Твоего солнца хватит на десять Африк.
А твоего холода - на несколько Антарктид.
Роберт Рождественский
Тоуга не любит демониц. Слишком себе на уме и жестоки. Мягкость и кротость человеческих женщин много приятнее. В сравнении с ним они умопомрачительно хрупки и трогательны. Жаль живут мало, но тут уж ничего не поделаешь, он пытался исправить этот недостаток, не получилось. Сона об этом знает. Как-то раз за чашечкой саке и наблюдением за звездами сказала. Тогда, чуть ли не впервые за бессчетные годы их знакомства, Тоуга задумался насколько же она красива. Сона не замедлила поймать его взгляд и впиться в губы поцелуем. Её губы оказались мягкими, кожа гладкой и нежной, а клыки и когти не причинили ему вреда. Когда хотели, демоницы умели быть ласковы. К тому же она давно не была в бою, и это чувствовалось. Так они начали проводить звездные лунные ночи вместе, а порой и делить одну подушку. В этом было мало любви, но много нежности и взаимного уважения. Много прошлого, проведенного в войнах и странствиях. Много настоящего, наполненного восходами и закатами, шелковыми одеждам, мелкими стычками и попытками организовать местных демонов. Будущего не предполагалось. Сона не обращала внимание на появляющихся и исчезающих рядом с ним смертных женщин. Он помнил кем был единственный мужчина, которого она любила. Обнаружить возникновение будущего было странно и даже неловко. Словно Тоуга совершил какой-то грех, а не зачал ребёнка добровольно решившей быть с ним женщине. Сона не казалась обиженной, скорее наоборот. Будто бы знала заранее, что всё так и закончится. Хотя... кто её, демоницу, разберёт. Может в самом деле знала ещё в ночь, когда поцеловала его впервые. Ину но Тайшо чувствовал себя обманутым все луны, пока под шелком её одежд созревало их совместное будущее. Таинственный блеск глаз Соны намекал, что он это зря и нужно радоваться. В конце концов у него уже давно не рождались дети, а чистокровные и вовсе никогда. И всё же древнее, полузабытое понимание подлинного положения вещей поднималось из глубины души, оседало горечью на языке. Богиня оказала тебе честь, радуйся! Кажется, так любила говаривать покойная матушка. Повторяя при любой возможности с первого дня, как представила его к Её двору. С тех пор много воды утекло, Сона успела сменить и имя, и титул, и храм где предпочитала проводить дни, только древнее знание жгло раскаленным железом. Оно не позволяло горделиво махнуть на всё рукой, напомнить себе и окружающим, что он собачий генерал, властелин западных земель и прочее-прочее. Так считают и продолжат считать глупцы, которых он старается уберечь от свар. Так будет считать до поры его сын, если родится мальчик. Только что с этого проку. Рано или поздно наступит конец эпохи и всё встанет на свои места. Они вновь станут теми, кем были всегда: госпожой и её визирем. Тоуга надеется, что не доживёт до этого времени. Сдохнет, сожранный соунгой, растворится в мелких дрязгах, что угодно, лишь бы скрыться от неизбежного, лишь бы поверить в первостепенность настоящего, лишь бы забыть кем он был рождён. Сона не замечает его метаний, или делает вид, что не замечает. Её жизнь идёт как обычно: в попытках осмыслить лишь ей известное, ожидании конца эпохи, охране сросшихся с её существом секретов. Разве что свой храм она перестала покидать. В день рождения Сещемару, Тоуга сидит под дверями её покоев и дожидается позволения войти. Слышать родовые крики Соны странно и больно, пусть и не впервой. В прошлый раз так не трогало. Это забывается, когда он попадает внутрь и видит Богиню с младенцем на руках. Сердце ёкает и старая память вновь воскресает в душе, в этот раз не мучая, а напоминая о забытом: почему когда-то он решил служить своей госпоже. Не по велению матери, а согласно собственной воле. Гордыня текущего века отступает в сторону, позволяя видеть подлинное. У Госпожи глаза ярче золота, в них столько нежности, что хватило бы наполнить океан. Кажется, что добрее неё на свете женщины нет и быть не может. Богиня, прекрасней которой на свете нет, смотрит на Дитя в расписанных звездами шелках. Тоуга, вдруг, понимает, что Соне всё равно кто отец её ребенка, и злого умысла в её поступках не было. Для каких-то, ей одной известных целей, ей требовалось вновь стать матерью, а он просто пришелся по вкусу. Был мужчиной с которым хотелось проводить лунные ночи. В благодарность сын получает имя нынешней эпохи, даже шёпотом богиня не даёт другого, а ещё Тоуга получает возможность быть отцом своему сыну. Воспитать по своему образу и подобию, обучить выживать в мире, где они есть сейчас, завещать клинки души или рассказать как ковать новые. Собачий генерал понимает, что у него полно времени, и не так уж важно, что там будет в конце эпохи....