Подарок для Маню

Эммануэль откидывается на простыню и вытягивает руки, ноги, шею, стараясь занять как можно больше места. Простыня не такая шелковистая и мягкая на ощупь, как в номерах тех отелей, что им снимают официальные представители, но находиться в этом ему намного, намного приятнее. Он смотрит на едва шевелящиеся от ветра лиловые шторы на большом окне, на дневной солнечный зайчик, умудрившийся проскочить между ними и уютно устроившийся рядом с розеткой. Слишком высоко, чтобы она была пригодна для чего-нибудь. В душе мерно шумит вода, и Эммануэль расслабленно закрывает глаза. Это последний день, и ему всегда немного грустно, когда они расстаются, потому что никто не знает, когда будет следующая встреча. Через месяц? Два? Полгода? Больше? На саммите G20, или менее официальном приеме у Трампа? Джастин отправился в душ, едва они закончили. Эммануэль поразмышлял несколько мгновений, присоединиться ли к нему, но нашел, что просто так лежать, как прилипшая к этим хлопковым простыням непонятного цвета морская звезда, предпочтительнее. Он сказал Джастину, что тот так его вымотал, что он скорее мертв, чем жив, и Джастин ожидаемо воодушевился, пройдясь до ванной довольным, как павлин. Он не бегал по утрам уже два дня, и лишней энергии в нем хоть отбавляй. На самом деле Эммануэлю просто нравится лежать здесь грязным, потным, со следами на себе, и пахнуть ими двумя, их близостью. Он еще успеет помыться, но сейчас он наслаждается своей непотребностью, испорченностью, низменностью. Эммануэль слушает, как Джастин возится за стенкой, хлюпает гель для душа, и тот привычно мычит какой-то мотив, даже не осознавая этого. — Что это за песня? — спросил он однажды утром, пока чистил зубы. — Какая песня? — удивился Джастин, выглядывая из-за шторки с продольными синими полосками. Он помнит. Эммануэлю пришлось вытащить щетку. — Которую ты поешь, — прошамкал он, чувствуя, как из уголка рта стекает пена. — Я не пою. — Ну да. — Ну да! Джастин затянул его под душ, целуя, и они оба были на вкус, как зубная паста. Эммануэль оставил ее следы на его торсе и животе, пока спускался вниз, и она определенно не кончилась, когда он достиг цели. — Ох черт. — Лицо Джастина вытянулось от неожиданности. — Прохладно. — Плохо? — Нет, здорово… странно… здорово! — Он зажмурился, вплетая пальцы в волосы Эммануэля и притягивая ближе. — Тебе тоже надо так попробовать… О, Маню. Это… это… здорово. Эммануэль вспоминает об этом и улыбается. Джастин так и не признал, что что-то поет. Может быть, это колыбельная, которую он слышал в детстве? Или какая-нибудь его личная музыка из головы, которую он воспроизводит? По полу резво пробегает сквозняк от двери в ванную. Джастин вытирает отросшие волосы полотенцем и лениво бросает его на свободный стул. Его волосы теперь совсем черные, а локоны — завиваются крупными кольцами. Этим моментом стоит насладиться, пока он не прошел. Эммануэль бы обязательно насладился (притянул к себе, обнюхал бы его чистую голову, погладил, поцеловал в висок, оттягивая одну из прядей в сторону), но он слишком занят, лежа здесь. — Я планирую достать нам что-нибудь из еды, — напоминает Джастин, касаясь двери в шкаф. Не то чтобы они туда что-то вешали. Например, его джинсы кубарем лежат на дне. Эммануэль поджимает губы. Он не хочет, чтобы Джастин сразу одевался. Ему нравится просто смотреть на него обнаженного, даже не касаясь. На грудь, подтянутый живот, пятно совершенно безобразной татуировки на плече, которая по каким-то причинам его не портит. И особенно сзади, о, его рельеф достоин быть вдохновением для античных статуй. — Хочу картошку фри, — говорит Эммануэль. — И бургер. Два. — С двойной котлетой? — М-м-м. Дома он не может позволить себе так есть. По крайней мере не так часто, как ему бы хотелось. Как и многого другого. — Не могу понять, это новые? — Он приподнимается на локтях, смотря, как Джастин наклоняется, чтобы натянуть на себя боксеры с листом на заднице. — Опять с кленом? Те, кто считает, что у Джастина Трюдо смешные носки, не видели его трусов. — Тебе нравится? — Джастин кладет руки на бедра, разворачиваясь и позируя. Спереди тоже кленовый лист. Патриотично. — Нет, они ужасны, — стонет Эммануэль. — Ужасно ужасны. Лучше без них. — Я почти купился. — Но все еще не так плохи, как те с твоим лицом. — Если они продаются и их носят, то почему их не могу носить я? Эммануэль бросает в него подушку, но тот уворачивается. Второй снаряд Эммануэль решает сэкономить. — Не буду вставать никогда, — стонет он. — И что, мне в тебя класть еду прямо лежа? — Ну, только когда будет еда. Джастин натягивает футболку, и Эммануэль чувствует, что он подошел, потому что на него перестает падать свет из маленькой щели между двумя шторами. — Знаешь, ты великолепен, — говорит Джастин, касаясь его подбородка. Эммануэль разрывается между желаниями сказать «я знаю» и «это ты великолепен», поэтому молчит, приподнимая голову. Раньше, чем он открывает глаза, Джастин садится на край постели. Его ладонь, пахнущая неопределимым фруктовым гелем для душа, ложится на его лицо. Пальцы дотрагиваются до кончика носа, идут по скуле. Обводят колею морщинки, спускающейся от глаза по щеке. Рука гладит его по шее, пальцы зарываются в еще потные волосы на груди, играя с ними. — Я помоюсь позже, — обещает вслух Эммануэль. — Хочу… — М? — Хочу подольше оставить тебя на себе. — Мне кажется, уже все вытекло на простыню. — Пошляк. Не все. — Мы еще не расстаемся. — Джастин вновь поглаживает его щеку, и это должно успокоить, но не срабатывает. — А у меня ощущение, что уже расстаемся. — Еще целый день. — Всего день. Джастин качает головой, поджимая губы своего маленького рта. Он выглядит надувшимся большим ребенком. — Это всегда так, — бормочет Эммануэль, жмурясь. Иногда ему тоже бывает больно, обычно он переживает эти моменты наедине с собой, обычно они контролируемы. — Расстояние. Ты далеко. И все, на что я могу рассчитывать, это звонок и если ты мне покажешь член по Скайпу… — Он завершает на глупой ноте, надеясь обернуть все в шутку. Эммануэль замолкает, потому что Джастин наклоняется к нему, целуя. У него гладкие щеки, от него пахнет лосьоном после бритья. Это не тот поцелуй, что они привыкли разделять в постели, он даже не размыкает губы. Поэтому Эммануэлю приходится проявить инициативу, обнимая его за шею и целуя, как следует. — Все заканчивается, — шепчет Джастин, касаясь своим лбом его, когда Эммануэль наконец откидывается назад. — Жизнь так устроена. — Я знаю, как устроена жизнь, дай мне спокойно пострадать, — фыркает тот и шутливо толкает его. — Так в этом был смысл! Джастин, вероятно, хотел пощекотать его живот, но Эммануэль поджимает ноги, пытаясь отпихнуть его коленом, и рука уже ниже. Там, где он не отталкивает. — Мне кажется, ты лукавил, когда говорил, что остался без сил, — замечает Джастин, не сводя глаз с его лица. — Это было до того, как ты тут понаклонялся. — И что, мне оставлять тебя с этим наедине, пока я хожу за едой? В его голосе флирт, и это совсем не помогает успокоиться. — Я никуда с этим не убегу, — смеется Эммануэль. — Все оставлю тебе. Джастин качает головой и наконец переводит взгляд на его начавший возбуждаться член. Этот взгляд долгий, испытывающий. Закусывает губу он тоже явно не осознанно. — Вообще я кое-что хотел тебе подарить, — задумчиво говорит он. — Если это трусы с утками, сразу нет. — Эй, трусы с утками это высший класс. — Разве что соблазняешь какого-нибудь селезня. Джастин все же щипает его за пупок. — Это не трусы, — поясняет он. — Я хотел подарить тебе это перед… когда мы будем уже уезжать. Он поднимается с постели и делает неуверенный круг по комнате. Словно то ли забыл, куда положил свой подарок, то ли пытаясь понять, хорошая ли идея — дарить его сейчас. Эммануэль приподнимается, заталкивая под лопатки вторую оставшуюся подушку. — В общем, это что-то, чтобы ты помнил обо мне. И использовал. Джастин наконец решается и ныряет в свою дорожную сумку. Она уже не выглядит такой набитой, как вначале. В основном потому, что куча его сменного белья раскидана по стульям. — Дай мне угадать, что это, — забавляется Эммануэль. — Его можно наливать на блинчики? — Это не сироп. — Тогда я сдаюсь. — Я думал, тебя хватит на дольше. — Ладно, вторая попытка. Это надувной Трюдо? — Очень близко. — Э. Эммануэль с любопытством садится, заглядывая за его широкую спину. Джастин присел над сумкой и не вынимает из нее руку. Она явно на чем-то уже лежит. Что же это? — Это же не… не резиновый член? Эммануэль представляет это, и его невольно кидает в жар. Что Джастин может подарить ему такую штуку. Купить и подумать, что он будет с ней играть. — Очень горячо. — Ты меня путаешь. Член или Трюдо? Джастин смеется и выпрямляется. В его руках длинная коробка в непрозрачной упаковке. Это… что это, если не резиновый член? Он останавливается рядом с кроватью, переминаясь с ноги на ногу. — Не успел повязать бантик, — поясняет он, зачем-то оттягивая время. — Не томи. Я уже очень заинтригован. Эммануэль подбирает под себя ноги и тянет обе руки вперед с видом требовательного именинника. — Я увидел это на сайте. И подумал о тебе, — дразнит Джастин, оставаясь вне его досягаемости. — Вспомнил две твои любимые вещи, которые я делаю с тобой. — Вот черт, — против воли ругается Эммануэль. — Дай сюда немедленно. Его воображение не настолько живое, но тут оно работает изо всех сил, любезно поставляя в мозг картинки. Он хватает коробку и нетерпеливо трясет. В ней что-то относительно тяжелое. Длинное. Он стягивает черную пленку, видит кусочек чьей-то гладкой задницы на упаковке и наконец открывает. Она открывается, как спичечный коробок. — Это резиновый член, — комментирует Эммануэль, приподняв бровь, и смотрит на Джастина. — Нет. Не член. Посмотри получше. Эммануэль провожает его долгим взглядом, пока он садится рядом на постель, смотря на него с ожиданием. Только когда он сдвигает упаковку до конца, он видит, что перед ним. — Это… — Эммануэль издает нервный смешок. — Это… черт… это? — Это язык. — Это язык, — повторяет он. Он проводит пальцами по поверхности резинового не-члена. Покрытие очень приятное, почти бархатистое. Он достаточно большой. А кончик не такой мягкий, каким кажется на вид. — Это дилдо в форме языка, — подводит итог Эммануэль, закусывая губу. — Я даже не знал, что есть такие штуки. — Ты не поверишь, что там есть. — Вот как ты проводишь время в интернете. — В том числе. Тебе нравится? Эммануэль понятия не имеет, что ответить. Он никогда не пользовался такими вещами, он вообще довольно консервативен в этом плане, и максимум, которым он развлекался без Джастина, это собственные пальцы... И теперь он видит это. Длинный розовый дилдо-язык. Он существует и он в его руках. У него по позвоночнику бегут мурашки — Джастин целует его в шею. Эммануэль чувствует запах его шампуня и зубной пасты. — Пока не знаю, что сказать, — признается он, кладя коробку на постель. — Я представляю, как его найдет моя служба безопасности, и какие вопросы у них могут возникнуть. — У меня же не нашла, — смеется Джастин. — Эй, ну. Я думал, так будет легче… знаешь, переживать разлуку. Эммануэль поворачивается к нему, наклоняя голову. Голубые глаза Джастина смотрят на него так пристально, на радужке видно желтые пятнышки вокруг увеличившихся зрачков. — Это должно возбуждать меня или тебя? — Эммануэль приподнимает бровь, закусывая нижнюю губу. — Меня возбуждает представлять тебя, — честно говорит он. Не моргает. — И весь ты. И делать все с тобой. — И ты думаешь, он заменит тебя? — Я думаю, ты будешь вспоминать меня. — У тебя не настолько длинный язык. — А ты бы хотел? — Джастин наклоняется к его уху. Щекочет кончик носа о волосы и мимолетно закусывает мочку. — Мне хватает всего в тебе. У тебя лучший язык. И лучший член. Эммануэль сглатывает и кладет руку на его пах, сжимая. Реакция есть. Прошло меньше часа с прошлого раза, но у них так мало времени, чтобы пропускать хоть немного… — Еще я подумал… — продолжает Джастин, — что раз у нас есть свободная минута, мы могли бы использовать его на тебе. — Когда у нас есть два настоящих? — Эммануэль смеется, откидываясь назад. — Это что, ты предлагаешь секс втроем? Эта мысль забавна. Отсмеявшись, он вновь смотрит на Джастина, и лицо того все еще крайне сосредоточенно. — Мы могли бы посмотреть, найдете ли вы с ним общий… язык, — говорит он. — Слишком очевидная шутка. — Зануда. Эммануэль неуверенно смотрит на приоткрытую коробку рядом с собой. Джастин хочет, чтобы он мастурбировал перед ним этой штукой? Эта мысль нелепа и смешна… и ему не хочется признавать, но она возбуждает. — Я вижу, ты хочешь. — Джастин вновь наклоняется к нему. — Мне нужно помыться. — Нет. Эммануэль выдыхает, оказавшись прижатым к матрацу. Полностью одетый Джастин сверху держит руки на его запястьях, распластав под собой. Он присаживается, потираясь джинсами о его член. Такой большой, тяжелый. Под ним Эммануэль себя чувствует одновременно очень слабым, но и очень защищенным. Это странно, но это есть. — Ты меня раздавишь, великан, — осаживает он. — Маню, давай. Эммануэль отворачивается, закрывая глаза. — Маню, — тянет Джастин, целуя его в щеку. — Я подготовлю тебя. Я все сделаю сам. Я очень хочу увидеть его внутри тебя. Как он поместится. Пожалуйста. Сердце Эммануэля колотится. Он готов на что угодно ради того, чтобы сделать Джастина счастливым. Он столько раз шел и… и еще один шаг не составит труда. Тем более тут нет ничего странного… вероятно. — Думаю… поесть мы можем позже… — все, что он говорит. Джастин стонет от радости, утыкаясь ртом ему в плечо. Осыпает поцелуями его грудь, спускаясь ниже. Эммануэль выгибается — его сосок цепляют зубами, сжимая, а потом зализывают укус. Если бы он получал хотя бы половину этих ощущений во время мастурбации… — Мне нравится, как ты пахнешь, — шепчет Джастин, спускаясь губами все ниже. — Твое тело. Их тела. Кожа Эммануэля хранит письмена их мгновений близости, маленькие метки пальцами — царапка, едва заметный след от зубов у колена, нестертые потеки подсохшей спермы на внутренней стороне бедра. Джастин втягивает его член в рот. У него так сексуально западают щеки, а черные длинные ресницы дрожат. Это продолжается всего несколько секунд, и этого преступно мало. Эммануэль протестующе выгибает спину, но получает новые поцелуи лишь на стыке бедра и тела. Ну, хорошо. Ему нравится, куда это ведет, и он раздвигает ноги шире, сгибая правое колено, чтобы открыть ему больше доступа. Просто наслаждаться вездесущим языком Джастина. Невероятно. Эммануэль закрывает глаза и кусает губы. Это самая интимная ласка потаенного места, самая изощренная пытка его нервных окончаний, и он готов капитулировать уже сейчас. Его кровь закипает от ощущения мягкого кончика языка, проскальзывающего внутрь. Слишком приятно, чтобы растворить в нем остатки воли и все кости. И не слишком сильно, чтобы заставить его кончить от этого. Разве что они давно не виделись, и он очень возбужден… Такое бывало. Он вновь недовольно мычит, когда Джастин останавливается, отклоняется назад и возвращается к коробке. Чертовой коробке. — Может, ты просто трахнешь меня? — спрашивает Эммануэль улыбаясь, хоть и без особой надежды. Джастин может быть очень упертым. Если он что-то придумает, переубедить его сложно. — Позже, — деловито говорит тот. Эммануэль смотрит вверх, слушая. Шуршание полиэтилена. Щелчок открывающегося тюбика смазки. Склизкие звуки, с которыми ладонь двигается по резиновой поверхности, делая длинный розовый язык мокрым, настоящим. Он думает, если бы у Джастина действительно был такой язык, он бы вообще его из-под стола не выпускал. Пришлось бы вернуть в Золотой зал стол Олланда, под которым ничего не видно... — Ты готов? — спрашивает его Джастин, быстро целуя в колено. — Давай уже. Кончик дилдо-языка тонкий и плоский, особых ощущений не вызывает. Не то что настоящий. Не такой ловкий, не такой влажный, не такой… не такой… Эммануэль теряет мысль, когда он входит глубже. И сложнее лежать на месте. Он открывает рот, чтобы вдохнуть больше воздуха. О. Очень далеко. Его изогнутая форма стимулирует и его самое чувствительное место, и достает как-то невероятно глубоко, бесконечно. От этих ощущений не знаешь, куда деться. Они везде внутри, под кожей, в самом животе. — Слишком? — спрашивает Джастин, кладя вторую руку на его дрожащее бедро. — Маню? Эммануэль резко вскидывает голову. И, судя по растерянному виду Джастина, тот не может решиться, куда смотреть — вниз или ему в лицо. Его губы горят алым, а глаза почти черные от возбуждения. Какой же он красивый. — Продолжай. — Эммануэль кладет свою руку поверх его. — Только не так глубоко. Это… да, это слишком. Он теряется в догадках, как это выглядит со стороны Джастина. Так близко видеть, как трахаешь кого-то игрушкой. Как порно для тебя одного. Влажные следы на бедрах от капель смазки и слюны опаляет его жаркое дыхание. Джастин беспорядочно целует его ноги и издает очень довольный звук, когда Эммануэль упирается ступней ему в плечо. — Что ты чувствуешь? — горячо шепчет он. — Расскажи. — Это… — Эммануэль задерживает дыхание, закрывает глаза и мотает головой, пытаясь найти слова, — трудно описать. Внутри что-то происходит. — Но это хорошо? — Да, это хорошо. Эммануэль не сдерживает стона от нового ощущения. Джастин приподнялся на коленях и взял у него в рот. Самый конец, слизывая выступившую смазку. Чувства с двух сторон опьяняют, он мычит и хватается за простыню. Игрушка двигается в нем быстрее — Джастин чувствует, что он не так уж далеко от финала, и удерживает для него хороший темп. Прекрасный, прекрасный Джастин. Эммануэль так любит его в этот момент, так хочет целовать его в губы, обнимать, двигаться ему навстречу, чувствовать все его тело. Все, чего он будет так надолго лишен, когда им придется прощаться... — Маню, — вновь зовет его Джастин, вытаскивая из тумана. — Так сложно смотреть на тебя. Я думал, я смогу. Пожалуйста? Маню. Эммануэль стонет с облегчением. Наконец-то. Он бы хотел потянуть время подольше в отместку за все его выдумки, но он так близко, стоит у жерла вулкана. — Иди уже сюда. — Он тянет к нему руки. — Быстрее. Повторять не нужно. Джастину едва хватает терпения, чтобы вынуть дилдо-язык аккуратно. Он почти спотыкается, рывком расстегивая свои джинсы и спуская трусы с вызывающими кленовыми листьями. Эммануэль страстно обнимает его ногами, содрогаясь от удовольствия, когда он входит с одного толчка на всю длину. Это происходит слишком быстро, они так перевозбуждены, что не существует ни одного тормоза. Все растворяются с остатками сознания где-то вдали от постели. — Вот черт, — вновь ругается Эммануэль, обнимая его за шею. — Я не могу, не могу, не могу… — Я тоже, — выдыхает Джастин ему в плечо. На коже чувствуются зубы, всего на мгновение, потому что Джастин знает — никаких следов на видных местах. Не тех, которые нельзя смыть водой и мылом. И поэтому их губы находят друг друга. Язык Джастина входит в его рот, член Джастина входит в его нутро, и он тает в нем. Его забота и контроль сводят Эммануэля с ума, и он прижимает теснее, словно с ним можно слиться, превратиться в одно липкое горячее существо с двойным сердцебиением. Эммануэль морщится и кончает так сильно, как будто у здания его тела взорвали подвал. Все рушится под основание. Эта бомба — Джастин. Сносит все, во что он верил, все, что он знал. Он чувствует его пульсацию внутри, чувствует, как вновь заполняется им, как дрожат лопатки Джастина, как его личный запах пересиливает химию геля для душа. Все его тело прижимается, и даже одежда не мешает им ощущать друг друга. Как каждая частичка тянется в стремлении слиться. Эммануэль расслабляет ноги и раскидывает их в стороны. Он как желе, подогретое в микроволновке. Жидкое, клейкое, совсем обессиленное. Джастин еще некоторое время лежит на нем, не шевелясь, и он чувствует движение его груди. Чувствует, как ослабевают ощущения внутри. Разве можно это повторить хоть какой-нибудь игрушкой? Этот вихрь, этот всплеск, эту безумную мелодию. Один сыграешь только набор нот… — Я бы хотел остаться в тебе навсегда, — бормочет Джастин, поглаживая его по груди. — Можно? Эммануэль целует его в макушку. Иногда это приходит ему в голову. Задержать это ощущение. Даже не трение, доводящее его до слепящих оргазмов, но чувство заполненности, единства. Это восхитительно. Как будто не существует ничего за пределами тел, пределами комнаты. Нет политики, нет системы, нет других людей. Джастин подтягивается, чтобы лечь поудобнее, и Эммануэль с разочарованием чувствует, как его уже мягкий член выпадает. По бедру на постель стекает тонкий ручеек. Эммануэль такой падший, такой грязный, помеченный всеми возможными способами. На его теле нет ни одной точки, которой не коснулись бы губы, руки или пенис Джастина. Это должно возвращать на землю, но почему-то от этих мыслей паришь. Его голова кружится, мешая оценить, сколько они так провели времени. Пять минут? Десять? Отсчет идет во вдохах Джастина, а их так мало, всегда так мало. — Ну как тебе? — наконец спрашивает Джастин, ложась на бок рядом. У него все еще спущены джинсы, а трусы с кленовым листом удерживают только половину хозяйства. Он смотрит на блестящий от смазки дилдо-язык, сиротливо лежащий на краю постели. — С настоящим не сравнить, — признается Эммануэль, откидывая голову назад. — Языком или членом? — Джастином. — Ах. Джастин целует его подбородок и трется носом, хотя Эммануэль не брился пару дней, и тот уже ощутимо колется. — Ты оставишь его себе? Эммануэль вновь скашивает взгляд на подарок и мычит. — Кстати, туда можно вставить батарейки, — соблазняет Джастин. — Это еще зачем? — Он может вибрировать. — Господи. — Эммануэль моргает, представляя. Может, он еще и цветомузыку делает? — Тебя есть чем удивить! — забавляется Джастин. — Зайду за ними в супермаркет. Эммануэль неловко ерзает и вздыхает: — Ладно. Думаю, мы с ним поладим. Джастин улыбается, как ребенок, нашедший на Рождество под елкой именно то, что хотел. — Надеюсь, когда я буду тебе звонить, ты будешь держать его под рукой. Или не рукой. — Если ты продолжишь эти разговоры, мы никогда не доберемся до еды… — напоминает Эммануэль. — Мне все же нужно помыться. И попросить сменить белье. — Мы не закончили с этим разговором. Похлопав его по бедру, Джастин наконец слезает с постели и заправляется. Он придирчиво оглядывает себя в зеркале на дверце шкафа. — По мне заметно, что я только что занимался сексом с отпадным мужчиной? — игриво спрашивает он, оборачиваясь. Уже в темных очках. — Вполне очевидно. — Тогда отлично. — Он стряхивает волосы со лба на бок и тянется за бумажником, лежащим на низком столике. — Два бургера? — Три. Проходя мимо, он еще раз наклоняется к постели, теперь с другого края, и целует Эммануэля, обнимая за щеки. Его нижняя губа трется о кончик длинного носа. — Мэри-Джейн? — спрашивает он с улыбкой. — Что? — Эй, — возмущается Джастин. — Это классика. Не говори, что не знаешь человека-паука! — Конечно знаю, — отмахивается Эммануэль. — Человека-паука, человека-жука, человека-мокрицу… — Ты — это ужас. — Ты меня любишь. — Да. Джастин ерошит его волосы и еще раз наклоняется, чтобы поцеловать в нос. Эммануэль запрокидывает голову, наблюдая в перевернутой картинке мира за тем, как он выходит из их номера. Его опустошенный живот, его опустошенное все, сводит от голода, он думает о картошке фри и бургерах. И о том, что не сказал Джастину взять сырный соус. Совсем немного думает о дилдо. Действительно вибрирует? Целиком или только конец?.. Он совсем не думает о предстоящей разлуке. Ведь после разлуки обязательно будет встреча. Тем более дожить до нее будет, похоже, несколько проще...