Лили была здесь

      Звон связки ключей в мертвой тишине. Открывается решетка.       Шериф заходит в тесное помещение. Пахнет затхлостью. Нет смысла сейчас заботиться о благоухании и чистоте камеры. Последний посетитель покинул полицейский участок месяц назад, но долг обязывает следить за порядком. Мужчина впускает осенний ветерок из окна.       Проклятие старухи разрушено, туристы и вожатые беспрепятственно въезжают в город. Единственной угрозой для них может являться встреча с оленем.       Трэвис даже не уверен, что хуже — быть съеденным заживо оборотнем или сидеть месяцами в клетке, как эти же опасные монстры. Для обеспечения ее безопасности было сделано всё.       На дороге Трэвису попадались разносортные люди: кто-то внимал советам поехать в мотель, были и те, кто упорно ехал по своему маршруту. Не считали, что в лесу таится опасность. Сам шериф своей загадочностью внушал страх.       Такому только наивный дурачок поверил бы. А в действительности — разумный человек.       На стене возле койки обратной стороной ложки нацарапаны зачеркнутые по семь линий в ряд — отметки количества дней, сколько она провела взаперти. Не совершив никаких преступлений.       Семьдесят пять дней.       Семьдесят пять дней вдали от родных и друзей. Под надзором он разрешал ей писать сообщения, докапываясь до каждого слова — не отправляла ли она секретные послания с просьбой о помощи.       Нельзя было допустить больше ничей приезд.       «Лили дышит тяжело, хватая ртом воздух. Голова откинута на промятую подушку. Неудобно вдвоем на койке, но Трэвис в первую очередь заботится о том, чтобы его заключенной было комфортно.       — Ты не торопишься домой не из-за меня.       Не подтверждает, не опровергает, увлекаясь покусыванием ее шеи. Девушка под ним выгибается от особенно сильного толчка, импульсом пронзающего всё ее тело.       — Трэвис…»       Мужчина оборачивается, одергивая руку от стены. Иногда ему наяву слышится голос и он следует на зов фантома — своей сладкой галлюцинации. Уши закладывает от ее измученных стонов на грани невыносимого наслаждения.       — Блять.       Ненавидит скучать по кому-либо. Это чувство у него под запретом, иначе привычному образу жизни придет конец. Семья для него должна быть превыше всего — так учила мать, с детства вбивая ему заповедь.       Груз, который он будет тащить до самой смерти. Либо отпустить веревку и —       свобода.       Ведь всё уже позади.       «Она резко хватает его за волосы на затылке и находит губы, целуя в порыве полного беспамятства. Ноги на талии смыкаются плотнее, не давая прервать нарастающий темп ни на секунду.       — Боже, Трэвис…       Оказывается, он на что-то еще годен. Ложь распознавать несложно. У мастера-сказочника язык обманывает, но тело предает. Так эмоции не сыграть с дрожащим от слез голосом.       Опираясь на руку и удерживая вес спущенной на пол ногой, Трэвис толкается резче, вдавливая девушку в матрас. Движения бедер становятся размашистыми и нетерпеливыми. Ее обнаженная грудь соприкасается с тканью его служебной рубашки. Металлический жетон случайно царапает сосок, чем вызывает громкий стон Лили.       Пальцы сжимают бедро, отрывая ее от матраса. Она заводит руки над головой, хватаясь за каркас койки. Молочная кожа блестит в светодиодном освещении…»       Юбилей девушка справила не в ночном клубе с шумной компанией друзей, не с родителями дома. Трэвис постарался на славу, украшая свой кабинет: развесил надувные шарики, поздравительные гирлянды, записал сборник песен на кассету для магнитофона. Такой доисторический антиквариат Лили находила у отца в гараже на пыльных полках.       Откуда-то даже достал ее любимый вишневый торт «Black forest» с шоколадным бисквитом и кремом из взбитых сливок.       За бутылкой шампанского они обсуждали только ее жизнь. О своем прошлом Трэвис умалчивал. Понимая, что это была для него болезненная тема, девушка своими забавными историями добивалась от него улыбки — это было лучше, чем видеть в его глазах обреченность.       Сердце таяло, когда он отвлекался от тягостных мыслей. В такие моменты Хэкетт становился другим. Более живым, дышащим надеждой.       А затем градус общения под вином повышался. Чтобы завестись, мужчина слушал о ее фантазиях в сексе. Некоторые из них они с успехом реализовали.       Трэвис заходит в пустующий кабинет. Вскрывает бутылку пива. Отпивает и морщится. В одиночку это не приносит никакой радости. Некого послушать, не с кем в расслабленно-доверительной обстановке признаться, что ему так паршиво на душе.       Некому обнять, поцеловать, сказать, что он просто нужен.       Скрипит дверь. Кому-то в столь позднее время понадобилось прийти с заявлением или претензией на соседей. Трэвис закатывает глаза, прячет бутылку, он как-никак на службе, и оглядывается на посетителя.       Эту плутливую улыбочку мужчина не видел целый месяц.       — Здравствуйте, офицер Хэкетт.