мы больше ничего не можем сделать.

— Не бойся. Договорились? Юкине сглатывает и нервно кивает. Сказать проще, чем сделать. Даже согласиться проще. Другой вопрос — как теперь точно не испугаться. — И ты будь осторожен. Ято чуть удивлённо вскидывает брови, но тут же берет себя в руки и улыбается. — Прорвёмся! — подмигивает он, а Юкине натягивает на лицо улыбку, делая вид, что и правда верит. Вот только… Небеса взрываются и из-под слепящего солнца, из-под дрожащих облаков вырывается утробный рокот. Земля и небо вздрагивают, а на высоте явно повыше птичьего полёта, громовое облако разрывается человеческим телом. Телом, потерявшим сознание и стремительно направляющимся к земле. — Секки, приди! Юкине едва успевает среагировать, и догоняет своего бога уже в форме оружия, после того как Ято срывается с места. Маг, сразившийся с Аматерасу, почти повержен. Осталось нанести последний удар и избавить весь земной и загробный мир от тысячелетних страданий. И эта ответственность возложена на Юкине. Юкине уже успел забыть, какого это — находиться в руках Ято. Какого это — слышать его сбившееся дыхание и тихие, сдавленные сипения от ранений. Несмотря на то, что в повседневной жизни Ято — тот ещё болтун, сражается он молча, плотно сжав губы и резко выдыхая. Сражается он в своем стиле, который Юкине полюбился сразу же. Бьет резко, рубяще, с большим замахом, насквозь. Юкине адреналин ударяет в голову перед каждой атакой. У Юкине сердце замирает на каждом замахе. Ято явно бог войны и разрушений. Ято явно уверен, что убийства — его стихия. Потому что при сражениях он знает меру, и он уверен в своих решениях. Он знает, когда остановиться и как это проконтролировать. Если бы Юкине не знал, что является источником звука, подумал бы, что взорвалась какая-то промышленная фабрика. Но понятно, что все куда сложнее для человеческого восприятия. Это маг наконец достиг земли и, судя по всему, врезался в скалу. На месте падения сейчас должна расцвести широкая воронка. — Отлично! Мы уже близко! — шепчет Ято, похоже, улыбаясь. А у Юкине все внутри дрожит. — Ято. — Чего? — почти весело отзывается тот, перемахивая через сильно выпирающий из земли корень дерева. — Ты уверен? — Юкине тяжело говорить. Тяжело по миллиарду причин. Но если он ничего не скажет сейчас, потом может быть нестерпимо больно. Потом может быть поздно. — Ты ведь… ты ведь погибнешь. — У меня есть Хиёри! — напоминает парень с застывшей на губах улыбкой. Говорит так, будто принес Юкине в ванную забытое спросонья полотенце. Никак не задумываясь о важности происходящего. — Когда ты последний раз виделся с ней?! Где она сейчас?! Что с ней?! Юкине взрывается. Потому что ну невозможно быть таким беспечным. Потому что невозможно с таким мазохистским счастьем нестись навстречу собственной смерти. — Ято. Если ты погибнешь, ты не переродишься. — Знаю. Коротко и просто. Слишком легкомысленно. Ему все прекрасно известно. И он уже давно готов. Левое плечо Ято укалывает смущенным приступом боли, и он чуть не валится на землю от неожиданности. Но успевает среагировать, а потому поджимает ноги и перекатывается через бок. — Юкине? Юкине не отзывается, кусая губы и сжимая кулаки. Юкине молчит, потому что открой он рот, сказать ничего не сможет и только разревётся Края воронки уже видно за ближайшим рядком деревьев. Ято останавливается, глядит на выбоину в раздумьях и вздыхает. — Вернись, Юки. Мальчик ойкает и приземляется на колени напротив хозяина. Ято устраивается спиной к дереву и приваливается к стволу, давая ногам отдохнуть. Юкине хмурится. Хочет отвернуться, но не позволяет себе такой роскоши. Он сейчас на коленях должен вымаливать прощения у своего бога, но никак не показывать характер. Оба молчат, но долго это продолжаться не может. Времени у них практически нет. — Послушай, Юкине, ты сам видел, на что маг способен. Он терроризирует богов уже не одну тысячу лет. А разменной монетой у него оказываются шинки и люди. Кто-то должен это остановить. Кто-то должен поставить точку. — От того, что это сделаешь не ты, ничего не поменяется, — Юкине, наверное, хотел бы чтобы это звучало со сталью, но голос дрожит и наполняется слезами, так что сказанное звучит жалко. Ято рассеяно кивает, уставившись в землю, а после откидывается головой на ствол дерева. — Ты не позволишь мне его убить? Юкине протестующе машет головой, сжимая кулаки и с силой упираясь ими в землю. — Я никому не позволю его убить, потому что тогда умрешь ты. А я… — шёпотом, — я ещё не извинился. Взгляд Ято находит фокус и теплеет. Он сочувственно смотрит на сгорбившегося мальчишку. Юкине мечется. — Если мы будем медлить, за ним придёт Аматерасу. Мальчишка цокает языком и поднимает взгляд на Ято. — Это единственный вариант. Только представь, что он выкинет в следующий раз, если не так давно он осмелился дать тебе имя, а сегодня лицом к лицу встретился с Небесами. Это должно закончиться. Сегодня же. Юкине не хочет слушать. Была бы воля, он бы заткнул уши и убежал. Наорал бы на Ято. Избил бы. Но он и без того натворил дел, так что сил хватает только на судорожный выдох в попытках сдержать рвущуюся истерику. — Тебе совсем на себя плевать?!!! Как ты можешь … — Я уже объяснил, — парирует Ято ледяным тоном и смотрит на Юкине в упор, — Этот человек должен умереть. — Но ведь ты…. — И я тоже. Юкине вскидывает голову. Взгляд из-за слез поплывший, щеки красные, губы дрожат. — Не смей так говорить!!! — он вскакивает на ноги и подходит к богу, теперь возвышаясь над ним. Ято смотрит спокойно, загнанно. — Не смей говорить так, будто тебе плевать, что с тобой будет! Не смей! Как же Хиёри?! Как же… — он запинается и сразу притихает, — Как же я? Что я буду делать? Слёзы бегут по щекам, а пелена на глазах и вовсе ослепляет. Юкине тянется руками к лицу, хочет стереть слёзы и засунуть свою истерику куда поглубже, но его останавливают. Ято берет его ладони в свои и тянет на себя. Мальчик растерянно сгибает колени и почти валится на Ято. А тот, похоже, того и добивался. Практически взяв Юкине на руки, Ято поудобнее устраивается на земле и обвивает мальчишку руками и ногами, заточая в объятия. Юкине держится из последних сил, чтобы не зарыдать в голос, дрожит, трясётся, сглатывает так усердно. Ято лишь молча обнимает и осторожно гладит по волосам и спине. — Спасибо что заботишься обо мне. Я все это вижу и чувствую. Спасибо, что готов защищать меня до последнего. Ты лучший, Юкине. Дыхание сбивается, и Юкине сдавленно мычит, уткнувшись Ято в плечо. Больно. Так больно, будто на части разрывает. Так больно не бывает ни в темноте, ни в заточении. Тогда, когда со всех сторон сжимает тьма, ты знаешь, где находятся части твоего сознания, твоей души и тела. Когда разрывает изнутри, кажется, что куски вырывает сам воздух и разбрасывает по всей вселенной так, чтобы вновь собраться воедино не было возможность. — Мы же можем ещё что-то сделать…– сипит Юкине, больше умоляя, чем спрашивая. Ято сжимает зубы и обнимает крепче. Нет, скверна не расползается по телу. Эта боль несравнима. Душа дробится. — Юкине, — Ято отодвигается и рукой приподнимает голову мальчика, заглядывает в глаза и с трудом заставляет себя улыбнуться, — Я успею забрать твое имя, прежде чем все произойдёт. Его голос ровный, спокойный. Тёплая улыбка и мягкий взгляд не дают шанса усомниться в серьезности его намерений. Но эта правда — последнее, что Юкине хотел бы слышать. Это хуже любого смертного приговора. Хуже знания о том, как произошла твоя смерть. — Нет … — шепчет Юкине и слабо мотает головой. Он упирается кулаком в плечо Ято, другой рукой он хватает его за воротник куртки и комкает ткань, — Не надо… не говори такого. Юкине выглядит разбитым. Без возможности быть склеенным вновь. Иногда, даже вазу, по совместительству — древнюю реликвию, можно собрать по осколкам. А душу человека, похоже, нет. — Я … я против! Не надо… не забирай… Истерика, на которую не осталось сил. Юкине уже не знает, что может сказать или сделать. Юкине рассыпался и развеялся прахом на глазах. А Ято все также уверенно и с любовью смотрит на безобразные остатки некогда светлой души. — Не бойся. Я смогу тебя защитить. Где-то на периферии что-то движется, но Юкине не успевает сообразить, не то, что разглядеть. Не успевает ничего предпринять, прежде чем оказывается лицом к земле и накрытый чужим телом. Сверху слышится удар, пахнет металлом, над ухом вскрикивают, а руки прижимают ближе к себе, пряча от угрозы. Юкине, наверно, все бы отдал, лишь бы Ято никогда его не отпускал. Но, похоже, не при таких обстоятельствах. Ято резко впускает воздух, скрипит зубами и кряхтит. Его тело дрожит. Приподнимая голову и моргая, чтобы избавиться от надоедливой пелены на глазах, Юкине видит перед собой мага. В руках тот держит посох. Нору. А наконечник окровавлен. Лицо мужчины кажется бесстрастным, но Юкине видел его достаточно много, чтобы точно различать эмоции. Взгляд Фуджисаки тяжёлый, холодный и раздражённый. Он глубоко дышит, словно стараясь успокоиться. — Ято? — шепчет Юкине, переворачиваясь на спину и утыкаясь носом в щеку бога. Ято почти рычит от боли. Чуть отодвинувшись, Юкине уже может разглядеть раненное, рассеченное почти до пояса плечо. Он закрыл Юкине собой. Посох мага раскрывает главный секрет бога шинки. Но ведь Юкине уже знает… Неужели существует еще угроза? Юкине как холодной водой окатывает. Горло сковывает. Мальчишка выбирается из ослабевших объятий, вскакивает на ноги и проводит грань. Глупо, поздно, слабо, но хоть что-то. У Юкине дрожат ноги, трясутся руки, а из груди вырываются истеричные хрипы. — Тебе не кажется это бессмысленным, Хагуса? — стеклянным, но подрагивающим от гнева голосом, интересуется маг. Все внутри трепещет. — Ты провел грань между собой и своим богом. Теперь вновь отрекаешься от своего хозяина? — У меня лишь один хозяин! — голос вздрагивает, но останавливаться Юкине не намерен. Он хмурится и глубоко вздыхает, стараясь успокоиться, — И это Ято. — Вранье. Фуджисаки смотрит на него снисходительно. Как на глупого завравшегося ребенка. Далеко не как на шинки, не как на священный сосуд. И Юкине прошибает. А что, если нора не способна быть священным сосудом? Что, если, став норой, он растерял свои силы? Что если теперь он способен только разрушать? Что если теперь он бесполезен для Ято? — Не слушай его, Юкине. Ято сзади тяжело поднимается, опираясь на плечо мальчика. — Он запугивает тебя. Хотя не понимаю, чего он ещё хочет добиться. Ято фыркает, а маг в ответ на колкость лишь поднимает подбородок и сверлит взглядом противников. — Тебе сейчас надо спасать свою задницу, папочка. Бежать отсюда, поджав хвост, и как можно скорее. А не то небеса разозлятся, увидев тебя снова. У мага дёргается бровь и ходят желваки. Его зубы, кажется, готовы раскрошиться от того, с какой силой он их сжимает. И удивительно ещё, как лес вокруг не воспламеняется, с учётом того, с каким огнём ярости в глазах он смотрит на и сквозь них. — Ябоку, — цедит Фуджисаки, — Ты хоть и бог. Но ты забываешься, говоря со своим творцом. Ято ехидно и почти радостно улыбается. — Слушай ты, говна кусок. Юкине давится воздухом. В голове все вопит о том, что нельзя было действовать так опрометчиво и провоцировать соперника, но больная весёлость Ято передаётся и ему. И мальчик прикрывает рот рукой, улыбаясь. — Я бог. А ты — заигравшийся, обиженный и озлобленный человечишка. Ты передо мной ничто. Я бог разрушений. Я бог страданий. А ты — пыль. Маг хмурится и даже ведётся на провокации. Удивительно, в каком расположении духа он находится, что такие топорные почти детские оскорбления задевают его за живое. — Ты поплатишься за надругательство над своим создателем. Образ растворяется в воздухе, и уже в следующее мгновение Юкине слышит свист слева от себя. И в этот раз успевает среагировать. Он толкает Ято в плечо и тут же сам отскакивает в сторону. Так что первый удар мага приходится по земле. Фуджисаки зло сверкает глазами и клацает зубами. Вложенные в удар силы отдаются вибрациями ему в плечо, и это явно играет на руку Юкине. — Секки, приди! — вопит Ято, а в памяти всплывает экран загрузки игры с приставки и табличка «last boss. last battle.» Ято не задумавшись жмёт на кнопку «start».