Нездоровая ревность.

Раян-душа спокойная. Чистая. Невинная. Он не бросается в разборки с кулаками, он не будет рвать и метать, он спокойно и тихо поговорит. Выслушает оры, недовольства. А после прижмет к себе и тепло погладит, успокаивая того, кто вообще вдруг с чего-то сможет разозлится на канадца. с чего-то? Это не с чего-то. Это выше «чего-то». Альберт-полная противоположность старшему брату. Вспыльчивый, заносчивый и жестокий. Он не будет сюсюкатся с вами, он просто даст вам в морду и скажет уебатся. Хотя нет. Альберт в ярости-одно. Альберт в ревности-другое. Один хитрый, рыжий лис. Он заманит в свои сети и оставит там же, он не станет мучать, наоборот, он и заманит, и поможет выбратся, и залечит раны. Он уставший от жизни человек. Но примет любого в свою теплоту душевную. Второй-холодный, голодный волк на охоте, отбившийся от стаи и вечно вблизи деревень. Он сцепит тебя и не оставит ни следа, он разорвет твою тушку на мелкие части и выест все мясо, выпьет всю кровь. И как уживатся могли душа спокойная, теплая и добрая и тот, кто губил моральное состояние людей на раз-два? Уживались очень даже хорошо. По-началу. Альберт и Раян души друг в друге будто и не чаяли. Тепло делили между собой, холод тоже, что бы не замерзнуть. Заботились друг о друге как могли. Как умели. Раян со всей душой, тепло выслушивал каждую гневную тираду брата на весь мир, все истерики и успокаивал, давая советы. Альберт уперто огораживал свое чудо от чужих глаз и рук, что бы не вредили случайно эту форфоровую гладь нежности и невинности. Уважал личные границы, конечно, не лез без повода, был мягок как умел и старался вести себя как никогда осторожно. Перестарался. Упустил. Как там говорилось? Прошляпил. Потерял все до единого. В чем была ошибка?.. Альберт знал обо всем сначала. Сначала они познакомились в книжном магазине, взяв одну и ту же книгу. Вышли они уже весело болтая с этим чертовым украинцем. Уже тогда сердце екнуло неспокойно. Но разве можно лишать любимого братика удовольствия от общения и дружбы? Потом вечные уходы. Днем, вечером-не важно. То в библиотеку, то обсудить книгу. После записались в книжный клуб. Один и тот же. Раян часто подходил к Берту, спрашивая, не одолжит ли денег на книгу. И Альберт, бережно целуя приподнятый в улыбке вверх уголок губ, давал эти чертовы купюры. Что бы потом снова в одиночестве отсидеть эти несколько часов, думая лишь о брате и о том, как они уже по ролям читают эту книгу. Не с ним. С этим чертовым украинцем. Он понял все в тот момент, когда Раян пришел лишь под утро. С этим укусом на шее. Он понял все лишь взглядом. Даже не слушая обьяснений-ушел. Сразу заперся, думая, где ошибся и когда упустил Раяна ЭТОМУ. ЧЕРТОВОМУ. УКРАИНЦУ. Их отношения были фиктивными. Что бы остудить свою любовь Альберт решил ситуацию тихими потрахиваниями старшего вечером. Он заменял любовь страстью. Это было больнее, но Альберту хотелось чувствовать хоть что-то. Хотелось чувствовать хоть одну каплю боли ради того, что бы знать. Он все еще может злится, обижатся и истерить. Потому что все еще любит, и,значит, Раян это видит. Он не прекращал ни на минуту, как они оставались с канадцем наедине. Он снова видит его с книгой в руках. Не сдерживается. –отложи эту чертову книгу. Готовишься к очередному походу в этот гребанный клуб? –чуть ли не сквозь зубы шипит Берт, стиснув пальцы в кулаки. –верно, малыш Берти, верно. Пойду снова и снова «обсуждать эти чертовы книги».–спокойно выдыхает Канада, перелистывая страницу. –…не ври мне. Ты идешь не обсуждать ее, а увидется снова с ним! –выкрикивает Берт. –…–тяжело выдыхая, канадец откладывает книгу.–даже если так-Альберт, прошу тебя, тише. В этом ничего такого нет. –ничего такого?! Ты каждый чертов раз…одно и тоже! Каждый. Чертов. Раз! –снова в сердцах кричит на своего старшего Америка. –…и ты никогда меня не слушаешь. Прошу, дай хоть раз все обьяснить. Малыш Берти, глупый, ну не все так плохо, как ты себе представил.–улыбнувшись, Раян вдруг тянет брата к себе за руку, посадив рядом и крепко обнимает, поглаживая по голове. Он тоже устал от этого всего. Но сначала-брат и его нервы. Пусть накричится вдоволь. Может, будет лучше?.. Всхлипы злости и обиды покрывают Альберта с ног до головы и обратно. Тот по инерции жмется ближе, быстро успокаивая эти чертовы шмыганья. Им движет злоба, злость на все и вся, и тот давит на брата, повалив его на кровать. Раян не протестует. Ни тогда, ни сейчас он не возражал и не будет. Альберт смотрит, хмуря светлые брови на своего рыжего брата. Он вдруг по-зверски сильно впивается в его шею, на что слышит сдавленный, болезненный вздох. Он радуется, добиваясь нужного эффекта, в душе мстительно все колокочет. «думаешь, мне не больно? Почувствуй то, что я чувствую в 10 раз больше.» Руки буквально срывают ткань клетчаткой рубашки, не смотря на то, что Раян просил осторожней с ней. Одежды у него мало, и гладить каждый раз после этих вечеров рубашку ему уже под глотку. Альберт никогда не слушает. Вряд ли уже когда-то послушает любимого брата. Зубы не щадя оставляют эти красные, яркие следы на теле, будто Альберт прямо кричит в догонку всем: «Это тело-мое. Это все лишь мое.» Жуткий собственник. Рука царапает чужие бедра немного, выдавливая шипение со стороны старшего, когда ноги Раяна разводят в сторону. Он никогда сильно не церемонился. Два пальца резко ввинчиваются наполовину в еще сухое, не успевшее выработать смазку место. Прямая кишка не готова к таким выкрутасам и болезненный вскрик проносится по стенам, после чего канадец зажимается. Альберт слишком любит его. Он оставляет злость на второй план, очень нежно исцеловывая почти в почтении чужие запястья и руки, после переходя к груди. Ореол он очерчивает языком, после вбирает в рот, орудуя языком. Он умеет. Он слишком хорош в этом, но дарить удовольствие брату он больше не сможет так же, как раньше. Больно. До безумия больно. Раяну уже не особо, его болезненные ахи превратились в участенные вздохи и неспокойные выдохи при растяжки. Пальцы ног разминали как могли, старательно, что бы не мерзли. Почему он? Отдаешься ему. Весь. Без остатка. А для меня у тебя оправдания?! Альберт входит не быстро. Член слишком близок к повреждению при резком заходе и американец не торопится. Следит за лицом брата, как тот отводит глаза, а щеки его заливаются румянцем. Этот багровый цвет украшает шею и скулы чудесного, красивого лица юноши. Альберта это и расслабляет и бесит одновременно. Бедра сводит судорога, едва он внутри полностью. Тот не спешит, делая легкий толчки и выбивая лишь что-то, что похоже на смесь и стонов, и скулежа. Наконец Раян расслабляет ноги полностью, и Берт начинает свои резкие, пытающиеся лишь навредить от злости но в тоже время дарящие жуткое удовольствие толчки. Тот рыкает на каждый. Почему. Почему. Почему он?! Тот не щадит брата, уже вколачивая его в бедную мебель, от чего Раян лишь закусывает губу, редко пропуская вскрики. Ему хочется, что бы понял этот канадец одну вещь. Раян-только его. Ничей больше. Лишь его. Смотря на засыпающего брата в голове лишь мысли. Выдыхая, Альберт прислоняется к холодной стене спиной. Руки будто тянутся сделать «фантомную затяжку». Душа заныла, но он от этого улыбается. Он все еще любит. пока он любит-Раян может общатся с кем угодно. Но все равно останется его.