сверхчеловеческая воля

голубые глаза на чужой крепкой шее. его руки на бедрах шина. он улыбается, а тень его улыбки спускается к губам цукими. виктор выглядел пугающе. шину хотелось, чтобы он убрал руки, но пока он не собирался этого делать. корнеплод поцеловал его шею, и, немного прикусив кожу, отстранился к уху цукими. мыча что-то невнятное, он снова улыбнулся и сказал: — мы теперь больше чем друзья. ты ведь не против? — сказав это, он прошёлся губами по мочке уха шина и укусил её, заставив парня вздрогнуть. постепенно его охватила такая слабость, что ему было уже почти все равно, чем это кончится. но вдруг на его лице появилась гримаса боли, лицо исказилось. шин почувствовал, как его тело охватывает дрожь. ему было страшно даже думать, что с ним может сделать этот человек. виктор всегда делает так, как хочется ему. и цукими определённо знал, как корнеплод нравиться наблюдать за его беспомощностью и слабостью. минута в молчании и кромешной тьме пугали шина еще больше, пока руки товарища со всей силы вбивались в кожу на бедрах. виктор слегка отодвинулся и спросил: — тебе нравится? — он почти не видел лица шина, но понял, что тот напуган. тень от снисходительной улыбки всё так же красовалась на губах шина, но виктор отстранился и повторил еще раз более уверенно и пугающе: — скажи, тебе нравится? — цукими не хотел отвечать. тени в глазах виктора сделались темнее и безумнее, и он придвинулся ближе. с каждым движением и словом корнеплода, шин чувствовал, как его сердце бьётся чаще и чаще от нарастающей в его груди тревоги и паники. он почти никогда не смотрел в глаза виктора. предпочитал отвести взгляд, лишь бы не видеть этих противных, разъезжающих его мозг, глаз. в следующий миг виктор нежно впился губами в его губы, заставляя шина хоть на миг расслабиться в его компании как и раньше. его уже не волновало ничего. что будет дальше ему безразлично. корнеплод оторвался от него и прошептал в самое ухо: — ты рад, что я снова рядом? — он определённо знал все тонкости людей и их чувств, что бы уметь надавливать на больные места, наблюдая за их крайне интересной и увлекательной, по его мнению, реакцией. а шина он знал более чем хорошо. знал как им манипулировать, когда он был ещё ребёнком, как заставить его почувствовать себя маленькой, никчемной ошибкой, как заставить его вспомнить о прошлом, вспоминая которое, он вновь начинал чувствовать себя живым. он знал всё о душе человека и знал, когда и где в ней срабатывала болевая реакция. и это знание доставляло ему настоящее удовольствие, зная о том, что он контролирует эту часть человеческого организма, он получал такое наслаждение, что специально оттягивал момент, когда нужно будет нанести следующий удар. и делал это вовсе не для того, чтобы человек чувствовал себя лучше, а просто потому что так было интересней. виктор впился зубами в его нижнюю губу, как бы заставляя ответить на очередной поставленный ему вопрос. но шин молчит. страх перед корнеплодом бесследно пропал после его нежных касаний, но беспокойство нарастало с каждым взглядом и вздохом. у него большее нет сил на разговоры, даже если от него требуется сказать обыкновенное «да». шин хочет сказать «нет», но это было бы такой же ложью, как и выбор варианта «да». если так больно, можно, наверное, просто молчать. когда корнеплод понял, что тот собирается молчать, он принялся за дело. он опустил руки ниже, ощупал ягодицы шина и сжал их. виктор щиплет его чуть сильнее, чем было, из-за чего цукими упирается ему руками в грудь, пытаясь хоть немного остановить его.  — не говори «да», скажи «нет». — виктор ласково улыбнулся и прилип к шее шина, пока его руки свободно блуждали по его телу, то и дело залезая под рубашку, заставляя цукими вздрагивать и сдерживать стоны. шин не знает, сколько это будет продолжаться, не знает почему это происходит и почему корнеплод продолжает улыбаться. и он солжёт, если скажет что ему не нравится это. взгляд корнеплода то и дело возвращается к цукими, и тот не может не чувствовать это. так беспокойно. шевелиться трудно, а виктор снова и снова щиплет его. в голове шина полная пустота. больше он не может этого вынести, и произносит: — да. это правда, — цукими вздрагивает от того, насколько резко виктор ослабил силу своих движений, — я действительно хочу, чтобы мы были вместе, виктор. я очень хочу этого. — уголки губ шина чуть поднимаются, пока с лица корнеплода не сходит улыбка. а потом вдруг выражение его лица меняется, и он произносит: — нет. ты меня обманул. — руки корнеплода перестали изучать тело и теперь вбиваются в плечи шина, и тот не может промолвить ни слова. — ты никогда не захочешь остаться со мной. слышишь, шин? никогда. — голос виктора становится громче, а последний слог — резким, и за ним следует цукими, последний звук которого превращается в хрип. шин падает на кровать, пытаясь ослабить хватку виктора, прижимающего его к ней своим весом, расположившись меж бёдер. его лицо оказывается совсем рядом с лицом напротив, а на губах — торжествующая улыбка. глаза виктора сверкают чем-то непостижимым — а затем его зрачки исчезают, и на месте глаз появляются два маленьких черных кругляшка. — мне так нравятся твои эмоции, шин цукими, — его голос на секунду становится низким и хриплым, — они такие сильные. я чувствую их и во сне, и наяву. я чувствую тебя каждой клеточкой своего тела. твой страх передо мной, твою беспомощность, дискомфорт. от этого я впадаю в экстаз. твои слезы… — взрывная волна снова накрывает его, и голос виктора становится еще ниже и тише, а глаза — еще ярче, — …твое одиночество. ты такой одинокий. меня умиляет твоя хрупкость и ранимость. ты прекрасный партнер. мы так идеально подходим друг другу. — виктор взял запястье цукими так нежно, насколько мог, и бережно поцеловал его руку, не отводя взгляд от бирюзовых глаз. смотреть на форму его кисти, покрытой мелкими шрамами и неровными шрамиками, было приятно. через несколько секунд корнеплод начал терять контроль над собой. сердце шина чуть замедлило ход, а потом бешено забилось, когда виктор сильнее вжался телом в его пах. с его губ слетел низкий вибрирующий стон, а рука, отпустившая запястье, оглаживала выпуклости живота под рубашкой цукими. он попытался спихнуть виктора с себя, но виктор не отпускал его, прижимаясь к нему все сильнее. шин чувствовал, что корнеплод уже не может управлять своими эмоциями, и понял, что все его попытки вырваться приводят только к еще большему контролю со стороны виктора. шин напрягся ещё больше, и корнеплод по-прежнему, почти не делая движений бедрами, поглаживал его и без того возбужденное тело. виктор стал обводить контур соска, чуть растягивая кожу вокруг него, слегка сжимая. пытаясь удержать рвущиеся из груди стоны, шин позволил себе отвлечься и довериться виктору хотя бы сейчас, пока тот даёт ему это сделать. он не пытался сопротивляться, когда корнеплод начал целовать и покусывать его живот, оставляя за собой влажные следы. виктор начал стаскивать с него рубашку и шин чуть-чуть выгнулся, продолжая в то же время прижимать ладонь к своей паховой области. корнеплод усмехнулся. в его глазах было что-то такое, отчего шин чуть было не разразился слезами. было ясно, что именно. сверхчеловеческая воля, способная сделать из человеческого существа послушное животное и заставить без всяких усилий подчиняться ему. ненависть, смешанная с восхищением и каким-то жалким смирением — вот что чувствовал шин. а руки корнеплода тем временем добрались до пояса его брюк. после этого виктор расстегнул ему ширинку и, не прекращая своих поглаживаний в области груди шина, стал изучать его напряженный член другой рукой. шин тихо застонал, пытаясь прикрыть лицо руками, но корнеплод остановил его и сказал: «посмотри, как я это делаю». шин повиновался. расположивши голову меж бедер шина, некоторое время он молча трогал его член, потом улыбнулся и одним быстрым движением вынул его из ширинки. аккуратно касаясь пальцами основания, он приложил член шина к своим губам. когда кончик головки стал слегка касаться его губ, шин попытался оттолкнуть его. корнеплод улыбнулся, а шин содрогнулся от отвращения. но корнеплод был невозмутим. его забавляла реакция цукими на происходящее. эмоции людей вызывали у него достаточно бурные чувства. всё так же улыбаясь, он сунул в рот головку и стал постепенно двигать головой вверх-вниз, от одной щеки к другой. щёки шина начали краснеть, а корнеплод, между тем, все медленней двигался ртом, слушая сбитое дыхание и стоны цукими. шин чувствовал, что дыхание его учащается и на лбу выступает холодный пот. вдруг виктор остановился и поднял голову, заставляя шина приподняться. он взял цукими за волосы и приблизил его лицо к своему, поглаживая его затылок правой рукой а левой держа того за хрупкие плечи. рот его открылся. корнеплод провёл языком по языку шина, а потом принялся нежно покусывать его за ухо. затем он перевёл взгляд на его губы, рука его двинулась к лицу шина и, задержавшись на мгновение, скользнула вниз к шее и там же остановилась. виктор зажал цукими рот, своим видом приказывая молчать. поначалу цукими не понял в чем дело, но через пару минут он услышал ужасный звук, доносящийся из входа в их дом. — terrorblade…курсед. снова он. — ели слышно происзнёс корнеплод, подрываясь с места. цукиминадеялся что никогда не услышит этого. это была та самая песня, под которую нормальные люди хотели выйти в окно и разбиться нахуй. та самая, про которую шин знал лишь с рассказов уже умерших и пропавших без вести людей. слова были странными, рифмами там даже не пахло, а пели так фальшиво, что даже звуки, которые имитировали то ли помехи, то ли как автор сосёт хуй, ужасно влияли на мозг. корнеплод подставил под дверь пару стульев, надеясь что это спасёт их от конченного недо-репера. песня стала громче и начались стуки в дверь. сильные, как для курседа. и когда за дверью заиграл ещё и «некоглай–камбэк», они поняли, что им уже ничего не поможет…