Сцена дождя

И стояла она тихо, сложив руки в каком-то странном виноватом жесте. Дождевые капельки скользили по волосам, аккуратному носику, щекам. Сумка висела на плече — зонт лежал в сумке. А вот сил достать и раскрыть его не было. Из-за влажности волосы сильно растрепались и теперь выбивались из-под ленточки, завязанной на бантик на макушке, и имеющей ныне жалкий вид. У Сакуры в целом был жалкий вид. Девушка носом сапога чертила фигуры на влажной земле, периодически утирала слезы рукавом свитера. К слову, первое было делать не так уж просто из-за сильной боли в щиколотке после недавней тренировки, а второе нельзя было делать слишком часто, чтобы не превратить лицо в помидор. Бинты на руках и ногах сильно стесняли движения. Харуно в очередной раз подняла голову на окно кабинета Хокаге. Света там давно уж нет, а самой Госпожи Пятой и вовсе след простыл. Естественно. Она, Сакура, уже наверняка достала её тренировками и глупыми вопросами, ведь Цунаде-сама и так хватает хлопот. Дождь усиливался. В целом, девушка была совершенно не против утопиться в ближайшей луже, до которой и шага делать не пришлось бы. Но какая-то чудовищная сила, сдавившая сердце и легкие, держала Сакуру на месте. Харуно не пять лет — нет смысла ждать чуда. Никто не обязан любить нас в ответ, если мы случайно полюбили. Сакура поняла это раньше, чем собиралась понять (а собиралась ли?). «Взаимность в любовном вопросе — скорее исключение из правил, нежели само правило». Девушка повторяла себе эти слова каждое утро: пока умывалась, завтракала, одевалась, проводила расческой по коротким розовым прядям. И если вызубрить фразу у неё получилось, то принять — ни разу. Сакура писала своему сенсею письма. Длинные нежные и невозможно сладкие сочинения, источающие аромат духов, или краткие записки, наполненные отчаянием, горем, украшенные парой солёных капель. Попало ли хоть одно письмо к той, кому предназначалось? Нет. И дело было даже не в том, собственно, что Харуно решила вновь сплясать у кровати своих умирающих чувств, которые, будь её воля, давно отключили бы от всяких там аппаратов поддержания жизни. Просто волновать Цунаде-сама такой чушью девушка не хотела, а ещё безумно боялась того, что госпожа Хокаге изменит к ней свое отношение: начнёт смотреть с жалостью, искать подходящую партию, попытается снисходительно-доверительно побеседовать… Иными словами, в дрожь бросает при одной только мысли! С другой стороны, умирать от чувств к человеку — не выход. Нельзя вечность возбуждённо дрожать ночью, зажимая рот рукой. Нельзя всю жизнь страдать от душевной боли при взгляде на наставницу, которая относится к тебе с позиции родителя. Сакура пишет письма. Сколько их уже в ящичке туалетного столика? Сакура не имеет понятия, а считать и не попробует. Улыбка. Её губы тронула улыбка! И было в этих губах, сложенных с явным трудом, словно под зубной анестезией, столько боли и разочарования. Харуно понимала, что даже появись в её жизни крохотная искорка надежды, юркая птичка шанс, девушка ни за что на свете не решится на признание. Не было смысла. Ведь, если подумать, судьба Цунаде-сама уже сложилась. Она взрослая, сильная, опытная и эффектная женщина. В конце концов, она стала Хокаге не за красивые глаза, хоть глаза у неё действительно невероятные… такие большие, с радужкой цвета фундука и медовыми переливами. Тем уж более, что Госпоже пятой нужен кто-то, с кем она сможет быть как за каменной стеной. И слабенькая девочка-медик в этом списке первая с конца. Похолодало. Ветер, словно кожаной плетью, хлестал девчонку по щекам, ногам, шее и плечам, а дождь, подобно целебному бальзаму, силился облегчить страдания от ноющей боли. Сакура прикрыла глаза. И казалось ей, что сенсей касается её, Харуно, лица, тыльной стороной ладони гладит по щеке. «Моя красавица, моя милая», — слышно в девичьей голове так призрачно и почти невесомо. В груди внезапно разгорелось неистовых размеров пламя, а сердце, подобно фигурке из мягкого воска, под этим жаром пустило первую слезу. Сакура не хочет открывать глаза! Она готова цепляться за последние крошки воспоминаний и хранить их вечность глубоко-глубоко. До самой своей смерти. — Сакура-чан? Ты же промокла до нитки! — раздался чей-то обеспокоенный голос рядом. Ну вот. Кончены страдания маленькой Харуно. Нет дождя — над макушкой возник зонтик. Нет холода — на плечи опустилась чужая кофта. А вот чужая ли? Сакура не видит и, что самое глупое, не хочет видеть. Девушка зажмурилась изо всех сил. Не было ей дела до чьей-то любезной заботы! Хотелось вернуть былое состояние — погоревать ещё хоть минуточку, а можно и целых две! Только вот заботливая ладонь оказалась на плече, разрушив всякие надежды на печаль… Пришлось открыть глаза. — Ты в порядке? Почему пришла сюда так поздно? Госпожи Хокаге давно нет на работе… Сакура-чан, что с тобой? Харуно даже не узнаёт голоса своего спасителя. Несмотря на то, что спаситель из бедолаги весьма сомнительный. Он не помог наладить жизнь, а лишь испортил смерть. — Замëрзла поди. Я слышал, ты только с больничной койки. Сомневаюсь, что тебе хочется обратно. Больница — противное место… Э, я не в том смысле… Сакура-чан, ты же медик, и я не хотел… Прости, случайно как-то вырвалось… Я не подумал… Просто… Ещё заболеть не хватало… Сакура-чан? Что-то случилось? Зачем ты пришла к Цунаде-сама?..