рассвет всегда ощущается смертельно

феликс отдаёт свои деньги тётеньке-продавщице и крадёт пирожок в виде рыбки. лезет на дерево и удобно устраивается на одной из самых нижних веток. феликс худенький, феликс наверняка весит меньше, чем половина этой ветки – она его, несомненно, выдержит. дерево неизвестного вида не пугает своей мощностью, но завораживает своей пустотой – так и хотелось построить тут домик и перенести в него всю коллекцию журналов на немецком языке и комиксов, купленных когда-то давно в киоске по пути к неглубокому озеру. пустота чувствовалась не только на дереве, потерявшем где-то свою крону; по всей видимости, оно сбросило её специально к приходу феликса. казалось бы, такой пёстрый феликс, и какая бесконечная в нём пустота. хенджин называл это вселенной. а феликс не понимал. в его голове, вселенная – это звезды и планеты; космосом должны интересоваться космонавты, а не он. и всё-таки, было что-то успокаивающее в разглядывании луны и сравнивании её с хваном. второй, без сомнений, выигрывал по всем фронтам. особенно приятно было смотреть на то, как хенджин в это время также любуется, но не луной – звёздами. будто сам он мог заменить луну и светиться даже без помощи солнца. спускаться не хотелось. хенджин ждёт, наверное, очень-очень долго, но уйдёт лишь к утру, если не дождётся. ему в этой жизни всё равно больше делать нечего. ждать, ждать, ждать... как хатико, только без слез и излишнего драматизма. феликс хотел бы запечатлеть то, как хенджин умиротворенно и смертно любуется звездами (и совсем не замечает любующегося им феликса), развалившись на облезлой лавке и ковыряя такими же облезлыми кедами песок. ещё два дня, и он бы докопал до центра земли... или выкопал бы себе могилу. немного погрустив о том, что под рукой нет камеры, покусав себя за рукав и поцарапав кору дерева, феликс был готов прыгать. высота до земли была около полтора метра, а феликс метр семьдесят. спрыгивал он так, будто эта высота – порог при входе в поликлиннику, а муравей, заползший с дерева на мягкие треники, точно почувствовал себя космонавтом. казалось, на землю спустился только он – голова человека всё была заполнена мыслями о луне и глупой камерой. бумажный пакет с теплой выпечкой шуршал, но недостаточно для того, чтобы спугнуть с лица хвана неподдельное ничего. кажется, он чувствует слишком много, чтобы выводить все эмоции наружу. у феликса же наоборот – он улыбается во все тридцать два, когда хенджин наконец поворачивается; в пустоте прорастают маки и ромашки, но пустота – это пустота. и ни в коем случае не вселенная с тысячами звёзд и планет. однако одно лишь хваново "ты быстро" зажигает в пустоте огоньки, словно маленькие звёздочки. а "быстро" потому, что феликс мог вообще не прийти. они не договаривались. они вообще никогда ни о чем не договариваются и ничего не планируют, за них это делает что-то внутри. или это судьба, в которую ни тот, ни другой не верит. они просто мыслят одинаково и думают складно. сердца примагничивают к себе сладкие взгляды и скрепляются браслетами из одуванчиков.       – я купил. это для тебя, – феликс протягивает шуршащий пакет. хенджин рассматривает его со всех сторон, когда перехватывает. чувствует запах собственного голода.       – только одна? а тебе? – феликс слышит, как там, где у него самого пустота, у хенджина всё скручивает, но он не пробует ни кусочка. – так не пойдёт, феликс. рыбка с красной фасолью по-животному поделена пополам – внутри ещё тепло. хенджин готов наброситься на пирожок как король зверей на свою добычу, но ест так, будто сбежал из королевского замка. феликс же наедался больше любуясь им, а не медленно глотая сухое тесто. было, конечно, вкусно, но сырое мясо жуется прикольнее. за хенджином луна, над ним – звезды, а он продолжает глупо смотреть в одну точку – феликсовы глаза, и зачарованно дожёвывать булку. где-то глубоко в лесу светлячки освещают сказочным дорогу, пока совсем не сказочные сопят под вой дремящего рассвета. хенджин берет откуда-то взявшуюся лопату и роется под кленом, будто в поисках похороненного детьми шмеля, а находит сокровищницу. в шкатулке, кроме звёздной пыли и пыльцы с крылышек всех магических крылатых, лежала жемчужина и парочка янтарных слезинок – от них исходило тепло и запах бабушкиной комнаты. земля пропахла сладостью. измазавшись в сладких воспоминаниях, хенджин скрипит чудесато, заводя коробочку с волшебством. до ушей доносится "к элизе" бетховена и стрекотание объединившихся в хоре кузнечиков и сверчков. когда мелодия затихнет, её заменит проснувшаяся кукушка или ушедшая на охоту сова. до леса идти не так далеко, как до светлячков, но феликс решается. а хенджин не боится идти за ним. смерть напоминает о себе короткой летней ночью; вернуться до рассвета – всё ещё обязанность. бабуля расстроится, если, проснувшись, первым делом увидит жгущее солнце, а не мягкие выгоревшие локоны-лучики у феликса на макушке. рука хенджина была холодной и тёплой одновременно: она теплела там, где феликс делится теплом, а на кончиках пальцев ещё ощущалась звенящая "к элизе". у феликса тряслись ноги и вырывалось непривыкшее бегать сердце, волосы лезли в глаза и окончательно закрывали вид на луну. теплеющая ладонь в руке казалась единственным, что не пропадёт с ещё одним шагом в густоту леса. хенджин не трясся и не уставал, точно летел. шкатулка все ещё звенит, он слышит это кончиками ушей; она не убрана обратно к червячкам и земляным жителям, а оставлена доигрывать свой волшебный аккомпанемент. сверчкам, кажется, нравится.       – светлячок, повернись на бочок! – крикнул феликс, завидев первую искорку. в ответ его одарили теплотой ещё несколько. ощущалось сказочно. или солнечно. или смертельно. феликс не ждал, когда эльфы утащат его в свое люпиновое логово, а хенджин, кажется, украл его тайну, наблюдая за тем, как светящийся ищет укрытие в лучистых волосах. феликс – лесная фея; от крылышек остались лишь выпирающие лопатки и влечение ко всему древесному и деревянному. и ведь цветы феликс нюхает так, будто пьёт нектар. фея задумчиво хлопает глазами-иллюминаторами, ловит букашку и шипит на хенджина. казалось, только недавно феликс был мальчишкой-беднягой с нехваткой денег и муравьем на растянутых трениках, а теперь – фея. приближается рассвет? хенджин опускает голову к феликсовым рукам и закрывает один глаз, заглядывает в щелочку между пальцев и слепнет, ошеломленно отодвигаясь. будто феликс ли поймал не светлячка, а вырвал свой выцветший волос и решил вылечить хвана от излишней задумчивости, как рапунцель заживляла раны. но вскоре феликс и сам тянется к рукам, заглядывая в солнечный микромир, и становится совсем-совсем радостным. выпускает сияющего и сияет сам. небо светлеет следом. хенджин млеет под лучистым взглядом и тускнеет, сливаясь с высокой травой. рассвет всегда ощущается смертельно, потому в это время и твердят спать – умереть во сне не так страшно. феликс осматривает небо и кружится, кутается в мягкие хвановы объятия и понимает, что умереть тут было бы и правда неплохо. записывает это где-то в голове и кутается сильнее. если бы первые солнечные лучи могли убить, то феликс встретил бы их именно так и именно тут. а хенджину бы не было страшно, он эти лучики на голове феликса чаще, чем на небе видит и во снах по волосинке пересчитывает. но рассвет не способен на убийство, а феликс все ещё должен слушаться указу мамы о том, что бабушкины чувства нужно уважать, поэтому заместо тёплой смерти он выбирает всего лишь тёплый поцелуй. чмокает хенджина куда-то в уголок рта, а тот ловит его лицо в ладони и любуется. выцеловывет каждую веснушку-шоколадную крошку. щеки феликса горят, но непонятно, от поцелуев или от смущения. закончив важное, хенджин улыбается жучкам-светлячкам и хватает феликса за руку; понимает, что сам феликс точно один не добежит. останавливается около шкатулки (та доиграла, а хор стрекочущих замолк), долго думает, что с ней делать – феликс подсказывает, что лучше закопать, а потом построить на этом месте дом. хенджин слушается и улыбается ярко, когда наконец встаёт с корточек.       – мы же встретимся вновь? – впервые решился на такой вопрос хенджин. феликс как-то совсем грустно улыбнулся и почти заплакал.       – встретимся! – громко, сам себя убеждая, сообщает феликс. жмурится и улыбается, когда в пустоте внутри ощущает цветочное поле. хенджин считает, что внутри феликса парад планет и тысячи звёзд, а внутри него есть нечто большее – жизнь, существующая вместе с тем, что феликс чувствует к хвану. феликс напоследок кидает взгляд пустующему дереву, идеальному для построения убежища с комиксами, и убегает с первыми лучами солнца. хенджин какое-то время любуется рассветом и думает о чем-то долго – делать то ему в этой жизни всё равно больше нечего. когда становится слишком ясно, уходит. остаётся лишь надеяться, что феликс успел, и что это "вновь" действительно когда-нибудь наступит.