Бесенок

Переступая порог, я почему-то дрожу, и, затаив дыхание, открываю, наконец дверь. Кажется, пусто. Совсем никого нет. Нет, ошибки быть не могло. В комнате душно и одновременно холодно. Видимо, недавно кто-то распахнул окно, и в комнату ворвалось ледяное дыхание зимнего ветра. В считанные секунды я оказался у окна и, вглядываясь в темноту, пытался найти виновника всей этой суматохи. Никого. Только занавески дрожат на ветру, и в свете фонарей на землю медленно опускаются маленькие снежинки. Вдох. Еще один. Разворачиваясь к открытой двери, краем глаза успеваю уловить едва заметное движение в глубине комнаты. Словно маленький темный вихрь пытается вырваться наружу. И снова тишина. Ну, где же ты? Покажись. Давай, еще чуть-чуть, и наша игра в прятки закончится. Холодный воздух понемногу рассеивает ужасный тяжелый запах. Запах крови. Ошибки быть не может. Секунда – и я резко поворачиваюсь к подоконнику. Из темного угла что-то неслышно скользит к окну. Еще несколько секунд, за которые я успеваю почувствовать такую боль, что почти теряю равновесие. В моих руках бьется и отчаянно пытается вырваться тот, кого я все это время искал. С нечеловеческой силой я держу его за тонкие и очень холодные и сильные руки. Я должен быть сильнее. Одной рукой хватаюсь за занавеску, закрывая спиной темноту и ветер за окном. Все произошло настолько быстро, что я едва успел разглядеть его лицо в вихре волнистых иссиня-черных волос. И тут тишину прорезал вопль – не крик, а именно вопль боли и отчаяния. Обжегшись жидкостью из треснувшего флакона во время борьбы, мой противник отшатывается и даже как-то весь съеживается. Сжимает обожженные ладони в кулак и сползает по стене. Это серебро – всего несколько капель эссенции достаточно для ожога. Противник выведен из строя. Я подхожу ближе, и он отворачивается в попытке хоть как-то отгородиться от меня, но бежать уже некуда – за спиной стена, а пробежать к окну не получится – сначала придется столкнуться в смертельной схватке со мной. Волосы по-прежнему скрывают его бледное гладкое лицо. Кожа как будто покрытая лаком, он весь дрожит и тихонько всхлипывает от боли. Резким движением руки, увернувшись от клацнувших в нескольких миллиметрах от моей ладони клыков, отвожу волосы с его лица. Он намного моложе, чем я предполагал. Выглядит моложе. Глаза светлые, почти прозрачные, по лицу стекают струйки слез, губа закушена до крови в попытке унять резкую боль. Он в отчаянии. Даже не может оцарапать меня, не то, что прокусить мне горло. Смотрит на меня усталым, злым взглядом пойманного волчонка. Когда наши взгляды вновь встречаются, он шипит мне в лицо: - Я убью тебя. - Конечно, конечно, все может быть. У него такой вид, как будто он собирается плюнуть в меня. Отвращение? Невозможность бежать? Определенно. Не успел я закончить фразу, как получил такой сильный удар ногой в грудь, что у меня в глазах потемнело. Я сжал зубы и со всей силой ударил его в солнечное сплетение. На губах вампира выступила кровавая пена. Он остался сидеть, где сидел и все так же зло буравил меня взглядом, будто чего-то ожидая. Я не знал, чего. Поэтому схватил его за руки и прижал их к стене так, что его голова запрокинулась. Содержимое разбитого флакона, испаряясь, ударило ему в нос, и он начал оседать и вскоре совсем обмяк, глубоко и редко дыша. Попался. Я вздохнул и вытащил из-за пазухи ошейник с прикрепленной к нему цепью и, не думая ни о чем, затянул его на шее вампира. Без сознания он был еще красивее. В нем все было красиво и гармонично – светлая кожа, пушистые черные ресницы, узкие плечи, выступающие скулы, острый нос и растрепанные волосы. Было бы ошибкой сидеть тут и разглядывать его, забыв о своей миссии, однако я ничего не мог с собой поделать – он казался таким юным и неискушенным, даже его злость была злостью понарошку, и само выражение лица почему-то казалось подростковым. Поэтому я и связал ему руки за спиной толстой веревкой с пропущенной в ней серебряной нитью. В целях безопасности. Очнулся он достаточно быстро и сперва глянул на меня с недоумением, мол, что я тут делаю и кто вообще такой. Мне стало почему-то смешно. У него это получилось настолько же мило, насколько его немедленная попытка укусить меня. Не дав его времени полностью прийти в себя, я схватил его за подбородок и начал допрос: - А ну, скажи, похищения – твоих рук дело? Он не ответил. - Отвечай, я не хочу, чтобы ты долго страдал, - ухмыльнулся я, доставая из крепления на поясе, да-да, верно, осиновый кол. Зрачки черноволосого расширились от ужаса. Он сбивчиво залепетал: - Это не я, меня хозяин заставил, нет, пожалуйста, нет, ты же умный охотник. Ты же не причинишь мне боли, я никого не убивал. Они просто засыпали. - Где. Они. - Я могу показать… - Ты, говоришь, все эти женщины живы? - Дда… Убери это. Пожалуйста. Спрашивай что угодно, я все скажу – добавил он, и по левой щеке скатилась прозрачная струйка, и он весь как-то сжался. Я вновь вздохнул и убрал отработанным движением кол на место. - Ты как девчонка, сидишь тут, хлюпаешь носом, тоже мне, ужасный вампир, гроза города. Представляешь, каково было мое разочарование, когда вместо ужасного грозного кровопийцы я нашел тебя, и ты тут сидишь и бьешься в истерике. Он не ответил. Прошло еще несколько секунд, и вампир выпалил, глядя мне в глаза: - А ты… Ты ничего не понимаешь – каково это – родиться таким, всю жизнь прожить в подземелье, и не иметь возможности ни дружить, ни любить. Мне даже не с кем разговаривать. - Не понимаю. Ты просто глупый. Я одиночка. Мне не нужны эти глупости. - Глупости? Ты, человек, и добровольно лишаешь себя всего этого. Я мечтал быть человеком. Жить нормальной жизнью. Спать ночью. Жить, как все люди. - Ты не можешь. - Почему? – всхлипнул он, одновременно зло разглядывая мой пояс с прикрепленными к нему кольями. - Ты злое и богопротивное создание. Отродье ночи. Посмотри на себя. Ты потому не можешь стать человеком, потому что тебе суждено питаться людьми. А мне суждено избавлять мир от таких, как ты. - Я не виноват, - буркнул вампир, потупив взгляд. Тень от ресниц падала на лицо с поджатыми бледными губами. Он был так прекрасен, что я не выдержал, и что-то словно щелкнуло у меня в голове. Я вытащил нож и быстро разрезал веревку и отпустил цепь ошейника. - Иди. Он не тронулся с места. - Иди, я сказал. Вампир исподлобья глядел на меня и никуда не шел. Я отошел от стены, освобождая путь к окну. - Ну, иди, не бойся. За спиной послышался шорох. Не успел я мысленно досчитать до трех, как мою руку накрыла маленькая холодная ладошка. - Я не хочу. Он стоял напротив меня на цыпочках и словно искал что-то в моих глазах. - Чего ты хочешь? - Научи меня, как это – быть человеком! Я не хочу быть злым. Не хочу вечно прятаться, вечно драться. - Нет. Уходи. - Ну, пожалуйста, возьми меня с собой. Я не хочу убегать от тебя, чтобы ты за мной охотился. Ветер слегка колыхал его легкие волнистые волосы, и он смотрел на меня невинными влажными глазами. Даже хуже, он взял обожженными шершавыми ладонями мою руку и прижал ее к сердцу. - Избавь меня от этого, если хочешь. Я устал. Я закрыл глаза. Перед мысленным взором стояло его ангельское обиженное лицо. - Нет, не могу, ты слишком красивый. - Правда? – глупо улыбнулся вампир. – Спасибо. И тут, в мгновение ока он дотянулся прохладными губами до моей щеки, и будто дрожь пробежала у меня по всему телу. В глазах вампира блуждали лукавые огоньки. А когда я схватил его за затылок, впиваясь в губы поцелуем, он не отстранился, а только сильнее прижался ко мне, обнимая. Добился, чего хотел. - Смотри, - прошептал он, слегка дрожа от перевозбуждения, - ты поймал меня. Теперь ты научишь меня быть человеком. - Сначала я выбью из тебя всю твою дурь. Я хочу, чтобы ты стал нормальным. Человеком не станешь, но человечным вампиром – вполне. Он засмеялся каким-то теплым, серебристым смехом и вдруг серьезно сказал: - Спасибо. - За что? - За то, что пощадил меня. Я помолчал, и вытащив из сумки, которую я оставил в углу, бинт, принялся заматывать маленькие обожженные ладони. Он, затаив дыхание, словно боясь спугнуть свое счастье, улыбался мне, а светлые глаза светились надеждой. В это момент в нем не было, казалось, ничего вампирского – он был ангелом, сотканным из лунного света, чистым и непорочным, лицо сияло юностью, и черты немного смягчились, теряя прежнюю заостренность. Я снова поцеловал его, уже нежнее, боясь разбить, как хрупкую стеклянную статуэтку, и он, точно угадав мои мысли,сказал: - Не бойся, я не рассыплюсь. Со смехом я опрокинул его на спину, и, нависая над ним, и глядя в озорные глаза с пляшущими бесенятами, строго сказал: - Конечно, не рассыплешься. Со мной – нет. - Я тебе верю. И комната потонула для нас в объятиях друг друга, в свете фонарей, пробивавшемся сквозь распахнутое окно, в развевающихся, как паруса занавесках, в жарком дыхании в унисон, в теплых и прохладных прикосновениях губ и в чувстве, названия которому пока не было. Которое родилось в наших сердцах и подарило нам обоим надежду на то, что наша жизнь станет немного лучше, и в ритме двух сердец мы будем захлебываться друг в друге, как лед и огонь будем гасить друг друга, но всегда воссоединяться, чтобы вновь начать падать в пропасть чувства, из которой нет возврата.