Конец.

Они стояли друг перед другом. Они были бы одни в этой тесной комнате, если бы рядом не лежали трупы черных оборотней. Райан устремил взор дробовика прямиком на шерифа. Губы флегматика не были сжаты от страха, веки не поднимались на самый лоб от глубокого ступора — все эмоции приглушала острая пульсирующая боль ножевого ранения, которая, словно молниями, разлеталась по всему правому боку. Но он не знал, стоит ли убивать человека. Стоит ли оканчивать его жизнь финальным выстрелом в твердую, но такую хрупкую для пули, черепушку? Этот вопрос застыл в голове, а запрятанные эмоции превратились в панику. Шериф бежал прямиком к нему, в отличие от Райана явно зная, что он хочет сделать сейчас. Он хотел схватить его за темную шею, ударить об стену. Удар за ударом, а по деревянным доскам расплескалась темно-алая кровь в освещении одного тусклого светильника. Голова Райана пробита многочисленными ударами. Он кричит, захлебываясь в ужасе и боли, которая нахлынула на него. Он видит только размытую комнату и зловещее, мерзкое окровавленное лицо Тревиса с гримасой бешенства, которую породил далеко не укус убитой ножом Лоры. Он просто устал от того, что играет роль спасателя, от того, что он старается сделать все лучше, но эту помощь не ценит абсолютно никто, а еще в твой живот летит пуля от той, кого ты мог спокойно оставить умирать, но решил спасти. Когда Тревис приблизился к ошалелому парню, его руки крепко схватили дробовик из чужих рук. И тогда шериф окончательно понял, что он хочет сделать с Райаном — спокойным, закрытым и тихим. Выбор странного полицейского был решающим для обоих сторон. Только Тревис не осознавал, что своей агрессией и отчаяньем он губит невинных людей, совсем уж не замешанных в том, что творится в лагере. Лора сделала все, чтобы пробудить в шерифе — человеке, что удерживал на плаву всю свою семью — зверя, кровожадную тварь, которая не терпит пощады — самого настоящего оборотня, и не только своим предсмертным укусом Тревиса в руку, но и тем, что она не пошла ему навстречу, когда шериф хотел ее спасти, убийством едва не всей родни Хеккета, которая окружала его. Несколько месяцев назад, сбежавшая из тюрьмы Лора оглянулась на полумертвого шерифа, скатившегося на пол с пулей в животе, и в ее голове так ясно и четко прозвучала фраза, словно его же голосом: «Тревис тебя убьет». И он убил ее. — Стой, погоди, остынь… — Райан нервно всплеснул руками, ощущая напряжение в шее и месте ранения. — Давай просто обсудим это. Еще…можно все спасти. Всегда Райан думал, что решить проблему можно не жестоким путем, даже в самой тяжелой ситуации, ведь не только на войнах, но и на дипломатии строился весь будущий мир, вся планета Земля, усыпанная государствами, республиками, городами, селами и деревнями. Поэтому, если оба собеседника хотят решить проблему дипломатично, дипломатично все и решается. Но в ответ на кратковременную паузу, от шерифа парень услышал только громкий выстрел в голову. Повсюду растеклась лужа крови. Райан больше не мог отличаться от кого-то тем, что у него есть родинка в уголке губ, тем, что его цвет кожи был более темным, тем, что его голос был низок и спокоен. Его лицо — это бордово-розовая плоть с разорванной кожей, что осталась ближе к затылку, мышцами и сухожилиями. Но вопреки концу его жизни, он увидел, как вокруг все так же умиротворенно светло. Уши уловили приятный треск хвороста у костра, шелест леса и пение спрятавшихся в округе сверчков. Затем глаза увидели огромное яркое пламя, танцующее медленный вальс, деревянные лавки вокруг, а вдалеке светят только окна коттеджа. Все-таки, Райану это приснилось. Его голова в порядке, как и бок, в котором до этого был довольно острый, хотя и недлинный, нож. Вокруг не было никого из вожатых, но только Райан вновь обернулся в сторону правой лавки, там он заметил Дилана, который грустно смотрел в глубину янтарного пламени. Атмосфера была неоправданно-родной и приятной. Жар кострища согревал все тело, словно объятья любимого человека, как Райану казалось, и не было никаких мыслей о том, что какая-то опасность постигала всех в этом лесу. Он был словно на самом начале пути. — Хэй, Райан, — раздалось справа от него. Дилан усмехнулся, поворачиваясь к парню. Темно-серая футболка была немного испачкана грязью. В руке была бутылка пива, из ящика, который нашли на лагерном складе. Парень лениво привстал, присаживаясь рядом с другом, хихикая. — Правда… — задал вопрос Дилан, — или действие? Вопрос очень смутил, заставил залиться краской, как будто он был совсем другого, более откровенного контекста: к примеру, «Выбирать действие в данный момент будет очень предвкушающе, правда?». Увидев, как выражение лица Райана приобретает недоумевающий «покерфейс», Дилан слегка похлопал его по плечу, спросил что-то типа: «Ну ты чего, чувак?» и слегка погладил его. — Я…в порядке, — сухо ответил ему Райан, смущенно отводя угольно-карие глаза куда то в глубь леса. Между парнями нарастала неловкая пауза. Райан был очень взволнован от чего-то, и это чувство не давало никакого покоя. Он мог сравнить это с тем ощущением, когда его тайну, которую он тщательно скрывал от всех, давным-давно разгадали. Эта приятная обстановка у кострища обязывала показать это чувство смущения своему собеседнику, которым сейчас был веселый Дилан. Не дождавшись ответа, Дилан сказал: — Знаешь, — бутылку аккуратно поставили на землю, — если честно, я буду скучать по тебе, друг, — он сказал это в своей добродушной и веселой интонации, в какой говорил с каждым из этого лагеря, но меж звуковыми волнами пробежала нотка смущения и робкости, которая испортила ее в голосе Дилана. Райан, казалось бы, сохранив спокойное лицо, повернулся к собеседнику, увидев, как Дилан с той же грустью и неменяющейся улыбкой смотрел на него. Его выражение лица было по-особенному…особенным, словно прямо сейчас они вот-вот разъедутся по разным штатам, больше никогда не встретившись. Страшные, костлявые руки из глубин леса тянут их в разные стороны — вот, как можно описать это тоскливое состояние. — Я тоже буду скучать, Дилан… Как вдруг, веселый Дилан перестал улыбаться. На его бледных щеках блестели дорожки пробегающих вниз слез, скатывающихся вдоль скул, подбородка и губ. Он не старался это скрыть, хотя его ладони едва не потянулись к лицу. Райан оказался в полной растерянности, не понимая, какие действия лучше предпринять сейчас, как осознать, что все это значит, что за странное чувство постигает его и Дилана сейчас? Страх, в смеси с тоской и неимоверным напряжением. Райан не был уверен, что все происходящее — реальность, ведь такую гамму чувств он никогда не испытывал, даже в счастливые или грустные моменты своей жизни. Его туловище неожиданно прижали к себе руки коллеги, которые освещал теплый свет костра. Когда Дилан неистово плакал в плечо его темно-синей футболки, Райан тоже чувствовал, как к его горлу подступает ком слез. — я люблю тебя, Райан… — шептал парень, не переставая плакать. — я люблю тебя, мне жаль, я люблю тебя… пожалуйста, не уходи… будь здесь, будь здесь… останься рядом со мной…

***

Затем Райан действительно открыл глаза, но не увидел ничего, кроме пустоты, которая никогда не обольется теплым светом греющего костра. Черные стены — это судьба, которую Райан не мог принять, которой он, на самом деле, больше всего боялся на протяжении последней ночи в лагере «Хэккетс Куори». И те события с Диланом оказались только лишь предсмертным сном — На самом деле, он никогда не сможет ответить на те слова, которые парень сказал в порыве отчаянья, взаимностью. Если бы он был жив, каждая живая мышца напряглась бы в его теле, получив нервные импульсы двигательного нейрона, если бы он был жив, его настигло бы невыносимое отчаянье, если бы он был жив, он бы просто заплакал, падая коленями на землю, но сейчас это больше не имеет значения. «Дилан, надеюсь, что хотя бы ты останешься в живых», — пронеслась его предсмертная мысль.