— Знаешь ли ты, что такое имаго? — спросил Ганнибал.
— Это летающее насекомое.
– Последний этап его трансформации.
– Когда ты становишься тем, кем должен стать?
Ганнибал кивнул и продолжил:
– Это также термин из мертвой религии психоанализа. Имаго — это образ любимого человека, похороненный глубоко в бессознательном, который мы проносим через всю свою жизнь.
— Идеал, — выдохнул Уилл, глядя на веер грудной клетки в центре стола. Сервировка сегодня была еще более лавкрафтовской, чем обычно. Сам же Ганнибал был мрачен и куда тише, чем ожидал от него Уилл накануне убийства Джека Кроуфорда.
Что-то было не так.
– Концепция идеала… – Ганнибал склонил голову вбок и воспользовался паузой, чтобы обдумать свои почти
нерешительные следующие слова. – У меня есть концепция тебя, точно так же, как у тебя есть концепция меня.
— Никто из нас не идеален, — произнес Уилл, не смея взглянуть на собеседника.
Ганнибал тоже отвел глаза.
– Мы оба слишком любопытны, чтобы довольствоваться идеалами. Идеальна ли смерть Джека?
Вопрос был настолько неожиданным, что Уилл снова посмотрел на него.
Ганнибал что, не хотел убивать Джека?
В мире, где нормальные люди были в глазах доктора не более чем свиньями, где наглость была невыносимо омерзительна и достойна поглощения — особенно
разгульная наглость, как недавно поддразнил его Уилл, а Лектер в ответ чуть не рассмеялся, — неужели Ганнибал не хотел избавиться от человека, угрожающего его свободе?
– Это необходимо, – успел произнести Уилл и почувствовал, как слова обожгли язык. (
Может оказаться, что так оно и есть, — с горечью подумал он). – То, что произойдет с Джеком, было предопределено.
Кем? — прошептал монстр внутри. –
Тобой?
Ганнибал проследил глазами, как Уилл отпивает вино.
— Мы могли бы исчезнуть прямо сейчас. Сегодня вечером, — предложил он в густом полумраке столовой, и его голос дрогнул.
Нервозность. Неуверенность.
Отчаяние.
Внутри Уилла словно начало зарождаться какое-то откровение. Он безмолвно изучал этого Ганнибала, того, который на самом деле готов был сейчас отступить. Отступить от перспективы сразиться с Джеком. Но почему?
– Покорми своих собак, оставь Алане записку и никогда больше не встречайся ни с ней, ни с Джеком. Почти что вежливо.
Лектер посмотрел на Уилла, и Грэм почувствовал, как все в нем жаждет вцепиться в эту идею. Ганнибал предлагал ему выход, предлагал побег для них обоих. И никто больше не пострадает, никто не подвергнется риску.
Уилл тяжело сглотнул и отбросил эту мысль, сказав себе «нет».
– Тогда это наш последний ужин, – он попытался улыбнуться, попытался засмеяться, попытался намекнуть на то, что
их последний ужин должен стать особенным, но не выдержал и отвернулся.
Ганнибал, похоже, видел его насквозь.
– В этой жизни, – он перевёл взгляд на блюдо, стоящее в центре стола. — Я приготовил ягненка.
— Жертвенного? — пробормотал Уилл.
— Мне не нужна жертва, — тут же возразил Ганнибал, а затем тихо вздохнул и добавил. – А тебе?
— Мне нужно, чтобы он знал, – Уилл попытался вложить в эти слова все обуревавшие его чувства. – Если бы я признался Джеку Кроуфорду прямо сейчас…
Ганнибал почти с любовью посмотрел на него.
— Я бы простил тебя.
Боль стыда была невыносимой. Ганнибал словно взял с кухни свой особый набор ножей и пронзил ими грудь Уилла.
Пожалуйста, не прощай меня, — подумал он, —
тебе придётся пожалеть об этом.
Разве не было иронии в том, что ему казалось, будто он не заслуживал прощения того самого человека, что разрушил его и увел в тень? Разве не было ужасно то, как сильно он нуждался в прощении Ганнибала за то, что должен был сделать?
И должен ли?
– Если бы Джек сказал, что прощает тебя, ты бы принял его прощение?
Боль превратилась в огонь. Уилл не хотел прощения Джека. Ему не за что было извиняться, когда дело касалось Кроуфорда. Он попытался подавить эти ядовитые мысли, прежде чем они отразились на его лице, но вместо этого прошипел:
– Джек не предлагает прощения. Он хочет… справедливости. Он хочет увидеть тебя… увидеть, кто ты, – и с чувством ужаса он вдруг понял, – увидеть, кем стал
я.
Это было правдой. Джек более не считал Уилла лишь своим человеком.
— Ему нужна правда, — добавил Грэм, ловя мрачный взгляд Ганнибала. Во всей веренице лжи, что Уилл сплел для него, это мгновение было моментом абсолютной искренности.
Ганнибал помолчал, медленно смакуя вино.
— Тогда за правду. И все ее последствия.
То, как он отвел взгляд вниз и в сторону, возвращая бокал на стол, говорило само за себя.
Откровение внутри Уилла обрело форму и имя. Ганнибал
умолял. Но что могло заставить великого и могущественного психопата, самовлюбленного доктора Ганнибала Лектера молить о милости?
Несколько дней назад во время одного из их сеансов Ганнибал сказал Уиллу, что они очень похожи.
«Это дает тебе возможность обманывать меня… и быть обманутым мной».
Он знает, — понял наконец Уилл. Чувство покорности и бесконечного облегчения омыло его.
Чем больше он работал с Ганнибалом — чем больше он работал
над Ганнибалом, чем дольше он лгал ему, дразнил его, соблазнял его, — тем яснее он сознавал опасность быть приманкой. Приманка не была в безопасности, удерживаемая удочкой, готовой вытащить добычу из мрачных неведомых глубин подо льдом. Приманка была заброшена в холодную воду исключительно на милость рыбы. Конечно, лучше быть приманкой, чем живцом, но рыба не подплывала к приманке, чтобы поиграть. Нет, рыба хотела пожрать и пришла в ярость, когда вместо этого ее вытащили из тьмы на свет.
Уиллу же в какой-то момент стало комфортно в этой глубине. Комфортно с той тенью внутри, что он разделил с Ганнибалом, комфортно в собственной шкуре. Ему нравился мрачный юмор и их особые шутки, нравилось, что у них было что-то общее, что-то, чего никто другой не мог понять, и чему никто не мог воспрепятствовать. Он чувствовал себя возвышенным Ганнибалом, словно доктор заставил его вырасти над собой. Уилл под руководством Ганнибала стал сильнее. Он изменился. Безвозвратно.
«Ты просыпаешься и понимаешь, кто ты есть. И это все, что тебе нужно понять», — сказал ему однажды Ганнибал в ответ на вопрос о природе снов и сюрреализма.
И если Уилл что-то и понял к этому моменту, так это то, что он нуждается в Ганнибале. В прошлом он заманивал Лектера созависимостью, а теперь сам взрастил ее же между собой и чудовищем в костюме человека. Ганнибал был психопатом, а опасность быть психопатом заключалась в том, что он нуждался в аудитории, которой смог бы продемонстрировать свое жуткое искусство. Но игра Лектера уже вышла за рамки опасности желания быть увиденным. Ганнибал не жаждал неизбежного позора для властей, вызванного тем, что он одурачил лучшие умы ФБР и сбежал невредимым, нет.
Он жаждал Уилла.
«Ты не хочешь, чтобы в моей жизни было что-то, кроме тебя, — сказал ему как-то Уилл. –
Мы очень похожи. Мы оба одиноки друг без друга».
Он оказался чертовски прав.
«Когда придет нужный момент, ты сделаешь то, что необходимо?» — спросили его и Кроуфорд и Лектер.
Сейчас этот момент настал. Не совсем тот, которого ожидали Ганнибал с Джеком, но момент для самого Уилла.
Он посмотрел Ганнибалу в глаза.
– Правда состоит в том, что мы с Джеком хотели схватить тебя завтра вечером. Мы планировали застать тебя врасплох и арестовать.
— Значит, ты все же это признаёшь, — лицо Ганнибала казалось высеченным из камня. — Ты хотел предать меня. Сдать Джеку и лишить меня жизни.
– Нет, не жизни…
— Значит, моей свободы.
— Джек думает, что я его, — прошипел Уилл. – Его человек, его приманка. Но ты уже поймал меня. Ты поглотил меня целиком.
– Если в этом конкретном сценарии ты — приманка, а я — рыба, то Джек обязан быть рыбаком. Нить лески до сих пор связывает нас с ним. Как, по-твоему, мы должны ее разорвать?
— Убей меня, — произнес Уилл. – Здесь, сегодня вечером. Я уверен, ты вполне способен инсценировать убийство.
Что-то похожее на удивление промелькнуло на лице Ганнибала, прежде чем он успел скрыть эту эмоцию.
— Ты... Ты уже инсценировал подобное раньше, — догадался Уилл. — Не просто подбросил улики, а создал впечатление, будто было совершено убийство, хотя на самом деле его не произошло… — он вдруг вспомнил о чайных чашках, которым суждено снова собраться вместе и откинулся на спинку кресла, задыхаясь. – Эбигейл не умерла. Ты не убил ее.
— Это должно было стать сюрпризом, — тихо признал Ганнибал. — Вы оба очень соскучились друг по другу.
Уилл всхлипнул.
– Она жива. Почему ты не начал именно с этого?!
– Я хочу, чтобы ты сделал это ради меня, а не потому, что я скрыл от тебя ребенка, к которому ты питаешь отцовские чувства.
– Ты хочешь, чтобы я ушел с тобой потому что... любишь меня?
Ганнибал не стал юлить.
– Так, как умею.
– Однажды мы с тобой говорили о дружбе между Патроклом и Ахиллесом.
– Я помню.
– Такой заядлый историк и читатель, как ты, не мог не читать Платоновский «Симпозиум», где упоминается о том, что между ними были скорее любовные отношения.
Ганнибал улыбнулся Уиллу.
– В пьесе «Мирмидоны» Ахиллес оплакивает труп Патрокла, требуя от своего дорого ушедшего любовника ответа на вопрос, так ли мало значили для Патрокла поклонение Ахиллеса его бедрам и все его поцелуи, что тот смог покинуть его.
— Это не слишком тонко, Ганнибал, – сравнивать нас с двумя влюбленными.
– Я не пытался быть тонким в тот момент. Я пытался открыть тебе душу. Представь теперь всю боль моего сердца, когда я почувствовал на тебе запах давно, по твоим словам, убитой Фредди Лаундс.
— Я знаю, где она, — предложил Уилл после паузы. — Если ты действительно жаждешь ее смерти, если она была так невыносимо груба, что ты все еще хочешь этого, я могу отдать ее тебе, – он взглянул на Ганнибала из-под ресниц, – в качестве извинения.
– Прости, но я не могу не подозревать, что это очередная ловушка.
— Я понимаю твои колебания, – Уилл пригубил вино. Он чувствовал себя нервно, неуверенно, словно канатоходец на тонкой проволоке, что медленно врезалась в тело. Он чувствовал себя освобожденным правдой.
– Сбеги со мной сегодня вечером, Уилл. Забудем о Джеке Кроуфорде и Фредди Лаундс, не будет никаких жертвенных агнцев. Позволь мне показать тебе Европу, все ее самые великолепные достопримечательности и вневременные полотна... У нас будет Эбигейл. Мы будем друг у друга. Вместе мы сможем абсолютно все.
– Только божественное вмешательство оказалось способно остановить Патрокла и Ахиллеса, — пробормотал Грэм.
Ганнибал сжал ножку своего бокала.
— Ты знаешь о моей глубокой привязанности к тебе. А что с твоей стороны?
Грэм задумался.
– Я чувствую себя попавшим в шторм в твоем лице. Ветры бросают меня из стороны в сторону, а дождь превращается в волны, что погружают меня под воду до тех пор, пока я уже не в силах разобраться, где верх, где низ. Твой голос — гром, что гремит в моем разуме, заглушая прочие мысли, твое присутствие в моей жизни – молния, которую я вижу, даже начиная тонуть. Я хочу убить тебя. Я хочу обезопасить тебя. Ты мой, а я твой, – произнес он в итоге. – То, что я чувствую, не может быть еще определено как любовь, но как всепоглощающая потребность – несомненно. Что-то на грани одержимости. Страсти. Ты стал самым важным человеком в моей жизни.
– Скажи, ты можешь представить себя влюбленным в меня?
– Вполне. Когда-нибудь. Вероятно, совсем скоро.
— Ты видишь нас любовниками?
Дыхание Уилла сбилось.
Это было слишком легко представить, так же, как было слишком легко представить, что он перерезает Ганнибалу горло. Он увидел себя на этом самом обеденном столе – основное блюдо, которому Ганнибал уделяет все свое внимание. Обнаженный, он видел Ганнибала меж своих бедер, склоняющимся к нему так, как Ахиллес, должно быть, когда-то склонялся к бедрам Патрокла, и оставляющим свои следы на его безупречной плоти в жадном поклонении. Он мог ясно увидеть Ганнибала, обнажённого над ним, входящего в него, почувствовать, как их тела будут скользить друг по другу, влажные от пота и желания. Он почти чувствовал вкус поцелуев Ганнибала, темный и древесный – вино, которое они разделили, с привкусом кровавой ржавчины и ароматом специй.
Фантазия вспыхнула в его голове, и он перевел потемневшие глаза на Ганнибала, в свою очередь глубоко вдохнувшего.
— О да, — промурлыкал Уилл. — Я вижу.
– Что ты видишь? – голос Ганнибала стал хриплым.
– Нас. На этом столе. Я, твое основное блюдо, которое ты украшаешь ртом и руками, помечая и присваивая меня.
— Похоже, в этой фантазии ты отвел себе роль подчиненного, — произнес Ганнибал чуть сдавленно. Эта его секундная слабость наполнила Уилла гордостью, и он широко и самодовольно улыбнулся Ганнибалу. Глаза Лектера сузились. — Ты считаешь себя покорным мне, Уилл?
— Я вижу себя скорее дирижером нашего оркестра, — поддразнил тот в ответ, не в силах не куснуть самолюбие Ганнибала острыми игривыми зубами. – Музыка вашей страсти направлена моим повелением. Я не столько покорен, сколько… выбираю, как отдаться тебе.
– Ты подконтролен мне и контролируешь меня, ты великодушен и милостив, и даришь мне то, чего я хочу.
— Это то, чего вы хотите, доктор Лектер? – голос Грэма понизился на несколько октав. – Как часто вы представляли меня на своем столе, словно еду, которую вы можете потреблять снова и снова под мелодию моего удовольствия?
Уилл с жадным интересом наблюдал, как у Ганнибала снова пересохло в горле. Руки доктора дрогнули, когда он потянулся к своему бокалу с вином.
Легкая дрожь. Едва заметное подергивание.
Весьма красноречиво.
— Ты предложил мне убить тебя, чтобы перерезать леску, соединяющую нас с Джеком Кроуфордом. Это снимет с тебя, моей последней жертвы в Соединенных Штатах, все подозрения в глазах ФБР и остального мира.
— Они не смогут использовать меня против тебя, если поверят, что я мертв.
– Они не смогут использовать тебя, если будут считать, что тебя нельзя переубедить. Но я не решаюсь прослыть твоим убийцей, убийцей равного мне и возлюбленного моего.
Уилл почувствовал, как кровь закипает в его венах, горячая и лихорадочная.
— У тебя есть другой план?
— Тебе удалось записать крик Фредди Лаундс, а затем отправить его Джеку.
– Да. Впрочем, Фредди в тот момент действительно считала, что я собираюсь убить ее.
– Тогда не оставим никаких сомнений в этот раз. Я хочу, чтобы мы записали сообщение для Джека Кроуфорда, а затем отправили его ему, когда благополучно покинем Штаты.
Ганнибал встал и начал убирать со стола тарелки. Он дернулся, словно собираясь отнести их на кухню, но в итоге остался на месте, склонив голову набок в размышлении. А затем позволил остаткам еды на своей тарелке соскользнуть и упасть на пол. Следом полетела сама тарелка, разбившись при ударе.
— Да, сойдет, — пробормотал он.
— За место преступления?
— За преступление на почве страсти — да.
– Доктор Ганнибал Лектер, — выдохнул Уилл, изогнув губы в улыбке, — неужели вы собираетесь трахнуть меня на собственном обеденном столе?
– Я хочу услышать и записать все те звуки, что ты будешь издавать, все твои стоны и каждый обертон твоего голоса, когда ты будешь выкрикивать мое имя в безошибочном восторге... Я отправлю это Джеку Кроуфорду.
— Очень предусмотрительно с твоей стороны.
– Есть определенные преимущества в том, чтобы ФБР считало тебя мертвым. Однако, подобно Ахиллесу, я предпочел бы, чтобы целый мир знал, что ты живешь и дышишь рядом со мной, мой возлюбленный и мой верный товарищ.
Ганнибал опрокинул еще одну тарелку на пол. Наслаждаясь этой игрой, Уилл потянул центральное блюдо к себе, а затем столкнул его со стола.
— Ты сделаешь это для меня, Уилл? — спросил Ганнибал.
— Это очень зависит от того, — Уилл, взболтнул последние капли вина в своем бокале, и, лишенный жидкости, тот выскользнул из его руки. Одна бровь Грэма дерзко изогнулась, а выражение его лица стало еще более невинным и самодовольным, когда он искоса посмотрел на Ганнибала, — припас ли ты смазку, мой
дорогой Ганнибал?
***
– Г-Ганни... ах... блядь, Ганнибал…!
– Скажи, Уилл, чего еще ты хочешь?..
— Твой рот в прошлом доставил мне массу неприятностей.. — прерывистое дыхание Грэма –
На что еще он способен?
– Позволь мне продемонстрировать...
Звук фелляции был мучительно безошибочным.
Кейд Пурнелл не шевелилась, пока они с Джеком Кроуфордом слушали голосовые сообщения, отправленные Джеку накануне утром. Сам Джек закрывал лицо руками, отчетливо ощущая себя идиотом.
– Ты ведь позволишь мне, мой драгоценный мальчик? Позволишь мне наконец заполучить тебя?..
Голос Ганнибала, черт возьми, был
умоляющим.
– Сделай нас единым целым, Ганнибал... Сделай нас не одинокими!
– Знаешь, что во всем этом самое паршивое, Кроуфорд? — спросила Кейд обманчиво-мягким голосом. – Тот факт, что доктор Лектер занимается извращенным сексом на собственном обеденном столе, вовсе не означает, что он Потрошитель Чесапика. Еда, образцы которой вы попросили лаборантов отобрать с пола? Свинина! Ваши утверждения о каннибализме абсолютно необоснованны. Теперь у вас есть аудиозапись порно и никаких доказательств того, что Ганнибал совершил какое-либо преступление. Ну, за исключением пособничества и подстрекательства к возможному убийству. А вот Уилл Грэм, который, как мы
знаем, убил Рэндалла Тира, исчез.
Джеку было нечего возразить.
Присланные на его телефон сообщения представляли собой не одну длинную запись, а нарезку из множества мелких, отправленых в последовательном порядке. Джек пропустил первые четыре сигнала о сообщении, и, пока он слушал их с презрением, ужасом и отвращением, в его голосовую почту упало еще семь. Ради расследования он прослушал каждое из них, надеясь — как бы ужасно и больно это ни звучало — что Уилл не был добровольным членом этого темного союза. Слушая, он мчался к дому Ганнибала, полагая, что еще сможет спасти своего нестабильного агента.
Когда он добрался туда, стало очевидно, что сообщения были отправлены уже после того, как все закончилось.
Вызов команды ФБР для осмотра места происшествия, где единственным совершенным преступлением оказалась страсть, оказался весьма унизительным актом и положил конец его карьере, но Джек все равно сделал это в надежде что-нибудь найти. Хотя бы кровь — даже кровь Уилла. Он надеялся получить доказательства борьбы, тяжелых ранений, даже убийства, чего угодно, лишь бы развеять реальность предательства Грэма. Был ли Уилл когда-либо на стороне Джека? С кем играл Грэм? С Джеком или Ганнибалом? Уилл сказал, что приманит Ганнибала, но именно Джек в итоге оказался на конце лески, ведущей к гибели.
Все, что обнаружили следователи, — это кучу еды на полу и следы смазки и спермы на столе.
– Они издеваются надо мной, — признал Джек после того, как последняя запись доиграла до конца, — судорожные стоны Уилла и одурманенный шепот Ганнибала
«Мой дорогой Уилл…». – Иначе зачем было присылать мне это, а затем бесследно сбегать, раз они ни в чем не были виноваты?
– Уилл виновен в убийстве. Он был оправдан в предыдущих, но все еще остаётся вероятность, что он совершил и их тоже. Сейчас ситуация выглядит так, что Ваш доктор Лектер — всего лишь влюбленный идиот, очарованный ухаживаниями молодого красивого мужчины, разыгравшего психическую неуравновешенность чтобы завоевать сочувствие и привязанность психолога. Доктор Лектер в большей опасности, когда с ним Уилл, чем наоборот.
– Кто разыграл психическую нестабильность? Грэм? Есть сканы его мозга, когда у него был энцефалит! Он ни во что не играл! Доктор Лектер распознал бы признаки, он был хирургом, но намеренно проигнорировал или неверно истолковал симптомы Уилла.
— У вас нет никаких доказательств этого, – челюсти Кейд были крепко сжаты. – Я понимаю, что Ваша жена очень больна, и поэтому Вы чувствуете потребность контролировать хоть что-то, однако Вы зашли слишком далеко. Я отправляю Вас в отпуск по семейным обстоятельствам, – она вздохнула, и ей вдруг стало очень жаль Кроуфорда. — Ты был слишком близко, Джек, чтобы увидеть, кто из них настоящий монстр.
– Ага, — сказал себе Джек после того, как она покинула комнату. — Наверное, так и есть.
***
Уилл стоял в течении ручья. Деревья шелестели над ним, развеваемые легким бризом, а вода журчала и плескалась о камни и бревна.
Он не ловил рыбу — еще нет — но гордо улыбался, пока Эбигейл забрасывала леску.
— У тебя получается все лучше, — сказал он.
— Да, ну… — она улыбнулась ему в ответ. – Как оказалось, я больше люблю рыбалку, чем охоту. Это весело. И мирно, – она повернула голову, чтобы бросить озорной взгляд в сторону берега и выкрикнуть: – Так грустно сознавать, что некоторым людям не нравится бродить по ручью!
– Я вполне доволен тем, где нахожусь, спасибо, — ответил Ганнибал. Он полулежал, прислонившись к одному из многочисленных деревьев, под ним было расстелено одеяло, на его коленях белел альбом для рисования. – Ты поймаешь рыбу, а я приготовлю ее. Это разделение труда. Мне вовсе не обязательно заходить для этого в воду.
— Да, — отозвался Уилл, — но ты мог бы…
— Это твой ручей, мой дорогой Уилл, — сказал ему Ганнибал. Нота обожания в его голосе вырвалась наружу, и окрасила день в розовый цвет. – Я здесь только для того, чтобы составить тебе компанию.
— Заметь, моя компания даже не упоминается, — пробормотала Эбигейл Уиллу, закатив глаза. – Я чувствую себя
незначительной. Практически помехой твоему свиданию.
— Практически, — весело передразнил Уилл.
– Я думаю, мы все должны признать, что в отсутствие меня это было бы довольно паршивым свиданием.
— Я все слышу, Эбигейл, – Ганнибал усмехнулся.
– А может я хотела, чтобы ты это услышал? — отозвалась она. – Что это за отношения, когда твой бойфренд сидит на расстоянии тридцати футов?
– Уилл и я давно не мальчики, и мы гораздо ближе, чем друзья.
– Но я в данный момент куда ближе к твоей
лучшей половине, чем ты.
— Дети, дети! — вмешался со смехом Уилл. — Вы оба замечательные, не нужно ссориться! – он перевел нежный взгляд с Эбигейл на своего возлюбленного. – Я бы ни на что не променял этот момент.
Когда Эбигейл и Ганнибал самодовольно посмотрели друг на друга, он почувствовал себя обязанным добавить:
– Но только если он включает вас
обоих.
Он забросил леску и подставил лицо солнцу, наслаждаясь тишиной ручья.
