Безумство

      Музыка слишком громкая. Нил не уверен, что слышит что-то, кроме нее. Не уверен, что должен слышать что-то другое. Ладони нестерпимо горят, а дека гитары, кажется, вся перепачкана кровью. Влажные пальцы скользят по грифу, не позволяя поставить нужные аккорды, но Нилу плевать. Нил почти не слышит свою гитару — лишь всю музыку целиком. И он целиком, всем телом, каждой частицей своей души отдается ей, отдается срывающему голос вокалисту, отдается кричащей в экстазе толпе.       Что ж, думаю, я буду гореть в аду.       Это их последний концерт в этом году, последний концерт в туре. И они все обязаны выложиться на полную: Нил, чьи пальцы буквально стерты в кровь о новые металлические струны, Кевин, играющий свою партию, словно родился с гитарой в руках, Ники, отбивающий ритм так, что, кажется, им скоро понадобится парочка новых ударных, Аарон, вытворяющий что-то невообразимое с басом в своих руках и Эндрю с этим чертовым микрофоном, со своим невероятным немыслимо восхитительным голосом. Нилу кажется, что он сходит с ума. Нилу кажется, что он задыхается, дышит так свободно, как не дышал никогда в своей жизни, и задыхается снова.       Скажи, что я ангел, унеси это с собой в могилу.       Нил знает, что будет после. Вымученные, они упадут прямо в руки заботливой Дэн. Она умоет, накормит, поцелует каждого из них в макушку, скажет, что они огромные молодцы и обязательно будет ругать за то, что никто из них, ее навечно маленьких монстров, не бережет себя. Она составит их расписание на ближайшую тысячу лет, усадит в автобус и наверняка будет ворчать о том, какие они чертовски безответственные. Наверняка — до тех пор, пока Мэтт не обнимет ее со спины, не скажет, как они все устали, не скажет, какие монстры все-таки монстры, когда дело доходит до того, в чем они правда хороши. И Дэн сдастся, расслабится в его объятьях, позволяя им всем немного передохнуть.       Эбби же нахмурится, обрабатывая измученные пальцы Нила. Может, даже бросит, что монстры хороши лишь в том, чтобы вредить себе. (Что, конечно, не совсем правда — другим они тоже вредить умеют). Может, лишь молча покачает головой, пока ее слова будет говорить Дэвид Ваймак и Кевин пробурчит о том, что папа зол. А может, они, словно самые лучшие на свете родители, отойдут в сторону, позволяя детям справиться самим и лишь будут рядом, чтобы не позволить свалиться в пропасть.       Затем появится Элисон — их прекрасная, самая лучшая на свете Элисон. Бросит в них огромный ворох свежей одежды и нахмурит тонкие брови, веля страшным потным чудовищам вернуть ее милых, сладких монстров. Сет, появившийся следом за ней, громко рассмеется и обязательно получит в лицо чьей-нибудь промокшей насквозь футболкой. Смеяться над ними подобным образом разрешено лишь Элисон. Но Сет нисколько не в обиде, лишь притворно возмущается, когда после этого Рейндольс отказывается его целовать до тех пор, пока он не примет душ.       Когда же они все переоденутся и, наконец, прижмут свои чертовски уставшие задницы к мягким сиденьям, в автобус влетит Рене. Их единственное солнце, настоящий ангел, спустившийся с небес прямо в логово монстров. Она сама только что будто отыграла трёхчасовой концерт: красные щеки, мокрые волосы и пот, струящийся по вискам. Она не перейдет к делу, пока не похвалит каждого из них, а после радостно сообщит, что здесь их больше ничего не держит. И каждому в автобусе обязательно будет казаться, что над ее макушкой не хватает нимба. Может, Ники озвучит это вслух — Рене засмущается и взъерошит его все еще влажные волосы.       В отеле их встретит Би. Нил все еще не очень ее жалует, однако она неотъемлемая часть их большой семьи и он послушно ответит, что в порядке. Би точно покачает головой, но никогда не задаст лишних вопросов. Ники наверняка начнет рассказывать ей обо всем подряд, потому что в далекой Германии Эрик не может выслушать его прямо сейчас, Аарон сразу уйдет к Кейтлин, а Кевин отправится в свой номер в объятья спасительного алкогольного опьянения. Эндрю Би лишь кивнет — Нил знает, что у их невероятного вокалиста сил к тому моменту уже совершенно не останется. Он лишь послушно последует за ним в их общий номер, где они наконец останутся одни, где они наконец смогут отдохнуть.       Потому что они никогда не оставят тебя одного.       Нил выкрикивает каждое слово, знакомое до дрожи. Он никогда не учил их нарочно, они сами врезались в его память. Они будто вырезаны на его ребрах и навсегда впитаны кровью. Сердце стучит в такт ударным, будто стремится вырваться наружу, показать, насколько он влюблен в их музыку. И Нил погружен во все это настолько, что не замечает, когда Эндрю оказывается рядом. Нил совершенно не отражает, что через микрофон Эндрю звучит его собственное пение. Даже наступление проигрыша Нил понимает не сразу — руки действуют на автомате. Нил чувствует лишь Эндрю, впивающегося в его губы сумасшедшим поцелуем. И толпа, кажется, взрывается. Они визжат, заглушая грохот музыки, и Нил целует Эндрю в ответ, потому что сейчас ему чертовски плевать. Да, да, бесконечно да, и Эндрю знает об этом.       Тебе лучше спрятаться в переулке.       Эндрю отстраняется и вновь отдается словам, растворяется в этом бесконечном потоке. Где-то на краю сознания будто лишней, ненужной звучит мысль о том, что им снова будут задавать слишком много вопросов, но Нил достаточно безумен прямо сейчас, чтобы заткнуть этот глупый голос. Не стоит думать об этом, не сейчас, когда Эндрю безумен настолько же, не сейчас, когда их кровь — музыка, а их жизнь — слова, спетые Эндрю и подхваченные толпой. И Нилу почему-то вдруг кажется, что он готов отдать за эти минуты собственную душу.       Так что вставай! Так что убирайся!       Звучат финальные аккорды и вокруг вдруг оглушающая тишина. Нил не слышит ничего кроме собственного дыхания и слишком громкого сердцебиения. Его кровь все еще кипит, а взгляд прикован к Эндрю — он стоит, подняв руку с микрофоном высоко вверх и дышит тяжело, полной грудью. На мгновение Нил позволяет себе отвести взгляд: Кевин, Ники, Аарон, снова Эндрю — никто из них не может придти в себя.       Визг толпы он слышит уже словно через вату. Тишина длилась жалкие мгновения, но Нил словно прожил бесконечно долгую жизнь, погиб и вновь возродился. Эндрю сбивчиво говорит слова благодарности, они кричат что-то все вместе и, наконец уходят со сцены. Там, перед всеми этими людьми их призвание, вся их жизнь, их судьба. Там, кроме них, нет никого, но за кулисами ждет их странная, немного безумная — совершенно им под стать — семья, и Нил уверен, что каждое мгновение того стоит.