Мне ни до кого нет дела...

      Какая-то бабка и Максим одновременно нацелились на пустующее в конце салона место. Он успевает чуть раньше и тут же сажает туда хромавшего всю дорогу Сережу. Ему плевать на то, что будут думать о нём другие, когда он посадит шатена, вместо какой-то бабушки, Серёжа не виноват в том, что у него протез, но он никогда сам не сядет на место, Макс всегда усаживает насильно. Бабка рядом стоит с настолько говорящим видом, что не понять его смысл было бы просто невозможно, поэтому шатен уже чуть приподнимается, а она сразу строит победную гримасу, но кучерявый жмёт на чужие плечи и усаживает обратно. — Сиди, — грозно бурчит парень и смотрит на эту змеюку, по его личному описанию, как на главного врага человечества. Ему такие не нравятся, это не те бабушки одуванчики, которые посмотрят на тебя, сразу улыбнуться тянет и съесть несколько пирожков, это мигера, которая выжать из тебя все соки готова, лишь бы добиться своего. — Заяц, мне не трудно, я и постоять… — Вот, дружок у тебя, не то что ты, из-за таких вот всякие беспорядки в стране и начинаются, — поддакивает она, заметив «слабое звено». Шевелев начинает копошиться, но холодный взгляд карих глаз буквально прикалывает его к месту, заставляя опустить голову, чтобы взглядом не встречается ни с Загайским, ни со старухой этой. Нога и правда немного болит, но признавать этого не хочется. — Так вы ещё и из этих, — язвительно добавляет старуха, не прекращая попыток вывести, судя по всему, Максима из себя. Ей это скоро удастся, он уже хочет ей двинуть, несмотря на возраст. — Тогда понятно, куда уж таким еще и манеры при себе какие-то иметь. — А мне похуй, — не выдерживает брюнет, скрещивая руки на груди и из-за этого чуть не падая на Шевелева, вовремя успевшего выставить вперёд руки и поддержать того со спины. — У вас ноги есть, на них и стойте, дома посидеть успеете. — Макс… — совсем тихо пытается успокоить его шатен, резкое движение открывает полоску кожи между майкой и джинсами и Сережа едва заметно гладит его по спине. — А у него нет! — в отчаянии выкрикивает парень, обращая на себя всё внимание пассажиров. Шатен на сиденье съежился, совсем не смотрит вперёд, а руки он убрал в карманы. Он ненавидит это, когда всё вокруг смотрят, когда как по команде уставились на поблескивающий под штанами металл, ему отчего-то страшно. Бабка замолкает, Загайский тоже.             Проблемы со сдерживанием агрессии бесят его так же сильно, как Шевелева любое упоминание о том, что он не простой. Он иногда просто не может ничего сделать и бессилие убивает. — С-сука, — шипит кучерявый, понимая, что сделать ничего не получается, злоба всё ещё кипит внутри, а вылить её никуда не выходит. Сережа, который спасает обычно, сейчас тоже ничего не сделает, он слишком загнался, а из-за кого, Макс, не подскажешь? Они проезжают этот мелкий отрезок между двумя остановками и, когда двери начинают открываться, сидящий до того парень тут же подрывается с места, на автомате уже хватая чужую подрагивающую кисть. — Садитесь. — холодно, практически безэмоционально бросает Шевелев, прежде чем выскочить на свежий воздух.       Бабка весь оставшийся маршрут стоит и даже посмотреть не хочет в сторону освобождающихся тут и там мест. Тем, кто предлагает сесть, говорит, что скоро выходит и садится не собирается. Молчит.       — Пожалуйста, прости, — в карих глазах столько сожаления, дерущего изнутри, столько боли, что самому щемит. Руки у брюнета всё еще дрожат, но ставшие янтарными на солнце глаза человека напротив улыбаются. Он всё ещё держит чужую руку и теперь успокаивающе гладит большим пальцем. — Да забей ты, всё в порядке, — на остановке никого, и он позволяет себе невесомо коснуться чужих губ. Вряд ли водители проезжающих мимо машин хоть на секунду заинтересуются стоящими на остановке парнями. — Подождём следующий. — Может я такси вызову? — Максу всё ещё стыдно, и он не может это никуда засунуть. — А давай пешком, — переплетая кисти, улыбается темноволосый парень, — я так не хочу домой. Брюнет утыкается лбом в чужое плечо, — прости… Парень целует его в открывшийся участок шеи и обнимает, — я ж терминатор, ты что! Он смеётся и, отходя на небольшое расстояние, начинает прыгать на больной ноге. Если честно немного неприятно, но он не хочет показывать это Максу, поэтому улыбается только шире. — Всё, верю, верю, верю, — подходит к нему кареглазый, не переставая повторять одно слово и придерживая за плечи, знает, что больно, просто виду не показывает, — идём. — Спасибо, — с нежностью в глазах произносит Серёжа, делая всё, чтобы успокоить парня напротив, тот всё ещё стоит рядом, сжимая плечи, и будто цепляется за шатена как за якорь. — Правда, спасибо Заяц, я тебя люблю. — Люблю…- тихо повторяет брюнет, целуя чужие губы, а после утыкается куда-то в ключицы, пытаясь впитать в себя запах одеколона и облепихового шампуня.

***

      — Мам, смотри, там мальчики за руки идут, — девчушка прижалась к окну и непонимающе посмотрела на двух парней. — Здорово, — не отвлекаясь от дороги произносит женщина, — значит они друг другу понравились, как мы с папой. — А так можно? — серые глаза расширились от удивления и посмотрели на маму, — нам в школе говорят, что так дружат только девочки и мальчики. — Конечно можно, просто все взрослые почему-то думают, что от нас всегда всё зависит, и бывает, что тебе может понравиться любой человек не обязательно противоположного пола. — А-а-а, круто, — горящие глазки продолжают смотреть на то, как одни из парней с улыбкой резко срывается с места, а второй, догоняя его, налетает со спины и обнимает.