В свои четырнадцать Лань Сычжуй искренне считал, что ему повезло в жизни и жаловаться точно не на что: ведь его приёмным отцом был сам Ханьгуан-цзюнь, Второй Нефрит клана Лань, а дядей — брат Ханьгуан-цзюня, глава клана Лань Сичэнь. Да и сам клан Лань, несмотря на всю его строгость и три тысячи домашних правил, был, по мнению Сычжуя, лучшим кланом на свете. Ему очень повезло расти в нём.
Своего приёмного отца Сычжуй очень любил и был привязан к нему. Он каждый раз искренне радовался, когда у Лань Ванцзи находилось свободное время и они могли провести его вместе. В такие моменты можно было даже не разговаривать, а просто быть рядом, наблюдая, как отец играет на гуцине или упражняется в каллиграфии.
Дядю он уважал и почитал не только как главу клана, но и как человека. Хотя разговаривать наедине им доводилось редко, но доброе слово и тёплая улыбка для Сычжуя у Лань Сичэня находились всегда, за что юноша был ему очень благодарен.
Единственное, что немного омрачало жизнь Лань Сычжуя — это то, что он ничего не помнил из раннего детства. Первые воспоминания у Сычжуя были лет с пяти, а вот то, что было до этого возраста, находилось словно в тумане.
Лань Ванцзи, узнав об этом, объяснил, что в раннем детстве Сычжуй серьёзно заболел и несколько дней пролежал, мучаясь от лихорадки. Видимо, тогда его воспоминания и исчезли.
Лань Сычжуй поверил отцу и не собирался больше возвращаться к этой теме, но в последнее время ему стали сниться странные сны. В них он видел какие-то смутные образы и слышал голоса людей, с которыми точно не был знаком, но они почему-то обращались к нему, произнося его детское имя: А-Юань. А ведь так в личных разговорах называл Сычжуя только отец и изредка дядя. И это сбивало с толку.
— Ты хорошо спишь, Сычжуй? — спросил Лань Ванцзи, когда Сычжуй навестил его вечером после возвращения с ночной охоты. — Выглядишь уставшим и бледным.
— Я… — Сычжуй на секунду запнулся и покачал головой: — Нет. Я плохо сплю в последнее время. Мне снятся странные сны.
— Какие сны? — спросил Ханьгуан-цзюнь. Хотя внешне он выглядел беспристрастным, Сычжуй почувствовал, что он слегка обеспокоен.
— Это сложно объяснить. Я вижу лишь неясные, расплывчатые силуэты. Иногда слышу звуки, но чаще голоса. Я не знаю этих людей, — начал объяснять Сычжуй. — Их голоса мне не знакомы, но они почему-то называют меня А-Юань. Например, сегодня я слышал голос пожилой женщины и молодой девушки. Пожилая госпожа говорила, чтобы я не бегал и что мне скоро нужно ложиться спать. Её голос пытался быть строгим, но в нём было столько любви ко мне… А молодая дева говорила что-то про обед и, кажется, распекала кого-то за то, что моя одежда испачкалась и нужно снова стирать. Потом было что-то ещё, но я не запомнил.
Заметив, что Лань Ванцзи как-то странно на него смотрит, Сычжуй робко спросил:
— У вас есть предположения: почему мне снятся эти сны?
— Мгм, — Ванцзи кивнул. — Есть. Это не просто сны. Это к тебе возвращаются твои детские воспоминания.
Сильнейшее волнение охватило Сычжуя. Едва сдерживая порыв вскочить и пройти взад-вперёд по комнате, он спросил:
— Почему вы так решили? Вы что-то знаете о моём детстве? Отец, пожалуйста, скажи!
Молчание Ханьгуан-цзюня было долгим. Он явно обдумывал ответ, и Лань Сычжуй ждал, затаив дыхание. Неожиданно Лань Ванцзи встал и, пересев поближе к Сычжую, взял за руку. Это было неожиданно: Ханьгуан-цзюнь часто касался и брал на руки его лишь в детстве. С возрастом прикосновения стали редкостью.
— Мне и правда известно кое-что о твоём детстве, А-Юань, — негромко произнес Лань Чжань, — но, ты уж прости меня за это, я пока не могу тебе всего рассказать. Это слишком сложная тема, а ты ещё так юн.
Сычжуй уныло кивнул. Он старался не подавать вида и с достоинством принять ответ Ханьгуан-цзюня, но эти слова расстроили его.
Почувствовав его состояние, Лань Чжань сжал руки А-Юаня в своих и сказал:
— Мы обязательно ещё вернёмся к этой теме, но позже, когда ты станешь старше.
Сычжуй снова кивнул. Эти слова дали надежду.
* * *
С того памятного дня прошло несколько лет. Лань Сычжуй окончательно вырос. Сны-воспоминания по-прежнему снились. Они были всё также размыты и нечётки, словно что-то продолжало сдерживать его память, не позволяя воспоминаниям пробудиться полностью.
Обещанный Лань Ванцзи разговор о детстве Сычжуя так пока и не состоялся. Лань Юань был терпелив и не торопил события, хотя любопытство и терзало его.
Сегодня Сычжуй с другими адептами клана Лань оказался в деревне Мо, чтобы упокоить атаковавших мирных жителей мертвецов. Рядовая ночная охота. Сколько их уже было?..
Ожидая появления мертвецов, Лань Сычжуй услышал, как в ночи заиграла флейта. Сердце забилось быстрее. Он уже явно слышал эту мелодию, о чём незаметно для себя сказал вслух.
— Да как эта какофония может быть знакомой? — фыркнул в ответ Лань Цзынъи. — Звучит ужасно. Мелодии и не разобрать толком.
Сычжуй промолчал. Спорить ему не хотелось. Впрочем, позже стало и некогда, потому что события, развернувшиеся в деревне Мо, приковали к себе всё внимание. Адепты клана Лань ещё ни разу в жизни не видели, чтобы три лютых мертвеца сначала защитили их, а потом вступили в бой с рукой мертвеца.
Тварь была настолько сильной, что без помощи взрослых опытных заклинателей эта охота могла стать последней в их жизни. Пришлось применить сигнальные амулеты. На помощь пришёл Ханьгуан-цзюнь. И Лань Сычжуй вместе с остальными адептами получил возможность полюбоваться приёмным отцом в действии и снова восхититься им.
* * *
Теперь поговорить с Лань Ванцзи стало непросто. Около него постоянно находился дурачок из деревни Мо, господин Мо Сюаньюй. Точнее это Лань Цзынъи и Цзинь Лин считали молодого господина Мо дурачком, а вот Сычжуй в этом сомневался. Он видел несколько раз, как тот реагировал, как адекватный и умный человек. Но если он лишь притворялся дурачком, то зачем? Ответа пока не было на этот вопрос.
Знакомство с разумным лютым мертвецом Вэнь Нином на удивление пошло на пользу. После его попытки поговорить, неудавшейся лишь из-за вмешательства Цзинь Лина, и подаренной деревянной игрушки в виде бабочки, воспоминания Сычжуя стали наконец проясняться.
Он словно наяву увидел какую-то комнату, приёмного отца, молодого господина, чьё лицо показалось знакомым, и деревянную игрушку-бабочку подброшенную вверх.
Позже, уже в Пристани Лотоса, сидя рядом с Вэнь Нином и слушая его рассказы о маленьком мальчике А-Юане, у Сычжуя наконец смогла сложиться картинка воспоминаний. Он был точно уверен: Вэнь Юань — это его имя. Ханьгуан-цзюнь забрал его в клан Лань, объявив своим приёмным сыном, чтобы никто не узнал, что последний из клана Вэнь жив.
Теперь вопросы были лишь к возродившемуся Старейшине Илина. Ведь он был последним, кто был с ним, когда началась осада горы Луаньцзан.
Сычжуй не зря был терпеливым юным господином: возможность поговорить с Вэй Усянем выпала.
Крепко обняв Сычжуя, Вэй Усянь ответил на его вопрос об утраченных детских воспоминаниях, сказав:
— Прости, А-Юань, у меня не было иного выхода. Я очень хотел, чтобы ты выжил. Остальные были мертвы, но ты-то просто ребёнок. Впрочем, именно это всё и усложняло. Ты был мал и не мог понимать, что о некоторых вещах лучше молчать, чтобы не вызвать подозрений. И я кое-что придумал: я смог создать талисман, который на время запечатывал воспоминания. Я не знал, как долго он будет работать, и лишь надеялся, что тебе хватит времени, чтобы повзрослеть.
— Воспоминания пробудились в четырнадцать, — тихо сказал Сычжуй. — Сначала я думал, что это просто странные сны, но Ханьгуан-цзюнь объяснил их природу.
— Я рад, что Лань Чжань позаботился о тебе и что действия заклинания хватило так надолго, — улыбнулся Вэй Ин.
— Спасибо вам, учитель Вэй, — поблагодарил Сычжуй, заглянув в глаза Вэй Усяню.
— Это тебе спасибо, А-Юань, — ответил Вэй Ин, и его улыбка стала немного грустной. — Спасибо, что остался жив.
Вместо ответа Сычжуй уткнулся лбом в его плечо. Он был рад, что мог крепко обнимать человека из своего прошлого.
