Речной прохладой

Сладкая дрожь отпускает его медленно, шум крови в висках утихает понемногу, и разгорячённая, влажная от пота кожа уже чувствует прохладный ветерок. Ярко-алые, золотистые мазки заката над головой понемногу меркнут. Скоро выпадет роса, скоро похолодает, от берега Данара вверх по холму поползёт туман. Ричард шарит ладонью в траве, пытаясь нащупать сброшенную рубашку, но, по правде, ему лень искать. Он пока ещё не замёрз: к боку прижимается такое же тёплое тело, твёрдая ладонь поглаживает спину, спускается от лопаток к пояснице, ноющей от приятной усталости, к бедру — и возвращается к загривку, легонько ерошит волосы. Ричард жмурится, подставляясь под ласку, невольно поворачивает голову и встречается с синим взглядом, непривычно мягким, задумчивым. Рокэ словно бы любуется им сейчас, прикасаясь бережно, ласково, и от этого взгляда, от этих прикосновения у Ричарда вновь частит пульс, что-то вздрагивает внутри, и он не успевает задуматься, попробовать понять, что с ним такое — смешок вырывается сам собой: — Кто бы мог подумать, что вы любите нежничать, эр Рокэ! Ладонь останавливается, чуть отстраняется — теперь к плечу Ричарда прикасаются только кончики пальцев, и тонкие тёмные брови сдвигаются к переносице. Синие глаза вновь смотрят с холодком, с насмешливым любопытством, и у Ричарда внутри мгновенно завязывается тугой узел тревоги, досады на самого себя: болван, не мог удержать язык за зубами! Ядовитой иронии у Рокэ припасено столько, что Ричарду не стоит и пытаться соперничать с ним — да он и не хотел, ничуть не хотел возвращаться к перепалкам, просто вырвалось, случайно… Рокэ отчего-то не торопится возвращать колкое замечание — может, примеривается, как ударить побольнее, осадить зарвавшегося оруженосца. Ричард, ловя промедление, придвигается ближе, обхватывает эра поперёк живота, ведёт ладонью по гладкой влажной коже, ощущая проступающий рельеф мышц. Лбом он вжимается в бедро Рокэ, трётся носом — и дыхание захватывает, когда ладонь вновь ложится ему на макушку, пропускает отросшие волосы меж пальцев. — Мне казалось, вы не против, — лениво, расслабленно отзывается Рокэ. — Но, я знаю, не всем по душе, чтобы к ним прикасались без особой необходимости. — Да нет, я не против, — Ричард неловко прочищает горло, пальцы стискивают жилистые стебли травы, — вы, пожалуйста… — Знаете, я ведь рос в Кэналлоа, — Рокэ задумчиво подпирает щёку ладонью, глядя куда-то поверх головы Ричарда, — у нас это вроде как принято — выражать симпатию, привязанность через прикосновения. Братьев по плечу похлопать, расчесать Инес волосы, заплести косичку… Матушка нас целовала на ночь, — он негромко усмехается, — ну, отец — тот нас, конечно, воспитывал в строгости и почтении, — Рокэ морщится, отмахивается от мошки у лица и садится прямее, подтягивая колено к груди. — Словом, я привык и, наверное, немного скучаю по всем этим пустякам. На Севере совсем иной уклад и традиции. Поэтому, если для вас непривычно… Ричард мотает головой, привставая на колени, обнимает Рокэ крепко, обеими руками, прижимается виском к его виску. От его рывка их обоих заваливает в траву, и Рокэ не пытается удержаться, его ладони щекотно скользят по бокам Ричарда, спускаются ниже. — Всё хорошо, эр Рокэ, — Ричард выдыхает ему в шею, — мне нравится. — Нравится, — эхом повторяет Рокэ, синева глаз темнеет. Пальцы смущающе гладят между ягодиц, дразнят, щипком оттягивают кожу, и Ричард торопливо целует Рокэ куда придётся — в бровь, в скулу, в подбородок, закидывает ногу ему на бедро. Рокэ не даёт ему оторвать перемазанные травяным соком руки от земли, накрывает собой, подталкивает коленом, чтоб развёл ноги. Ричард подчиняется охотно, с хриплым стоном. В паху сладко ноет, внутри ещё мокро, и немного саднит, но это ничего, на второй раз, наверное, получится и вовсе без подготовки, Рокэ любит вот так, резко, с силой, и он, Ричард, тоже любит, пускай и не говорит об этом… хорошо, что можно не говорить о чём-то болючем внутри, стыдном, слабом, хорошо, что не надо про Надор, не надо объяснять, что готов наизнанку вывернуться, голым телом по углям проползти, Леворукому себя продать, только бы Рокэ дотрагивался до его плеча, вёл ладонью по волосам, целовал в уголок глаза — запросто, невзначай. Как же его, Ричарда, дома выстудило, как он замёрз — до того, что перестал даже чувствовать холод, и вот только сейчас, под руками Рокэ, отогревается, и больно, как после обморожения, когда пальцам возвращается чувствительность и ими трудно даже пошевелить — сразу иглы впиваются. Ричард стонет в голос, подставляясь, запрокидывает голову, глядя в гаснущее лиловое небо. Солнце провалилось за горизонт, ветер с реки обдаёт сыростью, жалит голую кожу до мурашек, и Ричард крепче прижимается к Рокэ, сплетаясь, свиваясь, сливаясь с ним. Ричарду жарко.