не хочу. Я думал о любви, много, но давно, еще тогда когда отец выбирал мне невесту. Тогда будучи еще мальчишкой, я лежал в своей комнате на кровати и, закинув руки за голову, думал. Думал о том, какой она будет – моя невеста, моя жена, моя женщина. Тогда мне думалось, что она будет хрупкой и нежной, совсем как Талигойская Роза, с большими серыми глазами, которые будут смотреть на меня с нескрываемой любовью. Я хотел этого, хотел держать ее за руку и молчать, но что бы это молчание не угнетало, а обволакивало, давая сил. Хотел дарить ей цветы и целовать ее маленькие пальчики, которые не могли бы сомкнуться из-за массивных перстней, которые тоже бы дарил я. Хотел радостно подхватить ее на руки, после того как она смущаясь и краснея, призналась бы что носит моего ребенка под сердцем. Я много чего хотел, но все это осталось в прошлом, стало прошлым, когда я увидел гордый взгляд Женевьевы и услышал ее сухие слова. Все мои мечты разбились о ее холодное почтение. Помнится тогда мне даже страшно было просто дотронутся до ее руки, не говоря уже о необходимости целовать ее. Я не смог полюбить Женевьеву, ни тогда стоя у алтаря, ни деля с ней ложе, не воспитывая наших детей, ни сейчас чувствуя ее молчаливую поддержку. Я уважал ее, не более и думал, что раз не смог полюбить выбранную мне женщину, не смогу полюбить и другую. Я оказался прав, женщину полюбить я не смог. Но все же Создатель даровал мне это счастье. Когда же это началось? Наверно с поединка Франциска и Рамиро. Ведь сердце тогда заходилось бешеным стуком пока всадники съезжались для обмена ударами копьями, и каждый раз когда Рамиро чуть ли не в последние секунду уходил от удара меча, делал безумные выпады с легкостью подставляясь сам, сердце замирало и томительные доли секунд не могло вспомнить как нужно стучать. Тот поединок я запомнил до мельчайшей детали… нет, я запомнил движения Алвы. Все его шаги, плавные движения, взмахи меча и жалел, что не мог рассмотреть его лица. Хотя последнее окупилось после поединка, когда Рамиро появился перед королем. Да, именно тогда, но понял это позже, когда после боя увидел ласковую улыбку Алвы, адресованную его жене. Помнится, я тогда помчался к Женевьеве, в глупой надежде увидеть такой же взгляд, каким Октавия наградила герцога, но встретил уже привычную сдержанность и легкую холодность. Но именно эта холодность дала понять, что рядом с кэналлийцем сердце безмятежно замедляется, позволяя разлиться по всему телу странную умиротворенность. А потом оказалось, что с Рамиро очень приятно и уютно молчать, что разговор с ним приносит спокойствие и что рядом с Алвой можно быть самим собой. Это оказалось очень приятно - делить минуты с ним, а послевкусие от бесед оставалось сладким с легким оттенком кеналлийского вина. Признаться, я бы многое отдал за возможность сидеть с ним за одним столом и вести беседы, о том чтобы первым взбрело в голову. На большее я не рассчитывал, а южанин с легкостью дал. Оказалось, что можно потерять голову от поцелуя. От легкого прикосновения руки к плечу застыть на доли секунды, чувствуя как по телу пробегает волна радости и тепла. А еще оказалось что Честь ни что по сравнению с теплой улыбкой на любимом лице. И что можно преклонить колени перед недостойным, просто из-за того что это позволит быть рядом с любимым человеком.