С головою и в омут

Если бы кто-то спросил Арсения, какой он — идеальный секс в его представлении, он бы, наверное, не нашёлся с ответом. Были, конечно, какие-то базовые штуки, вроде любимых поз или затраченного на прелюдию времени, но, когда дело касалось мелочей, ситуация осложнялась. Например, сам Арсений был долгое время уверен, что его возбуждает асфиксия — ну, в порно же ему это нравится? Вот только, когда всё-таки рискнул попросить своего тогдашнего бойфренда попробовать, в процессе охуел и не выхуел обратно — сразу захотелось не то прокашляться, не то сразу проблеваться. Ещё он до двадцати лет считал, что ему нравятся крепкие, накачанные мужские тела, но и отношения, и секс с подобным партнёром оказались для него самыми скучными и однообразными. Именно поэтому, когда Арсению снится тот самый сон, он просыпается в смешанных чувствах. Во-первых, конечно, обидно, что это всего лишь сон, а не реальность; во-вторых, появляется недоумение — это вот ему действительно нравится такое? Не столько жёсткое и грубое, сколько сильное, властное и одновременно заботливое? В-третьих, просыпается Арсений с таким сильным желанием потрахаться, что какое-то время может только обессиленно лежать на спине, слепо смотреть в потолок и чувствовать под собой вымокшие насквозь простыни. Трусы так и вовсе можно было выжимать. Во сне он, конечно, трахался — долго, в разных позах, у стены, на полу, на столе и даже в тесной душевой кабине. Во сне были крепкие руки, державшие его мягко, но уверенно. Был собственный умоляющий, сорванный стонами голос, просивший «ещё», «сильнее» и «глубже». Было горячее, чуть влажное от пота тело под ладонями — без груды мышц и выпирающих сухожилий, но при этом желание вцепиться зубами в область между плечом и шеей было невыносимым. Впрочем, успел он оставить метку или нет, Арсений не запомнил, сон смазывался, одна сцена внезапно переходила в другую, не оставляя в воспоминаниях никакой конкретики. Проснулся он как раз на моменте, где сиплым от криков голосом судорожно просил его повязать. — Пиздец, — глубокомысленно выдыхает Арсений в пустоту. Категорию порно под названием «вязка» он обычно избегал, как огня, — ну не прельщала его идея даже символичного собственничества. Тем более что в порно, как правило, даже метки имитировали — поставить её можно было омеге только во время течки, а альфе, соответственно, во время гона, а и то, и другое на камеру не снимали. Во-первых, мало кто из актёров даже такой рискованной индустрии горел желанием показывать настолько личный аспект своей жизни. Во-вторых, оба партнёра во время течки или гона настолько увлекались процессом, что контролировать его было невозможно — ни тебе красивых кадров, ни идеальных ракурсов, ни дурацкого сценария. В общем, почему от мысли, что таинственный незнакомец из сна мог его повязать, Арсения бросает в жар, а возбуждение стекает вдоль позвоночника к низу живота, — непонятно. Да и вообще, собственное тело ощущается как-то странно, будто оно наэлектризовано, кожа сверхчувствительная, а голова соображает едва-едва. Предприняв нечеловеческое усилие, Арсений садится на кровати, разминает затёкшие шею и плечи, неторопливо опускает ноги на пол. Проснулся он в своей комнате, в своей квартире, а потому как таковой паники не испытывает, хотя ощущение потерянности в пространстве и времени его не покидает. Поднявшись на слабых ногах, он доходит до зеркала в углу и придирчиво разглядывает своё отражение. Лицо слегка опухшее после сна, на щеке след от скомкавшейся наволочки, под глазами заметные тёмные круги — но это для Арсения не новость, с этим он уже просто смирился. Чуть больше изумления вызывают следы по всему телу. Красные, багровые, почти фиолетовые. У ключиц, на рёбрах, на предплечьях, целая россыпь на нежной внутренней стороне бёдер. Кажется, ночка вчера была стоящей, даже жалко, что Арсений её совершенно не помнит. Он уже собирается с довольной расслабленной улыбкой добрести до душа, когда взгляд цепляется за след на шее. Чуть ближе к плечу, как раз поверх трапециевидной мышцы виден чёткий, ещё красноватый отпечаток зубов. — Какого хуя… — ошарашенно бормочет Арсений, придвигаясь ближе к зеркалу и осторожно кончиками пальцев ощупывая… метку? С одной стороны, внешне это действительно именно что метка — для простого укуса слишком быстро зажила. С другой, обстоятельства указывают на то, что меткой этот след быть никак не может. Во-первых, ближайшая течка ещё была не скоро. Во-вторых, Арсений же не долбоёб, чтобы позволить первому попавшемуся незнакомцу на пьяной вписке себя пометить. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться, потому что прошедшую ночь он с определённого момента не помнил вообще. Это его не пугает, потому что именно с целью забыться и напиться он туда и шёл. Последние несколько месяцев Арсений свято уверовал в пословицу, что жизнь — как зебра, полоса белая, полоса чёрная. Только его, Арсения, жизнь на космической скорости докатилась до жопы. Началось всё с того, что хозяйка квартиры, которую он снимал уже пару лет как, вдруг решила свою собственность продавать. По-честному, конечно, дала месяц на выезд, но к своему жилищу Арсений уже так привык, столько труда в него вложил, расставляя мебель и декор по своему вкусу, что бросать казалось невыносимым. В итоге пришлось смириться и кочевать по квартирам друзей, потому что природная придирчивость не позволила въехать в первую попавшуюся однушку. Потом отношения сроком давности в полгода вдруг накрылись медным тазом, причём, что больше всего Арсения возмутило, не по его собственной инициативе. Хотя, в целом, попытка встречаться с парнем-бетой была своего рода экспериментом, и то, что они не сходятся слишком во многом, стало понятно очень быстро. Но Арсений искренне был уверен, что это он однажды придёт и с гордо вскинутой головой заявит, мол, извини, нам не по пути, чао-какао. Выслушивать же подобные патетичные речи в свою сторону оказалось неожиданно неприятно и обидно. Тем более, что бывший бойфренд ещё и докинул сверху своё всратое мнение: ты, говорит, слишком капризный, требовательный и вспыльчивый. «Ну нихуя себе», — подумал тогда Арсений и выкинул вещи бывшего с балкона. Финальной точкой кипения стала новость о сокращении штата на работе. Справедливости ради, сокращали не Арсения лично, а всю их команду вместе с другими разрабами и даже пиэмом. Да и в нынешних реалиях найти хорошо оплачиваемое место айос-разработчику с неплохим стажем было несложно, но — дьявол в деталях. Место работы Арсению нравилось, по большей части тем, что появляться в офисе нужно было примерно никогда, да и к работе относились со здоровым рационализмом: сделал дело — гуляй смело. И вылезать из своей привычной зоны комфорта не хотелось до зубного скрежета. Всё это маринуется в голове Арсения какое-то время, периодически разбавляясь мелкими неприятными деталями: то любимую футболку порвал, то наушники потерял, то подавители, на которых он сидел лет с восемнадцати, неожиданно сняли с производства. Наушники в конечном счёте нашлись, с подавителями тоже вопрос решился — омеголог просто прописала ему другие, а вот футболку было искренне жалко. Чувствуя себя чайником, крышечка которого уже подпрыгивает от кипения, Арсений решительно приходит к Серёже. Далеко идти не приходится — на этой неделе он как раз у Матвиенко временно кантовался. Серёжа уже давно звал его на одну из своих тусовок — они с друзьями организовывали регулярные пьянки в коттедже под Питером, причём контингент там менялся с завидной регулярностью. Кто-то приходил и уходил, кто-то оставался. Арсений сунулся туда разок, насмотрелся на пьяные довольные рожи и решил, что вернётся, только если в жизни будет полный пиздец. Получается, накаркал. Серёжа просьбе захватить его с собой даже не удивляется. Удивляется, когда Арсений решительно просит, мол, не останавливай меня, хочу нажраться до беспамятства. А ещё: никому не говори, кто я, будут спрашивать имя, телефон, адрес — шли лесом. Несмотря на озадаченное выражение лица, Матвиенко только пошутил что-то про альф с разбитыми сердцами, но согласился (ему, бете, вообще было на такие детали наплевать). В итоге, закинувшись новенькими подавителями, прихватив пачку презервативов и одевшись в один из самых своих блядских нарядов, Арсений едет в злосчастный коттедж. Дорогу туда он запоминает отлично: они с Серёжей травят рабочие байки (даром, что оба айтишники) и мимо нот подпевают песням на радио. Даже первые часа два, проведённые на вечеринке, Арсений запоминает с грехом пополам, хотя и закидывается ударной дозой алкоголя сразу по приезде. А вот после — темнота. И это странно, потому что, хоть Арсений и ставил своей целью нажраться до беспамятства и даже в прошлом имел подобный опыт, это никогда не было прямо полной амнезией. Да, какие-то моменты бурной ночи ускользали из памяти, что-то вспоминалось размытым, но общую нить повествования уловить было можно. Хотя бы ту часть, в которой он каким-то непостижимым образом добрался до дома и лёг спать. Очевидно, что ночка прошла действительно плодотворно — не в прямом, конечно, смысле, Арсений всё-таки принимал противозачаточные. Да и кто знает, кто был вторым участником вакханалии — точно ли альфа? Может, бета? Или даже омега? Такой опыт у Арсения уже был, и не сказать что неудачный, скорее, специфический. Правда ни бета, ни омега не могли оставить ему метку. Да и альфа тоже не мог, вообще-то! Может быть, это просто след от укуса, который бы остался, вцепись таинственный незнакомец зубами в любую другую часть тела? Пройдясь кончиками пальцев по отметинам — ощущение странное, чуть щекотно, кожа гиперчувствительная, — Арсений пожимает плечами и идёт в душ. В конце концов, поставленная им цель достигнута, во всём теле приятная нега после явно хорошего траха, и даже похмелье не сильно мучает, хотя, казалось бы, при полном отсутствии памяти должно бы. В кои-то веки Арсений правильно угадал, что ему было нужно для душевного спокойствия — эта вылетевшая из памяти ночь как будто действительно его перезагружает, причём и физически, и морально. В понедельник он едет смотреть новую квартиру под съём и буквально тут же вносит залог, настолько она оказывается подходящей: небольшая студия в районе, который достаточно далеко от центра, чтобы ценник не был космическим, но достаточно близко, чтобы добраться до любимого кафе на Невском можно было меньше, чем за час. В среду ему приходит целых три рабочих оффера, и, хотя один он отметает сразу, два других приятно удивляют и уровнем зарплаты, и прочими интересными бонусами. В конце концов, Арсению шёл четвёртый десяток, и проплаченная компанией медицинская страховка с каждым днём становилась всё ценнее. В пятницу Арсений со скуки просматривает Тиндер, который последний раз открывал, кажется, год назад, и с парочкой мэтчей даже заводит диалог ни о чём. Дальше переписки он с ними не уйдёт, но своё самолюбие приятно тешит комплиментами от незнакомых мужчин. В субботу он идёт на плановый осмотр к своему омегологу, ещё не предчувствуя никакой беды. К врачам Арсений относился скрупулёзно, вечно подозревая, что в бесплатных поликлиниках всем на него и его здоровье начхать, а в платных пытаются раскрутить на бабки. Поэтому, найдя идеального для себя во всех смыслах специалиста, он оказывается верен Ляйсан Альбертовне посерьёзней, чем кому-либо из своих бывших парней. И в этот раз она встречает его приветливой улыбкой, приглашающе кивает на мягкое кресло напротив и сноровисто тапает по своему айпаду — клиника была навороченной и могла похвастаться современными технологиями. — Как мы себя чувствуем? — участливо интересуется Ляйсан, отрывая взгляд от экрана. — Мы, царское величество Арсений Сергеевич, чувствуем себя великолепно, — отзывается Арсений. — Это хорошо, — не обращая внимания на насмешливый тон, произносит Ляйсан. — Надо будет вас отправить сдать анализы, проверить гормоны и привыкание организма к новым подавителям. Есть какие-то изменения в аппетите? Арсений задумчиво чешет затылок, пытаясь вспомнить свой рацион за последнюю неделю, и пожимает плечами. — Разве что в сексуальном, — усмехается он. Ляйсан тапает по экрану айпада и кивает. Там, что ли, есть графа «желание ебаться»? Тогда у Арсения там и до новых подавителей в ней были бы рекордные цифры. Но последнюю неделю он действительно ощущал себя, как обычно говорили в интернетах, «очень хорни» — даже дрочить в два раза чаще не помогало. — Странно, — озадаченно комментирует Ляйсан. — У этих подавителей обычно противоположный побочный эффект в виде падения либидо. Арсению остаётся только в очередной раз пожать плечами. В себе и своём либидо он не сомневался. Взгляд Ляйсан вдруг дёргается как раз к его плечу, и она удивлённо приподнимает брови. — А это откуда? Арсений с трудом скашивает глаза, но не столько видит, сколько вспоминает метку. — А, это… да я на прошлых выходных… активно отдыхал. Он не удерживается от кривой ухмылки, но обычно наигранно тяжело вздыхавшая на его пассажи Ляйсан в этот раз не покупается, только наклоняется ближе, а затем и вовсе просит снять футболку. Вооружившись перчатками, она огибает стол и осторожно пальпирует отметку. Уже на второй-третий день сошла краснота и лёгкая припухлость, остался только чёткий белёсый след укуса. Прикосновение всё ещё ощущается остро, хоть и не больно. — У вас следующая течка должна быть не раньше, чем через два месяца, — рассеянно бормочет Ляйсан, аккуратно ощупывая мышцы рядом с меткой. Она даже не спрашивает, расписание циклов Арсения она знает получше самого Арсения. — Ну… да? — всё ещё не очень понимая, к чему Ляйсан клонит, отзывается он. Она отстраняется, садится обратно на своё место за столом и, сняв перчатки, принимается печатать что-то в айпаде с удвоенным энтузиазмом. Арсений покорно дожидается её вердикта, хотя уже и начинает чувствовать жопой неладное. — Во-первых, — со вздохом, наконец, начинает Ляйсан, откладывая айпад в сторону, — поставить метку вне течки невозможно, уровень гормонов слишком низкий, чтобы она прижилась. Во-вторых, даже если мы предположим, что ваш уровень гормонов скакнул из-за новых подавителей и из-за этого появилась возможность поставить метку, она должна была сойти через три-четыре дня. Как раз то, что единожды поставленная метка имеет свойство исчезать, Арсений знал. Для того, чтобы она осталась надолго, партнёрам нужно было регулярно повторять её в течение нескольких месяцев. Да и то, если вдруг перестать, метка исчезнет через полгода максимум. Честно говоря, на свою собственную метку Арсений просто забил, думал, что она дольше сходит как раз из-за новых подавителей. — Она выглядит так, как будто у вас уже давно есть регулярный партнёр, — произносит Ляйсан, и интонация её голоса подразумевает вопрос, мол, не пиздишь ли ты мне, мой хороший? — У меня нет регулярного партнёра, — ошарашенно отвечает Арсений. — Мы с бывшим расстались месяца три как, да и с ним метки не было, он бета. — Очевидно, что эта метка вам досталась от… вашего друга на прошлых выходных, — подытоживает Ляйсан. У Арсения в голове на автомате крутится мем из Тик-Тока: «мало ли, что очевидно, вы все пидоры, вот что очевидно». Но если кто тут и пидор, то это, видимо, он сам. — Можете описать свои ощущения, когда это произошло? — осторожно спрашивает Ляйсан, видимо, опасаясь смутить щекотливой темой. Тема как раз Арсения не смущает. — Да я… не помню, — чувствуя, как краснеет, отвечает он. Замечает одновременно удивлённое и испуганное лицо Ляйсан и поспешно добавляет: — В смысле всё было добровольно! Наверное… Я не помню ту ночь вообще, если честно. Но проснулся у себя дома и чувствовал себя отлично. — В смысле… вы не помните ту ночь? — сконфуженно произносит Ляйсан, а затем за секунды её лицо приобретает гневное выражение. — Арсений, вы что, пили? Он вжимает голову в плечи и скатывается ниже в кресле. — Немного. — Я же вас предупреждала, что в первый месяц на новых подавителях нельзя употреблять алкоголь! — восклицает Ляйсан. — Как раз потому, что одним из побочных эффектов такого смешивания будут провалы в памяти! Да, кажется, о чём-то таком она говорила. И эту информацию Арсений, конечно же, благополучно выкинул из своей головы за ненадобностью. Он ничего не отвечает, чувствует только, как краснеет со стыда, будто его отчитывает то ли мама, то ли учительница в начальных классах. Правда, ни мама, ни учителя не имели возможности ругать его за смешивание подавителей с бухлом и, как следствие, вылетевший из памяти секс. И метку. Непонятно чью. Ляйсан вздыхает, явно собирает в кулак весь свой профессионализм, чтобы не отчитать его, как мальчишку, и спокойно спрашивает: — То есть вы не помните, кто это был? Арсений мотает головой. — Даже предположить не можете? Кто-то из друзей, знакомых? — Скорее всего, я его видел впервые в жизни. Ляйсан кивает больше сама себе и с каким-то обречённым вздохом подытоживает: — Что ж, поздравляю, все улики свидетельствуют о том, что вы встретили идеально компатибельного партнёра. Арсений озадаченно моргает. — Кого? — Среди обывателей обычно используют слово «истинный». Непроизвольно, почти рефлекторно Арсений начинает смеяться. — Чего? Ляйсан Альбертовна, это ж сказки для наивных романтиков. Ляйсан откидывается на спинку стула, дёргает плечом и, постукивая ручкой по столу, терпеливо поясняет: — В интерпретации художественных произведений — конечно. Не существует двух «истинных», есть просто набор гормонов, хорошо друг другу подходящих. Скажем так, природа просто намекает, что именно с этим партнёром будет наиболее высокая вероятность завести здоровое потомство. А потому и всячески способствует половому акту. Несмотря на желание скептически фыркнуть, мнению и профессионализму Ляйсан Арсений доверяет безусловно, а потому просто сидит со сложным лицом, пытаясь переварить полученную информацию. — Присутствие компатибельного партнёра вызывает выброс гормонов, который как раз и даёт возможность поставить метку вне течки. Этот же выброс позволяет метке дольше сохраниться. — Дольше? — цепляется Арсений, подаваясь вперёд в кресле. — Но не навсегда же? — Нет, конечно, — фыркает Ляйсан. — Скорее всего, она исчезнет через два-три месяца. Арсений облегчённо выдыхает. — Но этим объясняется ваше повышенное либидо, организм требует присутствия партнёра с подходящим гормональным фоном, — продолжает Ляйсан, а затем как будто бы даже сочувственно добавляет: — А ещё, вероятнее всего, следующая течка будет дольше и интенсивнее. Особенно если этого партнёра не будет рядом. — Не будет, — фыркает Арсений. — Я не знаю, кто он, и знать, если честно, не хочу. Он ожидает, что вот сейчас Ляйсан начнёт с ним спорить, может быть, даже уговаривать, но всё-таки он не зря ходит на приёмы именно к ней — вместо нотаций и морализаторства она только коротко кивает и, подтянув к себе блокнот, принимается строчить рецепт. — Я пропишу вам кое-какие витамины, которые могут… сгладить неприятные ощущения. Сдадите анализы, посмотрим, что они покажут, но, подозреваю, что менять подавители смысла нет. Очень советую до ближайшей течки воздержаться от алкоголя в больших количествах. Арсений усиленно кивает, в этот раз даже вполне искренне намереваясь это ограничение соблюдать. — За два дня до предполагаемого наступления течки подавители лучше перестать принимать и возобновить приём через два дня после окончания. После анализов, возможно, подкорректируем даты и сроки. Арсений снова кивает и, забрав протянутый рецепт, поднимается на ноги. — И, Арсений? — вздыхает Ляйсан. — Если станет совсем невмоготу, вы знаете, что делать. Из её кабинета Арсений вышел с чёткой уверенностью, что это самое «совсем невмоготу» для него не настанет. Он, конечно, ошибался. Если бы его состояние можно было оценить по шкале от одного до десяти, где один — это «ну норм», а десять — то самое «невмоготу», то где-то спустя неделю Арсений уже чувствует себя на отметке в районе пяти. Если обычно желание подрочить появлялось примерно раз в день-два, то тут уже начинало припирать по несколько раз на дню. Ещё спустя пару недель Арсений чертовски близок к тому, чтобы написать бывшему или даже довести диалоги в Тиндере до реальной встречи. Не для отношений, упаси боже, но хотя бы ради быстрого перепихона. К счастью, Арсений вовремя вспоминает, что бывший у него бета, а душа и тело в унисон просили альфу, при этом перекачанные самцы из Тиндера вызывали в лучшем случае скуку, в худшем — отвращение. Спустя месяц, когда лично изобретённая шкала под названием «потребность в ебле» достигает уже пугающих отметок где-то в районе семи-восьми, Арсений начинает прикидывать свои варианты. Мозгом он понимает, что встречи — уже, получается, второй — со своим, так сказать, «истинным» ему не хочется. То, что почему-то организм счёл какого-то альфу подходящим донором спермы для зачатия детей, совершенно не означало, что и самому Арсению этот альфа понравится. Он даже секс с ним не помнил, что уж тут говорить про какие-то мелочи типа внешности, характера и планов на будущее. Что, если этот альфа, например, сексист или, прости господи, ест пиццу с ананасами? Такое Арсений точно не мог принять. С другой стороны, ну что-то же в нём пьяный и, видимо, безбашенный от смеси алкоголя и подавителей Арсений нашёл тогда, месяц назад? Что-то же заставило выцепить конкретного человека из толпы? К тому же, чем больше Арсений об этом думал, тем больше ему казалось, что тот самый сон после роковой ночи мог быть и не сном вовсе, а обрывками воспоминаний. И, если так, то… как минимум повторить такое точно стоило. Чтоб уж точно убедиться наверняка. С трудом Арсений приходит к выводу, что попытаться встретиться — не такая уж и плохая идея, в конце концов, им не под венец идти, вся эта призрачная и эфемерная «истинность» совершенно ни к чему не обязывает. Но тут же появляется очередная гора сомнений. А нужен ли он сам этому альфе? Тот ведь не объявился торжественно на пороге квартиры Арсения с букетом пионов в руке и пачкой презервативов в другой. Вероятнее всего, причиной было то, что адреса альфа не знал, но узнал бы, если бы захотел? Разве «истинный» не стоит таких усилий? Арсений привык к тому, что за ним бегали, этому способствовала совокупность эффектной внешности и, по словам окружающих, головокружительного запаха. Собственно, именно поэтому ему и приходилось сидеть на очень сильных подавителях, иначе даже банально выйти на улицу было целым приключением и далеко не самым приятным. Но мужское внимание — тогда, когда его хотелось, — Арсению льстило. Партнёров он менял, как правило, быстро, лишь изредка задерживаясь на несколько месяцев. Самые долгие отношения продлились около года, и поначалу даже казалось, что вот оно — то, чего не хватало всю жизнь. А потом попытки альфы его контролировать откровенно наскучили, на все требования с претензией на властность Арсений только раздражённо закатывал глаза, чем альфу, естественно, выводил из себя. В конце концов все эти попытки в самцовость Арсению надоели, и отношения он разорвал буквально за день, уже вечером собрав свои вещи и благополучно слиняв из общей съёмной квартиры. Не было никакой гарантии, что «истинный» не окажется такой же нелепой пародией на властного альфу. Но даже пессимистично настроенный Арсений не мог не предаваться фантазиям, особенно когда позволял себе верить, что сон всё-таки был не сном, а реальностью, пускай и смазавшейся в памяти. Когда отметка на личной шкале опасно балансирует на девяти, Арсений сдаётся и едет к Серёже с предлогом провести вместе время. Матвиенко соглашается, потому что не виделись они действительно давненько, и даже соглашается приготовить по такому случаю ужин. Арсений притаскивает с собой пару банок безалкогольного пива в качестве компенсации, благо они в этот момент с Серёжей оба непьющие, хоть Арсений и временно. Как раз когда с ароматной пастой с креветками покончено, Арсений пытается как можно более беспечно спросить: — А ты помнишь, с кем я был тогда, на коттеджной тусовке? Серёжа, в это время возящийся с забивкой кальяна, не поворачиваясь, хмыкает. — Помню. — А домой я как добрался? — Насколько я знаю, на такси. Но этого я уже не видел, это мне… рассказали. Арсений хмурится, выкидывает в пакет опустевшую банку из-под пива и тянется к холодильнику за следующей. Серёжа переворачивает угли на горелке, ставит чашу с табаком, сам делает пару глотков пива — и всё в мучительной тишине. Судя по его хитрому и довольному лицу, душевные страдания Арсения он прекрасно понимает, но так просто сдаваться не намерен. Закатив глаза, Арсений наступает на горло гордости и с трудом выдавливает: — А он, ну… какой вообще? Серёжа задумчиво чешет бороду и пожимает плечами. — Да вроде норм пацан. Мы с ним очень поверхностно знакомы, но ничего плохого я про него не слышал. — «Пацан»? — дрогнувшим голосом спрашивает Арсений. Не дай бог малолетка. — Под тридцать, — успокаивает Матвиенко. — Для меня все, кто моложе тридцати, пацаны. Арсений мысленно облегчённо выдыхает. А Серёжа то ли устаёт от этого хождения вокруг да около, то ли решает всё-таки сжалиться, но продолжает: — Он, вообще-то, тебя искал. Старательно натягивая на лицо равнодушное выражение, Арсений кивает и делает вид, что сердце в груди не подскочило предательски радостно. — Спрашивал Пашку, это хозяин коттеджа, — произносит Серёжа, осторожно сгружая угли на чашу. — Пашка поспрашивал остальных. Ну, я ему сказал, что ты мой друг, но просил это не распространять. Так что твоя тайна в безопасности. Пока Серёжа, сев за стол, раскуривает кальян, Арсений усиленно делает вид, что увлечённо разглядывает свои ногти. На этот раз сдаваться он не собирается. — А чего ты про него спрашиваешь? — со вздохом интересуется Серёжа. И с усмешкой добавляет: — Понравился? — Можно и так сказать, — уклончиво отвечает Арсений. И чего уж тут тянуть кота за яйца. — Дашь номерок? — Так бы сразу и сказал, — выдыхает Матвиенко вместе с густым ароматным кальянным дымом и тянется к телефону. — Зовут Антоном, если что. Скопировав пересланный в Телеграме набор цифр, Арсений вводит их с целью сохранить и удивлённо вскидывает брови, когда смартфон услужливо подсказывает: этот номер уже сохранён как абонент «Шастун». Ещё и эмодзи-сердечко следом. Заглядывающий ему через плечо Серёжа озадаченно комментирует: — Это вроде его фамилия. — И уже возмущённо продолжает: — Так а чё ты мне мозг тут делаешь тогда? — Да я сам не знал, что у меня его номер есть, клянусь! — поспешно оправдывается Арсений. На всякий случай он проверяет все возможные мессенджеры, СМС и исходящие звонки — но никаких следов общения с «Антоном Шастуном» не обнаруживает, только сохранённый контакт. — И что думаешь делать? — спрашивает Серёжа меланхолично. — На свиданку пойдёшь? Арсений сверлит взглядом треклятый номер в телефоне, задумчиво водя большим пальцем над многочисленными опциями: позвонить, отправить СМС, написать в Телеграме… и, в конце концов, раздражённо блокирует экран. — Я ни хуя не помню из той ночи, Серёнь, — вздыхает Арсений. — Ни имени его, ни лица, ничего. Он хоть симпатичный? — Да хуй его разберёт, — философски отзывается Матвиенко с мудростью Гусеницы из «Алисы в Стране Чудес», выпуская густые клубы кальянного дыма. — Я ж только по женщинам. Выглядит как двухметровая кудрявая шпала. — Двухметровая?! — поражённо переспрашивает Арсений. — Ну да, он пиздец огромный. Воображение тут же дорисовывает ту самую ненавистную гору мышц, но, с другой стороны, Серёжа сказал «шпала»? Значит, высокий и тощий? Глядя на неприязненно скривившегося Арсения, Серёжа хохочет, по-драконьи выпуская дым из носа. — Ой, ебать, Арс, такая ты принцесса привередливая. До сих пор думаешь, что встретишь своего идеального? — Да, судя по всему, уже встретил, — грустно вздыхает Арсений и, смирившись с неизбежным, пересказывает Матвиенко головокружительную историю про «истинных». *** Ещё неделя уходит на то, чтобы домариновать себя до нужной кондиции. Близящаяся течка висит дамокловым мечом над головой, да и уже сейчас от предвкушения Арсений готов лезть на стену, поэтому, проснувшись прекрасным субботним утром, решительно берёт в руки телефон и открывает мессенджер. Можно было бы попытаться найти Антона в социальных сетях, том же Инстаграме, чтобы хотя бы понимать, с чем придётся иметь дело, а то характеристики «кудрявый» и «шпала» не шибко обрисовывали картину. Но потом Арсений с ужасом думает: а что, если Шастун ему не понравится уже по страничке в Инсте, и желания встречаться с ним не будет вообще? Многие люди в жизни оказывались гораздо привлекательней, чем на фотографиях, особенно если брать в учёт харизму и банально запах. Поэтому Арсений решает играть вслепую. Будет сюрпризом. Может быть, даже приятным. Вы (11:23) Антон, привет. Это Арсений. Галочка быстро сменяется на двойную, но ответ не приходит долго, не появляется даже многообещающее «печатает…», просто странная тишина. Арсений, заваривая себе кофе, хмурится и волнительно покусывает губы. Ну, не должен же он был сразу распинаться с порога? Тем более что Антон сам его искал, то есть точно заинтересован в дальнейшем общении. А Арсений просто идёт ему навстречу. Когда он уже сидит за столом и с обиженной гримасой смотрит в окно, смартфон пищит уведомлением. Шастун (11:28) Какой Арсений? Приехали. Может, номер всё-таки не тот? Да нет, Серёжа же скидывал, а уж дважды и он, и сам Арсений точно не могли ошибиться. Может, Антон уже и забыл его? Больше месяца прошло, с чего бы ему сидеть и ждать. Не успевает Арсений толком загнаться по этому поводу, подыскивая подходящие слова, как приходит ещё одно сообщение. Шастун (11:31) Погоди!! Арсений который с тусы Воли???? Что за «туса Воли» Арсений не вдупляет долго, потом с трудом вспоминает, что у пресловутого «Пашки», хозяина коттеджа, вроде была какая-то необычная фамилия. Шастун (11:32) Бля пожалуйста скажи что это ты, я пытался найти твой номер но тебя никто из наших не вспомнил, я же тебе свой оставлял, думал ты позвонишь или напишешь Со скептичным выражением на лице Арсений разглядывает этот поток мыслей и приходит к двум неутешительным выводам. Во-первых, с грамотностью у Антона было так себе. Во-вторых, уж больно он был похож на прилипчивого сталкера, тем самым оправдывая паранойю самого Арсения. Вздохнув, он всё-таки решает доводить дело до конца. Вы (11:34) Пишу, как видишь. В ответ Антон что-то очень долго строчит, и Арсений предчувствует очередной опус, но, видимо, там были неоднократные попытки написать что-то внятное с попутным стиранием, потому что следующее сообщение оказывается коротким. Шастун (11:37) Классно! Как ты вообще? Всё хорошо? «В целом да, только ебаться хочу пиздец как, желательно с тобой», — кисло думает Арсений. Вы (11:38) Неплохо. Не хочешь встретиться сегодня? Чего уж тут мусолить. Шастун (11:39) Да, конечно, давай! Хочешь заеду за тобой? Поскольку в воображении Арсения Антон выглядит помесью взбудораженного щенка лабрадора и восторжённого бедного студента-девственника, фантазия услужливо рисует ему, как Шастун «заезжает» за ним на велосипеде или самокате. Но, по крайней мере, на это будет забавно посмотреть. Вы (11:40) Было бы здорово. Могу забронировать стол в «Гамлет и Джекс» в центре города, там хорошая винная карта и неплохая кухня. Подойдёт? И пусть никто не посмеет обвинить Арсения в бесчеловечности: во-первых, он сам предлагает место, во-вторых, там даже не конский ценник, хоть и значительно выше, чем в рядовых забегаловках. Шастун (11:41) Супер, могу заехать за тобой в пять С довольной улыбкой Арсений допивает кофе, неторопливо потягивается и подумывает, докинуть ли к следующему своему сообщению эмодзи с поцелуйчиком — в конце концов, они с Антоном уже спали, вряд ли это будет перегибом. Смартфон, тем временем, тренькает очередным уведомлением. Шастун (11:47) Это свидание? Вы (11:49) Посмотрим ;) Жду тебя в пять. В ответ на отправленный адрес Антон шлёт ему какой-то ублюдский стикер с котом, но Арсения уже даже не расстраивает перспектива неудачного свидания. В конце концов, в «Гамлет и Джекс» действительно неплохая кухня и шикарный выбор вин. А от одного бокала белого сухого ничего страшного не будет, правда же? К сборам Арсений подходит со всей ответственностью. Долго торчит в ванной, приводя себя и своё тело в порядок, потом ещё добрый час выбирает себе прикид, даже консультируется с Серёжей и Катей, скинув им фотки. Матвиенко в привычной манере отзывается посылом на хуй по причине полного непонимания модных тенденций, Варнава тоже в привычной для неё манере советует одеться «поблядушнее». Но всё-таки ресторан приличный, хоть и не шибко пафосный, поэтому Арсений ограничивается тёмной рубашкой с соблазнительно расстёгнутыми верхними пуговицами, узкими джинсами с дырявыми коленками и с такой длиной, чтобы были видны щиколотки. Без двух минут пять Шастун сообщает, что он уже на месте. Арсений с трудом заставляет себя не выглядывать предварительно из окна, пытаясь его высмотреть, обувается, накидывает сверху кожаную чёрную куртку, чтобы закончить образ, и выходит из квартиры. Сразу выясняется, что Антон, не мудрствуя лукаво, припарковался прямо у подъезда, и сперва Арсений видит его машину. И это, блядь, огромный чёрный внедорожник — в таком либо трупы в багажнике прятать, либо трахаться на заднем сидении. Антона, впрочем, несложно заметить: он курит, прислонившись к капоту, но, завидев Арсения, поспешно тушит окурок и будто бы нерешительно замирает. Настороженная неторопливая походка Арсения с каждым шагом становится всё более соблазнительной, потому что… ну, хоть с «кудрявой шпалой» Матвиенко и не ошибся, Арсению тут же становится понятно, почему из всех людей в коттедже он в ту ночь выбрал именно Антона. А стоит подойти на расстояние вытянутой руки, приходит мысль, что никакого блядского выбора у Арсения не было. Запах — терпкий, смесь горечи с солью, — тут же забивается в ноздри, бьёт в голову и едва не заставляет колени подогнуться. Когда Антон ему нерешительно и чуточку стеснительно улыбается, Арсений понимает: это пиздец. — Привет, — произносит Антон и зачем-то вытирает руки о свои штаны, хоть и явно пытается сделать это незаметно. — Привет, — хрипит в ответ Арсений. Прочищает горло, собирает в кулак всю силу воли, гордость и принципиальность и добавляет слегка кокетливо: — Давно ждёшь? Антон отрицательно качает головой, снова приподнимает губы в улыбке и произносит: — Классно выглядишь. Привычное равнодушное «Я знаю» в этот раз застревает где-то в глотке. И вообще-то Арсений опасно близок к тому, чтобы ляпнуть многообещающее «Ты тоже», потому что Антон объективно привлекательный: что-то между мальчишеским очарованием и уверенной красотой уже зрелого альфы. А ещё этот блядский зелёный бомбер охуенно подходит к его глазам. Но остатки гордости дают о себе знать, и Арсений выдавливает скромное: — Спасибо. Вообще-то Арсений планировал включить чертовку и флиртовать напропалую сразу, даже клюнуть в щёку при встрече, но сейчас от мысли, что он сунется к Антону вплотную и полной грудью вдохнёт этот запах, становится плохорошо. Впрочем, эти опасения не играют в конечном счёте никакой роли, потому что Антон кивает головой в сторону машины и даже галантно открывает пассажирскую дверь. Салон автомобиля предсказуемо пропах своим хозяином насквозь. Антон молча усаживается на водительском месте, заводит двигатель, неторопливо выезжает со двора. Окна каждый со своей стороны они открывают практически одновременно. Арсений озадаченно вскидывает брови, и Антон с виноватой улыбкой поясняет: — Прости, просто у тебя запах… мне пиздец башню сносит. Удивление на какое-то время даже прочищает мозги. Арсений украдкой склоняет голову к плечу, сам принюхивается. Он же вроде пьёт таблетки, не пропустил ни одного дня, все знакомые альфы и даже омеги при встрече говорили, что он почти ничем не пахнет для них. — Я на подавителях? — Получается вопрос — настолько Арсений изумлён. — Я тоже, — пожимает плечами Антон. То есть это какой-то очередной прикол от их «истинности» — хотя, конечно, лучше использовать слово «компатибельность». Благо свежий воздух позволяет проветрить голову, и по пути получается поддержать более-менее осмысленный светский диалог: о погоде, пробках на дорогах, вкусах в еде. Арсений старательно обходит опасные темы, потому что не знает, что он там мог наговорить Антону в ту ночь в коттедже. И говорил ли вообще или они сразу перешли к основному действу? Народу в ресторане оказывается битком, и мешанина запахов еды и других людей позволяет не поехать крышей от присутствия Антона рядом. Поэтому Арсений позволяет себе любоваться украдкой и приходит к выводу, что его гормоны определённо шарят за красивых мужиков. Разрываясь между желанием податься ближе к Антону, чтобы прижаться носом к чувствительному местечку за ухом, и почти физической потребностью запустить пальцы в соблазнительные завитушки кудрей, Арсений выбирает третий, наиболее безопасный, путь и утыкается в меню. Вежливая, расторопная официантка принимает у них заказ, и, чувствуя накатывающую неловкость, Арсений решает говорить сразу начистоту, всё равно правда рано или поздно всплывёт. — Антон, я буду с тобой честен, — произносит он, отводя взгляд. — Я тогда в коттедж ехал с целью нажраться и завести интрижку на одну ночь. Поэтому Паша тебе ничего про меня не рассказал, об этом его просил мой друг, который меня в этот коттедж и затащил. Он делает паузу, рискует всё-таки поднять глаза. Антон выглядит задумчивым, но не злым или обиженным — уже хорошо. — Я, правда, слегка просчитался. Я тогда только-только сел на новые подавители, а они, как выяснилось, плохо совместимы с алкоголем. В общем, я из той ночи помню только первую пару часов. На это Антон уже ошарашенно вскидывает брови, да ещё и так комично высоко, что Арсений с трудом давит улыбку. — То есть… меня… нас… вообще нет? — бормочет Антон. — Ничего? — Ничего, — качает головой Арсений. Про сон он решает не упоминать, в конце концов, пока никаких свидетельств, что тот имеет хоть что-то общее с реальностью, у него нет. — А почему тогда решил написать? Вместо ответа Арсений оттягивает ворот рубашки и демонстрирует всё ещё свежую метку. Антон несколько секунд разглядывает отпечаток зубов — очевидно, своих собственных, — и едва заметно краснеет. Ну что за прелесть. — Так уже вроде… месяц же прошёл? — удивлённо мямлит он. — Не должно было разве… — Должно было, — кивает Арсений, оттягивая ворот обратно и с мелочным удовлетворением наблюдая, как взгляд Антона мечется от скрывшейся обнажённой кожи к его лицу и обратно. — И течки у меня тогда не было. В этот момент официантка приносит им напитки, и, пока она расставляет бокалы и быстро комментирует вкусовой букет, сорт и выдержку вина, Арсений прислушивается к ней краем уха, наблюдая за меняющимся выражением на лице Антона. Удивление сменяется на задумчивость, а затем на неожиданное монументальное спокойствие. Как только официантка уходит, Антон произносит: — То есть мы истинные? Арсений скрывает удивление такой осведомлённостью и догадливостью за глотком вина и отзывается: — Мой врач назвала это «компатибельными партнёрами». Но принципиально это ничего не меняет, я просто подумал, что ты бы хотел об этом знать. Антон сам неторопливо отпивает вина из бокала, явно долго катает то на языке, после чего, не встречаясь с Арсением взглядом, ровно спрашивает: — То есть ты только месяц спустя решил об этом сообщить? — Ну… — Арсений лихорадочно пытается подобрать слова, почему-то с каждой секундой начиная ощущать себя не то чтобы не на своём месте, скорее… смущённо? Стыдливо? — Лучше поздно, чем никогда. Губы Антона вздрагивают в едва заметной улыбке. — У меня мать омеголог, Арсений. Я про компатибельность хорошо наслышан. Антон наклоняется ближе, Арсений тоже неосознанно, будто на автомате, подаётся вперёд. — И, знаешь, что я думаю? — вкрадчиво произносит Антон. — Что всё это время гордость не позволяла тебе признаться, что больше всего тебе хочется секса. Со мной. С трудом сглотнув по пересохшему горлу, Арсений делает глубокий вдох и тут же об этом жалеет — в такой близости нос заполняет терпкий запах альфы. Кажется, он конкретно просчитался, когда принял Антона за неопытного мальчишку. Последний раз Арсения с такой лёгкостью считывали… никогда? И уж точно не было тех, кто мог одним взглядом заставить задрожать колени. Арсений поспешно отстраняется, вжимаясь в спинку кресла и старательно придавая себе невозмутимый вид. — Ты до сих пор на тех подавителях? — как будто бы невпопад спрашивает Антон и после кивка Арсения склоняет голову набок. — И всё равно пьёшь алкоголь? — Люблю рисковать, — пожимает плечами Арсений и демонстративно делает глоток. Антон в ответ на это снисходительно усмехается, в очередной раз заставляя Арсения чувствовать себя ведомым. И это чувство настолько непривычно, что нужные слова предательски ускользают из головы. Куда делся тот Арсений, парой улыбок и взглядом из-под ресниц способный вить из любого альфы верёвки? — Хорошо, — благосклонно произносит Антон. — Тогда давай поговорим. Сделаем вид, что ты не хочешь, чтобы я разложил тебя прямо тут на столе. Если лицо в этот раз удержать удаётся, то пальцы на подлокотнике кресла предательски сжимаются до побелевших костяшек. В голове красной строкой бежит одно только лаконичное «Пиздец». — Расскажешь, что всё-таки было той ночью? — непринуждённо спрашивает Арсений. — Чтобы мы были на равных, так сказать. В этот раз улыбка Антона уже не выглядит такой опасной и резкой, скорее, ласковой. Только почему-то Арсению от неё в сто крат хуже — сердце обрывается и, кажется, продолжает глухо биться где-то в животе. — Если честно, как всё завязалось, я сам смутно помню, — усмехается Антон. — Мы оба были прям… сильно в говно, только ты, кстати, хорошо держался на ногах, я только по глазам понял, что ты пьяный. Ну, и по тому, что ты буквально выдернул меня с танцпола и потащил на второй этаж в ближайшую спальню. Арсений сконфуженно хмурит брови. Прямо так сразу? Никаких заигрываний, соблазнительных танцев, доведения глупого альфы до белого каления? Совсем на него не похоже. — А потом, ну… — Боже, и это вот на этом моменте Антон решил смутиться, серьёзно? — Мы трахались, разговаривали, снова трахались. Один раз даже спустились обратно на первый этаж, чтобы ещё выпить, но ты почти тут же залез ко мне на колени, и нас выгнали ссаными тряпками с воплями в духе «Найдите комнату». Антон, отведя взгляд, улыбается — снова скорее нежно, чем дерзко, будто вспоминает что-то приятное. Арсению даже становится завидно, что он сам этого не помнит. — Тебе нужны подробности? — вскинув голову, спрашивает Антон. — Ну, детали, позы, локации? В любой другой ситуации Арсений бы отозвался насмешливым согласием, а потом наблюдал за краснеющим и заикающимся альфой со смесью скуки и умиления. Сейчас же предчувствует, что козыри тут явно не у него в руках. Поэтому он только смачивает сухое горло вином и спрашивает: — В душевой кабинке было? Антон удивлённо хлопает глазами, на мгновение растеряв прежнюю уверенность. — А ты откуда… Ты точно ничего не помнишь? — Очень-очень смутно. Я вообще думал сначала, что мне это приснилось. Антон, видимо, решил поразить его разнообразием своих улыбок — очередная выходит проказливой и насмешливой. — И что ещё тебе снилось? Приняв стратегическое решение не встречаться с ним взглядом, Арсений произносит: — Как ты меня метил, я точно не помню. — Ты сам попросил. Ну, конечно. Арсений-из-той-ночи вообще, кажется, поставил своей целью собрать коллекцию из тупорылых поступков. Кстати о тупорылости. — А я… — Арсений запинается на полуслове, потому что именно в этот момент официантка приносит еду, но замять эту тему не получается — Антон демонстративно не притрагивается к своей пасте, вопросительно вскинув брови. — Я просил… меня… — Повязать? — невозмутимо подсказывает Антон. — Да, ближе к утру уже. Арсений нервно сглатывает. — А ты что? — А я подумал, что для первой встречи это перебор, и с трудом удержал тебя от попытки сесть на мой узел. В этот раз сохранить невозмутимый вид уже не выходит, и Арсений мучительно стонет, уткнувшись лицом в свои ладони. — Бля, пиздец, какой стыд, — бормочет он едва слышно. И добавляет смущённо: — Прости. Антон, уже непринуждённо уплетающий свою пасту, пожимает плечами. — Да не извиняйся, мне там тоже крышу рвало, просто жесть. Истинность и не такую хуйню заставляет творить. То есть «компатибельность». Даже вид аппетитного салата с трудом заставляет Арсения взяться за вилку. Всё идёт не по его плану, все изначальные предположения пошли по одному месту, и это заставляет чувствовать себя потерянно и даже испуганно. А дальше-то что? То ли эта чёртова «истинность» всё-таки чуть больше, чем просто гормоны, то ли Антон хорошо считывает чужие эмоции, но он за доли секунды меняется в лице и мягким, тихим голосом спрашивает: — Эй, Арс, ты чего? Арсений не находится с ответом, потому что, ну правда, чего он? Расстроен или разочарован? Да вроде нет. Сбит с толку? Пожалуй. Возбуждён? Пиздец как. — Я не оправдал твоих ожиданий? — с самоуничижительной улыбкой спрашивает Антон, и Арсений оказывается настолько удивлён таким выводом, что даже хватает его за лежащую на столе ладонь. — Нет! Наоборот, в каком-то смысле превзошёл. — Тогда давай вернёмся к главной теме. — Антон даже перестаёт увлечённо поглощать еду, откладывает в сторону вилку. — Чего ты хочешь? Ты же не просто так решил наконец встретиться. Если бы Арсений сам знал ответ на этот вопрос, всё было бы значительно проще. Но спокойный, терпеливый взгляд Антона неожиданно помогает. Как и его тёплая, чуть влажная ладонь, когда он переплетает их с Арсением пальцы. — Я догадываюсь, что сейчас у тебя гормоны ебошат, — хмыкает Антон. — У меня тоже, если честно, весь месяц на стенку лезу от желания потрахаться, при этом от мысли о ком-то, кроме тебя, сразу блевать тянет. Арсений не удерживается от горделивой, самодовольной усмешки. — Но мне бы не хотелось превращать это всё в гормональный аттракцион, — продолжает Антон, нахмурившись. — Я понимаю, что ты, скорее всего, не помнишь наши разговоры. Но я помню. И ты показался мне классным, иначе бы я не пытался тебя искать. Поэтому… ну, может, дашь мне шанс? Почему бы и нет? Арсений боялся разочароваться и боялся зря. Кто мешает попробовать? — И не только шанс? — с ухмылкой спрашивает он, отстраняясь и делая очередной глоток вина, бросая лукавый взгляд над бокалом. — Остальное обсуждаемо, — с наигранно серьёзным видом сообщает Антон. В итоге ужин они всё-таки торжественно назначают свиданием, и Арсений соглашается на это самое хрупкое и шаткое «попробовать». Антон, к счастью, приходит на помощь и предлагает не строить сразу далекоидущих планов, а разбираться по ходу действия, — к чему, мол, вообще, все эти ярлыки и условности? Он по-джентльменски подбрасывает Арсения обратно до дома, и, хотя невыносимо сильно хочется протянуть руку и положить её на колено Антона, а потом, быть может, повести ладонь выше, Арсений сдерживается из последних сил. Они уже, конечно, перепрыгнули через все эти первые шаги, но есть желание создать хоть какую-то иллюзию последовательности. Антон провожает его до подъезда, улыбается мягко и будто бы всезнающе, демонстративно ждёт, пока Арсений достанет ключи. — А мы тогда, в коттедже, — непринуждённо начинает Арсений, — сосались с тобой? Вопрос, видимо, сбивает Антона с толку, если судить по удивлённому лицу. — Э-э… ну да? — Просто ты-то помнишь, а я нет. Надо исправлять? Распознав во всём этом не слишком-то прикрытый флирт, Антон с усмешкой закатывает глаза и наклоняется ближе. Целует сразу горячо и влажно, смело скользит в рот языком, и Арсений от неожиданности чуть не заваливается назад, благо Антон догадливо придерживает его рукой за пояс. — До встречи, «компатибельный», — выдыхает он, напоследок невесомо чмокает в кончик носа и, развернувшись, быстрым шагом возвращается к своей машине. Арсений позорно сбегает в подъезд, не дожидаясь, пока Антон уедет, и чувствует, как горят щёки. *** Если до знакомства — полноценного, которое запомнили бы оба, — Арсений думал, что его либидо пробивает потолок, то после пришёл к выводу: это всё были цветочки. Одно дело, когда физической разрядки требует сходящий с ума от гормональных качелей организм. Совсем другое, когда к Антону начинает тянуть ещё и психологически. Арсений уже всерьёз начинает размышлять, такая уж ли сказка эта «истинность». Шастун не идеальный, здесь Арсений не обманывается. Когда он устал после рабочего дня, то не имеет настроения общаться вообще ни с кем, даже с «компатибельным партнёром». Он совершенно ничего не смыслит в хорошем кино, театре или моде — как раз тех темах, которые были ближе всего самому Арсению. А ещё упрямству Антона, если он что-то вбил себе в голову, не было предела. И всё же с каждой очередной встречей — их все они гордо именуют свиданиями — Арсений чувствует, как падает в этот омут с головой без надежды на всплытие. Раньше он думал, что нет ничего приятнее, чем чувствовать чужое обожание, а оказывается, что ещё лучше, когда ты обожаешь в ответ. Если бы Арсения попросили описать Антона одним словом, первым бы на ум пришло «заботливый». Каким-то непостижимым образом он сразу смекает, что в ответ на нытьё Арсению не нужны серьёзные деловые разговоры в духе «давай это решим, я помогу». В свои тридцать с лишним Арсений вполне себе умел решать свои проблемы самостоятельно, для этого ему не нужен был альфа под боком — двадцать первый век на дворе, в конце концов. А вот что нужно было, так это услышать ласковое и нежное «они все дураки, а ты классный, иди обниму». И Арсений шёл. В объятиях Антона было тепло, уютно и надёжно, а самое главное — не возникло душащее чувство чрезмерного контроля. При этом, несмотря на внешнюю мягкость, податливость и готовность идти на поводу у чужих желаний, у Антона была невидимая грань, за которую он не пускал никого. Стоило Арсению в порыве эмоциональной сучливости попытаться эту грань продавить, как железный занавес опускался быстро, решительно и беспринципно. Таким немудрёным образом Арсений узнал, что флиртовать с другими людьми при Антоне лучше не стоит — тяжёлый, мрачный взгляд исподлобья и поднявшаяся плотная волна горького запаха непрозрачно намекнули, что Шастун может позволить ему многое. Но не всё. Потихоньку открывая для себя всё новые и новые чужие грани, Арсений всё ещё не перестаёт сходить с ума от разбушевавшегося организма. А тот, видимо, недоумевает: мол, вот же он, идеально подходящий тебе альфа, почему ты ещё не стоишь перед ним в коленно-локтевой? Сперва Арсения это бесило — для него не было ничего неприятнее неумения удержать себя в узде, поэтому он изо всех сил сопротивлялся. Заигрывал, позволял объятия, жаркие поцелуи и распущенные руки, но не решался переступить выстроенные границы. Но каждый день бушующее либидо подтачивало его нервы, и, когда для того, чтобы выйти из дома, пришлось буквально вставлять в задницу пробку во избежание «протечек», Арсений понял: хватит это терпеть. Очередное свидание они назначают дома у Антона — тот работает удалённо допоздна, и для экономии времени Арсений приезжает к нему. И, хотя это первый раз, когда он оказывается в квартире Шастуна, сам для себя он это рассматривает как знак свыше, что пора бы перейти к решительным действиям. Антон встречает его на пороге, судя по лицу, уставший, но улыбается приветливо и тепло. Он явно не наводил особого лоска — одет в домашние штаны и розовую толстовку, вызывающую у Арсения приступ умиления. И заодно — очередную волну обожания, потому что было что-то крышесносное в альфах, которым не нужны были брутальные шмотки для сублимации своей отсутствующей мужественности. Несмотря на то, что Арсений сегодня планировал играть в неприступность одновременно с соблазнительностью, руки непроизвольно поднимаются, чтобы сразу за порогом обхватить Антона вокруг шеи и притянуть к себе за поцелуем. Сам Антон, правда, не даёт им толком насладиться, отстраняется слишком быстро и кивает головой в сторону. — Я там ужин приготовил, давай быстрее, пока не остыло. Арсений давит порыв возмутиться: в конце концов, ужин действительно может остыть, а вот неуёмное желание потрахаться — вряд ли. Антон устраивает ему быструю экскурсию по квартире — Арсений запоминает только шикарную огромную кровать в спальне, — и усаживает за обеденный стол. Хотя в наличии у него целый домашний бар, Антон разливает им обоим всего по бокалу вина, а на просьбу подлить ещё отвечает категорическим отказом. — Вот когда тебе врач скажет, что можно, тогда и налью, — безапелляционно отрезает Антон, убирая опустевшие тарелки в посудомойку. — Мне хватило того, что ты и так наш первый секс не запомнил. — Кстати об этом… — туманно издалека начинает Арсений и, закинув ногу на ногу, вызывающе улыбается. Антон отвечает ему похожей улыбкой, но опускается на соседний стул и подпирает подбородок рукой. — О чём? Терпение Арсения медленно, но верно подходит к концу, и к возбуждению примешивается раздражение. — А ты не догадываешься? — сдержанно спрашивает он. — Я много о чём могу догадываться, — философски хмыкает Антон. — Только играть вот в эти игры не хочу и не буду. Давай учиться разговаривать словами, Арс. Арсений обиженно поджимает губы. Он умеет разговаривать словами, вообще-то. Просто не хочет. Антон мигом чует его перемену в настроении, но, если все предыдущие альфы в жизни Арсения начинали лебезить и умасливать «капризную омежку», Шастун откидывается на спинку стула, берёт со стола пачку сигарет и неторопливо закуривает. Арсений неотрывно следит за его пальцами, зажимающими сигарету, сглатывает нервно, но принципиально больше ничего не говорит. — Арсений, — с ласковой укоризной в голосе произносит Антон. — Иди сюда. Головой Арсений ещё против, а ноги уже сами поднимаются и несут его вперёд. Антон уверенно, хоть и мягко, усаживает его к себе на колени. — Мы с тобой вроде оба взрослые люди, да? — спрашивает он, глубоко затягиваясь и отводя руку с сигаретой в сторону, чтобы случайно не обжечь. Аромат хорошего табака смешивается с запахом самого Антона, вызывая лёгкое головокружение. — И оба, скорее всего, хотим одного и того же. Только мне бы хотелось хоть какой-то конкретики. Ты планируешь потрахаться и снова разбежаться? Конкретно сейчас Арсений ничего не планирует, только хочет податься вперёд и, наконец, прижаться губами к соблазнительному изгибу Антоновой челюсти, подняться выше к уху, прихватить зубами мочку. Во рту скапливается слюна, и, видимо, Арсений совсем плывёт, потому что Антон требовательно сжимает пальцы на его рёбрах, а затем быстро тушит сигарету в пепельнице и, положив руку сзади на шею, заставляет поднять голову и встретиться взглядами. — Пиздец, у тебя же ещё даже не течка, — удивлённо произносит Антон. — Давай, Арсений, соберись. Мне нужен от тебя хотя бы примерный план действий, а после этого я сделаю всё, что попросишь. Омежьи инстинкты отзываются на такое соблазнительное предложение волной удовольствия, и Арсений с трудом сгребает мысли в кучу. — Я не хочу, чтобы наш первый… условно первый раз был во время моей течки, иначе я опять ни хера не запомню, — произносит он севшим голосом. — Поэтому хочу сегодня. Сейчас. Короткого прояснения рассудка хватает как раз на то, чтобы понять — взгляд у Антона мутный, зрачки во всю радужку, дыхание рваное и тяжёлое. Он тоже держится с трудом. — Подробные инструкции, как меня ебать, тебе нужны? — с усмешкой выдыхает Арсений. — Нет, это я знаю получше тебя. Остаточное возмущение такой самоуверенностью быстро глохнет — Антон поднимается на ноги, придерживая повисшего на его шее Арсения, и направляется в спальню. В комнате не включён свет, только фонари едва-едва пробиваются сквозь плотные занавески, и, наверное, есть своеобразное преимущество в том, что сейчас Арсений может полагаться только на слух, осязание и обоняние, потому что, будь приложена ещё и чёткая картинка, он бы кончил позорно быстро — и так уже на грани. Антон то ли верно угадывает его настроение, то ли сам не очень-то расположен к долгой прелюдии, но буквально за пару минут на Арсении уже не остаётся одежды, а горячие влажные ладони оглаживают его тело с непривычной сноровкой. И губами, и руками Антон безошибочно находит все чувствительные места: невесомо проходится по рёбрам, сильно сжимает бёдра, будто бы походя оглаживает стоящий и текущий член от основания до головки, вырывая из Арсения сиплый выдох. Когда Антон прикасается поцелуем к метке, удовольствие оказывается настолько острым, что едва не граничит с болью, и Арсений непроизвольно вскрикивает. — Давай, — шепчет Антон ему прямо на ухо, посылая по шее и плечам волну мурашек. — Я знаю, что ты умеешь быть громким. Арсений не то слушается этого приказа, не то реагирует на то, как нащупавший пробку Антон слегка давит на стоппер. Ноги мелко дрожат от переизбытка впечатлений — тут тебе никаких медленных и стеснительных ласк, Антон будто идёт по чётко выверенной схеме, которую выучил наизусть, до автоматизма. Мысли беспорядочно мечутся, и вроде как есть желание возмутиться, мол, я что, не достоин качественной прелюдии? Но Антон уже вытаскивает пробку, заменяет её сразу двумя пальцами, и Арсений насаживается на них с низким сиплым стоном. Перед глазами плывут цветастые пятна, густой и тяжёлый запах альфы выбивает из головы последние остатки разума, руки лихорадочно шарят по чужому телу. Короткая передышка возникает, когда Антон, будто на прощание лизнув языком низ живота Арсения, вдруг отстраняется и тянется к тумбочке. Всё идёт слишком быстро. Судя по рассказам, тогда, в коттедже, они провели вместе всю ночь до самого утра, а сейчас весь секс, кажется, займёт от силы минут десять-пятнадцать. И хотя Арсений уже предчувствует своё разочарование, оно будет потом — сейчас он вымученно скулит уже не столько от желания, сколько от физической нужды этой близости. Антон даже не утруждается тем, чтобы раздеться, только приспускает штаны с трусами и ловко надевает презерватив. Арсений пытается было хотя бы сесть, чтобы помочь, обнять, приласкать, поцеловать, но Антон надавливает ему на плечо, укладывая обратно на кровать. И тут же входит одним слитным движением. Небольшой дискомфорт проходит мгновенно — смазки из Арсения течёт столько, что член входит легко. За закрытыми глазами уже целый калейдоскоп пятен, острое, резкое удовольствие горячей волной стекает к пояснице, а потом Антон начинает двигаться, и весь остальной мир уплывает куда-то за грани реальности. Всего происходящего слишком много и слишком мало одновременно, всё сумбурно, быстро, торопливо. Арсений захлёбывается очередным стоном, вскидывая бёдра и пальцами вцепляясь в Антонову спину под толстовкой, оставляя на лопатках ощутимые следы от ногтей. Поцелуй на такой бешеной скорости получается нелепым и смазанным, да и на ласки Антон не отвлекается, удерживая свой вес на обеих руках. Арсений ощущает себя раскрытым и уязвимым, он — полностью обнажён, а Антон не снял даже штанов, и от этих контрастов смущение пополам с возбуждением бьют в подкорку и заставляют почти беспрерывно стонать на одной высокой ноте. Когда Антон склоняет голову к его шее и прижимается влажным поцелуем к метке, Арсений кончает, и оргазм выходит таким же быстрым, резким и острым, как и секс. Антон делает ещё пару фрикций и замирает с глухим стоном. Пока он осторожно выходит и, тяжело дыша, укладывается рядом, Арсений смотрит в потолок невидящим взглядом и судорожно пытается понять, что это только что было. То есть… очевидно, что секс, конечно, но… это всё? Ощущение такое, будто его попользовали как проститутку и сейчас вышвырнут за порог. А он-то настроил себе воздушных замков, решил, что он Антону действительно нравится, что «истинность» — это не только про гормоны. — Я по твоему запаху чувствую, что ты загоняешься, — в тишину произносит Антон и, явно с трудом поднявшись на ноги, раздевается. Небрежно откидывает в сторону толстовку, смешно прыгает на одной ноге, выпутываясь из штанов с трусами, снимает использованный презерватив и падает обратно на кровать. — Ты же не решил, что на этом всё? — В смысле? — Арсений даже находит в себе силы повернуть в его сторону голову. — А это не всё? — Это была разминка, чтобы по-быстрому сбросить напряжение, иначе бы мы с тобой из-за нашей истинности поехали бы крышей, — хмыкает Антон, подползая ближе и нависая сверху. — А вот теперь будет основное блюдо. Арсений удивлённо хлопает глазами, пока Антон уже совсем по-другому целует его: неторопливо, чуть ли не целомудренно, но тут же углубляет поцелуй, влажно ведёт губами по щеке к шее. Мягко касается метки, отправляя электрические импульсы по всему телу. — Поговоришь со мной? — шёпотом спрашивает Антон, и его дыхание в таком чувствительном месте вызывает дрожь в руках. — О чём? — хрипит всё ещё обескураженный Арсений. Голова, между тем, потихоньку проясняется: он чувствует липкую влагу между бёдер, подсыхающую сперму на животе, неуловимо изменившийся запах Антона, будто к горечи и соли добавилась перечная острота. — Обо всём, — отзывается Антон, перенося вес на одну руку, а второй оглаживая предплечье Арсения и переплетая их пальцы. — Мне ставить метку ещё раз? Арсений непроизвольно вздрагивает, уже представляя, как это будет ощущаться. — Я бы поспрашивал и об остальном, — продолжает Антон, опускаясь ниже и оставляя цепочку поцелуев на теле от ключиц до рёбер и живота. — Но большую часть я уже знаю. Наконец-то имея возможность запустить пальцы в его волосы, Арсений чуть ощутимо сжимает Антоновы кудри в кулаке — тот с полустоном-полувыдохом запрокидывает голову и встречается с ним взглядом. — Это например? — требовательно сипит Арсений. — Например, что ты обожаешь делать минет, но не очень любишь, когда отсасывают тебе, — с едва заметной в полумраке улыбкой отвечает Антон. — Что твоя любимая поза — наездник. Это если в кровати, но, вообще-то, ты обожаешь стоя, только редко с кем совпадал по росту, чтобы такое проворачивать. Арсений с трудом сглатывает по сухому горлу. Это всё Антон узнал опытным путём? Или в ту ночь Арсений ещё и пиздел, не затыкаясь? И хотя в этом знании нет ничего сверхъестественного, из-за провала в памяти кажется, будто Антон залез ему в голову и по-хозяйски там расположился, прямо как сейчас между его разведённых ног. — А ещё, — добавляет Антон, сползая по кровати, — ты дико кайфуешь, когда тебя вылизывают. В подтверждении этих слов Антон ныряет ниже и закидывает ноги Арсения себе на плечи. Стон застревает где-то в глотке, превращаясь в жалкий хрип, — теперь Антон мучительно нежен, словно никуда не торопится. Медленно оглаживает языком вход, дразнится, с силой сжимает пальцами мягкую внутреннюю кожу на бедре. Он делает всё ровно так, как любит Арсений, от тягучего удовольствия закатываются глаза, смазки выделяется едва ли не столько же, сколько бывает во время течки. Опавший было член снова крепнет, и Арсений обхватывает его кольцом пальцев одной рукой, а второй бесцеремонно прижимает Антона за волосы ближе, безмолвно подначивая ускориться. Кажется, что лучше уже быть не может, и Арсений прикрывает глаза, предчувствуя рекордно быстро подступающий второй оргазм за вечер, но Антон отстраняется и низким, хриплым голосом просит: — Сядешь мне на лицо? Внезапно в теле находятся невесть откуда взявшиеся силы, и Арсений, сев на кровати, требует: — Давай шестьдесят девятую. Антон с готовностью переползает выше, укладывается на спине, и Арсений резво забирается сверху. У него есть буквально несколько секунд, чтобы наконец-то рассмотреть чужой член вблизи — крупный, крепко стоящий до выступивших венок, от его вида во рту мгновенно скапливается слюна. А затем Антон перехватывает его за бёдра, заставляя опуститься ниже, и Арсений давится очередным стоном. Делать минет, пока ноги мелко, лихорадочно дрожат от удовольствия, граничащего с переизбытком стимуляции, невероятно сложно, но в сексе Арсений не первый год, а отсасывать действительно любит, поэтому отдаётся этому делу целиком и полностью. Прекам терпко горчит на языке, но сейчас это самый лучший в мире вкус, идеально подходящий вязкому, липкому запаху. Поза неудобная, чтобы взять целиком, приходится помогать себе рукой, то и дело отвлекаясь на вымученные стоны. Свободной ладонью Арсений жадно оглаживает всё, что попадается на пути: покрытые мягким пушком волос ноги, острые колени, уязвимо торчащие подвздошные косточки. Второй оргазм оказывается не таким интенсивным, как первый, но более протяжённым — Арсений отвлекается от минета, приподнимаясь на обеих руках, прикрывает глаза от накатывающего волнами удовольствия, чувствуя, как Антон языком собирает выступающую смазку. Отголоски кульминации ещё расходятся по всему телу, когда Арсений переворачивается, нашаривает рядом на простынях пачку презервативов. Тело ватное и непослушное после оргазма, но сердце лихорадочно быстро бьётся в груди, а чувства насыщения до сих пор нет. Наоборот, кажется, желание обострилось ещё больше, а вид распластанного, тяжело дышащего, мокрого от пота и смазки Антона ситуацию только усугубляет. Негнущимися пальцами Арсений с трудом натягивает на его член презерватив и перекидывает через него одну ногу. Позу наездника Арсений действительно любит больше остальных. — Не спеши, — негромко просит Антон, как будто из них двоих это он уже дважды кончил. — Мы никуда не торопимся. И, хотя он вроде как даёт полную свободу действий, только придерживает невесомо за талию, Арсений невольно повинуется, заставляет себя замедлиться. На член он садится так неспешно, что чувствует каждый входящий сантиметр, вцепляется в держащие его руки, чтобы хоть как-то заземлиться. — Молодец, — выдыхает Антон и, перехватив его ладони, тянет на себя. — Иди сюда. Арсений послушно склоняется за поцелуем, медленно ведёт бёдрами восьмёрку. Он не уверен, что осилит сегодня ещё и третий оргазм, но стимуляция от такой чувствительности настолько острая, что он и не нужен — сам процесс уже крошит на части разум. Антон подмахивает ему, но так же неспешно, входит глубоко и замирает на доли секунд, позволяя насладиться чувством наполненности. Ладонь Антона то ли специально, то ли случайно оглаживает метку — Арсения прошибает током. Нет, повторять её он сегодня точно не готов, это будет тем самым «слишком», но он невольно опускает взгляд, и поселившаяся в голове мысль гложет сладкой занозой. — Антон, можно… — выдавливает Арсений, чуть отстраняясь, не останавливая плавных движений бёдер. — Можно я… Просить о таком кажется неуместным, но мысли фиксируются на самой идее, доводя её до одержимости. — Что? — Антон перестаёт двигаться, ласково оглаживает ладонью лицо, большим пальцем проводит по нижней губе. По его взгляду понятно, что он догадывается, о чём идёт речь, но он хочет это услышать. — Хочу оставить тебе метку, — выдавливает сквозь зубы Арсений. — Можно? Может быть, она и не приживётся — с этой «истинностью» чёрт разберёшься, но Антон вместо ответа откидывает в сторону голову, открывая беззащитную шею. Бьющаяся набатом в голове идея-фикс заставляет Арсения резко склониться и, не размениваясь на нежности, вцепиться зубами в мягкую нежную кожу над плечом. Антон вздрагивает так сильно, что Арсений ощущает это всем телом. На языке становится горько и солоно, и спустя пару мгновений даже без фрикций Антон кончает в презерватив, до боли вцепившись в руки Арсения. Его неожиданно высокий и звонкий стон оседает в памяти яркой вспышкой — теперь-то Арсений всё это точно запомнит. Он скатывается набок в изнеможении, тщетно пытаясь выровнять дыхание. Сердце бьётся гулко и быстро, а усталость сменяет возбуждение как будто по щелчку пальцев. — Бля, ты во время течки меня затрахаешь до смерти, — вымученно сипит Антон. — Это вряд ли, — благосклонно отзывается Арсений. — Ты мне ещё пригодишься. Повернуть голову требует нечеловеческих усилий, но оно того стоит — Антон улыбается широко и светло. — Как скажешь, истинный, — усмехается он. — Хуистинный, — глубокомысленно парирует Арсений. Дыхание потихоньку выравнивается, а вот тело с каждой секундой ощущается всё более мерзко от подсыхающих жидкостей и выступившей испарины. Потянувшись до хруста в конечностях, Арсений непринуждённо интересуется: — Что там по поводу секса в душевой кабине?