st. valentine’s day

Сынмин сжимает пальцами потертую валентинку и немного грустно улыбается. Именно с нее у них все и началось. Это был выпускной класс старшей школы, когда на день всех влюбленных директор разрешил поставить в холле коробку для анонимных признаний. Сынмин не питал каких-либо надежд на то, что хоть одна открытка, лежащая в этом ящике, окажется его. Он знает, что не самый привлекательный парень, чтобы какая-то девчонка оказалась в него влюблённой. Да и не их внимание ему было нужно. — Ты собираешься кому-то признаваться? — одноклассница, сидящая рядом с ним, старательно подписывает валентинки, которые собирается отправить своим подругам. — Я могу тебе дать несколько, если ты вдруг забыл или все никак не мог решиться. Сынмин лишь отмахивается и понуро вздыхает. Может и хотел бы, но это будет лишним. Тот, кто нравится ему, никогда в жизни не посмотрит на него, Сынмина, в ответ так же. Так что, он не будет этим заниматься, и надеется на то, что его друзья тоже проигнорируют это розовое безумие. Сынмин ошибается. Столовая — единственное место в школе, где он мог встретиться со своими друзьями. Чонин был на год младше, поэтому учится в другом классе, Феликс и Джисон хоть и его ровесники, но попали в параллельные классы, из-за чего школьные годы стали еще хуже, чем могли бы быть. Без друзей тяжело, но главное, что у них есть возможность и шансы пересечься, поэтому Сынмин ими пользуется сполна. Сынмин глупо надеялся на то, что его друзья такие же одиночки, как и он. Джисон последние два месяца так и жужжит про нового преподавателя литературы, который пришел в их школу в этом учебном году. Минхо сонсэнним, по словам Джисона, не только безумно умный и привлекательный мужчина, но еще обладатель безгранично доброго сердца и приятного голоса, который своей мелодичностью залечивает ту дыру в груди, которая образуется в те моменты, когда чужая рука выводит неуд в написанном тесте. Джисон вляпался по самые уши, влюбившись в собственного учителя, но он не отчаивается. Чонин же пишет записку своей однокласснице, которая последние дни ходит слишком грустная и подавленная, надеясь на то, что это хоть немного, но поднимет ей настроение. Рядом с ним лежит целая исписанная стопка маленьких открыток, которые должны быть переданы в руки совершенно случайным людям, чтобы порадовать их и вызвать улыбку на лице. Ему кажется, что это нечестно, что кто-то в этот день получит заветную валентинку, а кто-то окажется за бортом, поэтому надеется на то, что сможет осчастливить всех. Феликс воодушевленно строчит поэму для своего парня, который уже выпустился, поэтому отдаст ее ему лично в руки. И Сынмин знает, что хен его друга действительно хороший человек, который точно заслуживает всех этих слов и признаний, что долго копились в крошечном Феликсе для того, чтобы выплеснуться наружу. У Сынмина, если честно, уже уши в трубочку от сладких речей Феликса, но он молчит, пока внутри тепло разливается от счастья за собственного друга. Сынмину немножко грустно и ровно столько же завидно. Но это не такая зависть, что порождает злобу и застилает глаза, заставляя творить зло. Сынмину просто тоже так хочется. Ему хочется любви, объятий, поцелуев, хочется признаний и заботы, хочется капельку чужой ревности, и быть хоть немного, но кому-то нужным. — Просто напиши ему, хен-и, — Чонин откладывает очередную открытку в сторону и тянется за новой, но вместо одной берет две. — Давай, это всего лишь анонимное признание, которое он точно получит, — Чонин протягивает Сынмину вторую, но тот все никак не решается взять ее. — Но я не хочу анонимное, а не анонимное не могу, понимаешь? — Сынмин забирает протянутую открытку и задумчиво смотрит на пустое место для признания. Чонин вздыхает тяжко и согласно кивает головой. Прекрасно понимает, потому что сам с таким столкнулся, поэтому в этом деле раздавать советы не самая лучшая для него идея. — Ладно, — Сынмин закусывает губу и кидает открытку на стол, затем лезет в рюкзак, что валяется на полу и вытягивает из тетради черную гелевую ручку, — я напишу, но никак не подпишусь. Сынмин собирается с мыслями, делает вдох и выдох, остужая сердце, которое от предвкушения болезненно сжимается. Но рука-предательница дрожит, из-за чего ручка, зажатая в пальцах, опасно качается, грозясь оставить кляксы. Сынмин сжимает губы, чтобы сдержать раздосадованный стон, когда понимает, что не знает, что написать. Банальное «Ты мне нравишься»? Или может «Я влюблен в тебя со средней школы, когда твой нос напоминал картошку, а глаза, кажется, все время были закрытыми»? Когда дело касается признаний, Сынмин забывает все адекватные слова, что могли бы вытечь во что-то приличное, чтобы растопить чужое сердце. Но из него хлещет непонятный юмор, который посыпан сверху крупицами странного флирта. Меньше всего ему хочется, чтобы его признание оттолкнуло того, кому оно посвящается. Смазанное «Ты мне нравишься, будь пожалуйста в порядке» вызывает ужас. Рука так не вовремя съехала, из-за чего свежие чернила отпечатались не только на коже, но и на белом фоне открытки, задвоив написанное. Разочарование так и разрастается внутри, порождает желание все скомкать и выбросить в мусорное ведро, но Сынмин держится. Нельзя отступать, когда больше половины сделано и осталось только закинуть открытку в ящик после уроков. — Лучше идти во время урока, — наставляет Джисон, который за пару дней закинул уже шесть валентинок. — Отпросись в туалет, а сам иди к ящику. После уроков будет слишком много людей. Сынмин Джисону доверяет, поэтому решает послушать его совет, тем более, друг ведь профи в этом деле. Как оказалось, самое тяжелое было не собраться с мыслями и написать признание, а отсидеть за партой хотя бы двадцать минут, прежде чем задрать руку и отпроситься. Сынмин щелкает ручкой, раздражая этим соседа по парте, но на чужие возмущения никакое внимание не обращает. Ему сейчас не до этого, когда уши кроме ошалевшего сердца ничего не слышат. Сынмин не помнит тот момент, когда дрожащим голосом отпрашивался. Не помнит, как петляя шел по коридору, сбиваясь с ровного шага. В голове было пусто: никаких мыслей, никаких переживаний, только заученный за эти года маршрут от кабинета до холла школы. Ему нечего бояться. С Хенджином они едва ли знакомы, чтобы подозрения могли пасть на безобидного Сынмина. Да и увидев открытку, первым делом подумаешь об очередной влюбленной девчонке, коих у Хенджина было много. Поэтому никаких переживаний. Сынмин признается, только анонимно. Сынмин даже не расстроится, если его открытка будет просто одной из той огромной кучи, которую получит Хенджин. Даже, если он всего глазом по ней мазнет, будет достаточно. Сынмин не питает ложных надежд и иллюзий. Даже, если мир вроде бы принял наличие других взглядов и ценностей, принял любовь, которая раньше не вписывалась в какие-то установленные нормы, все равно тех, кому это не нравится — хватает. Хенджин вроде бы не такой, но кто знает, понравится ли ему тот факт, что ему признался такой же парень, как и он. Сынмин знает, что Хенджин за школьные годы ни с кем не встречался. Точнее, ни с кем со школы. Что у него происходит за стенами учебного заведения Сынмин знать не знает, хотя желание создать фейки и следить за ним в социальных сетях огромное. Но это низко. Ему кажется, что он начнет лезть туда, куда его не звали, поэтому это желание отметает в сторону, чтобы не сделать хуже. Позволяет себе лишь горько вздыхать и мечтать о том, чего никогда не будет. Сынмин останавливается возле лестницы, чтобы последний раз взглянуть на открытку, которой скорее всего разобьет себе сердце, но ни о чем не жалеет. Бах! В спину влетает что-то большое и тяжелое, из-за чего Сынмин не выдерживает равновесие и падает на пол. Открытка отлетает куда-то в сторону, но Сынмина это не волнует, потому что рядом с ним кто-то тоже падает из-за отсутствия опоры. Проходит секунда, две, чтобы осознать произошедшее, когда он слышит: — Прости меня, пожалуйста! — руки Сынмина касается чужая, но тот не обращает внимание, громко хныча. Ему не больно, просто вдруг так стало обидно, что молчать невозможно. — Извини, давай я помогу тебе встать! Парень, который упал вместе с ним, сначала сам встает, а потом Сынмина за руки берет, чтобы с пола поднять. — Смотреть надо куда бежишь, — Сынмин трет колени, на которые он упал и недовольно цокает, потому что брюки испачкались. — Куда так летишь в школьном коридоре? Это тебе не трасса, вообще-то. Но в ответ тишина. Кажется, что тот парень не спешит отвечать, занятый либо тем, чтобы сбежать, либо поиском слов, чтобы подобрать извинения получше. — Ну? Сынмин задирает голову и испуганно ойкает. Делает сначала один шаг назад, потом второй, а затем вообще думает удрать от греха подальше. Перед ним стоит тот, кому он свою валентинку посвятил; тот, кто юное сердце украл и даже не знает об этом; тот, кто… в общем-то… Хенджин, собственной персоной. — Извини меня, ладно? — Хенджин улыбается, хотя взгляд полон печали. — Ты ведь Сынмин, да? — тот на вопрос головой согласно кивает, но даже не подозревает о том, что не только имя, но и его самого давно знают. — Кажется ты из-за меня это обронил, — Хенджин машет рукой в сторону валяющейся открытки, а затем разворачивается, чтобы пойти и поднять ее. Сынмин не то, что сказать, он даже шевельнутся не успевает, когда в чужих руках его признание оказывается. Он может только стоять и молиться о том, чтобы Хенджин не стал рассматривать, чтобы не увидел то, что не должен был. — О, ты тоже идешь, — удивляется Хенджин, но выглядит почему-то грустно. — Ой. «Ой», думает про себя Сынмин, когда понимает, что все потеряно. Заметил. И что теперь ему делать? Мысли мечутся одна за другой, пытаясь соединиться в одно целое, но ничего не выходит. Внутри зарождается глупая надежда, что вдруг все не так страшно, как кажется. — Ты… это ты мне? — Хенджин моргает несколько раз, взгляд с Сынмина на открытку переводит, и так несколько раз. — Я могу? Сынмин морально уничтожен. Все это похоже на какую-то пытку из дешевого американского фильма. Только жаль, что вместо каскадёра, именно Сынмин будет тем, кто окажется мучеником и будет выполнять сложный трюк для своего влюблённого сердца. Хенджин с трепетом разворачивает валентинку, читает так медленно, как будто там книга на три тома расписана, а потом улыбается своей улыбкой, которая столько лет с ума сводит. Сынмину расплакаться хочется, руками всплеснуть и унестись куда-то за пределы школы. Его же сейчас отошьют, сердце разобьют и скажут, что не могут принять чужие чувства. — Ты перед тем как… в общем-то, — Хенджин сам заикается, а ещё смущается почему-то, и в карман пиджака лезет, — держи. Сынмин трясущимися руками свернутый листик принимает, дышит через раз, не в силах контролировать себя и собственные эмоции. Что это ему дал Хенджин? Как раскрыть и не порвать, когда руки стали деревянными палками, которые вообще шевелиться не могут и не умеют. — Надеюсь, тебе понравится так же, как и мне твоя валентинка с признанием, — Хенджин говорит тихо, и открытку Сынмина к груди прижимает. Сынмин вздыхает, считает до пяти, а затем листик разворачивает и не сдерживает восхищенного вздоха. Это он. Ким Сынмин нарисованный Хван Хенджином. Это самое настоящее безумие, которое просто невозможно выдержать. — Я надеялся на то, что ты бы все понял, когда получил бы его, — Хенджин смущается, избегает восхищенный взгляд Сынмина, в котором влюбленные сердечки летают, потому что в его глазах точно такие же поселились. Понял бы Сынмин? Он не уверен, потому что это было бы той самой ложной надеждой, которой он бы кормил себя, утешал и думал о том, что взаимно важен. Но прямо сейчас эта ложь уже не ложь, да и надежда стала реальностью. Сынмин не успевает угнаться за своими шестеренками в голове, когда рот открывается. Только вот не у него одного. — Ты мне… — …нравишься. Хенджин удивленно брови задирает, как будто это не у него в руках открытка с чужим признанием находится. Сынмин от шока глаза раскрывает, которые слезами наполняются. Он столько лет был влюблен, думал о том, что это не взаимно, а оно вот как выходит. — Так ты…? — Хенджин улыбается смущенно. — Пойдешь со мной на свидание? — Свидание? — Да, — Хенджин тепло улыбается и брови в ожидании задирает. Сынмин согласно кивает и слезы старается удержать, которые до сих в глазах застряли. — Тогда беги на урок, а я тебя буду ждать после, хорошо? Сынмин согласно кивает и неловко улыбнувшись, разворачивается, чтобы назад в класс вернуться, пока по щекам градом слезы текут. И уже сидя на уроке, Сынмин пытался прийти к тому, что имеет на данный момент, хотя разбушевавшееся от эмоций сердце не хотело успокаиваться, больно ударяясь о грудную клетку. И так, что же имеет Ким Сынмин: 1. Хенджин получил его валентинку и принял чувства. 2. Хенджин подарил ему портрет и признался в ответ. 3. Они взаимно друг другу нравятся и пойдут на свидание. Осознание собственного положения приходит с опозданием. Сынмину реветь хочется от одной мысли, что его чувства не оказались отвергнуты, что сердце не только не разбито, но и кажется под крепкой броней взаимных чувств, а еще у них с Хенджином будет свидание. Сынмин в тайне от учителя прячет телефон за учебником, чтобы поделиться с друзьями всеми подробностями, когда ему приходит сообщение от неизвестного номера, который оказывается Хенджина. И все-таки, они не просто нравятся друг другу. Они чертовски влюблены.

***

Сынмин вздрагивает, когда ему на плечо опускается чужой острый подбородок, его талию окружают длиннющие руки, когда шею атакуют чуть уловимые поцелуи. — О чем задумался? — О том, что я тебя так сильно люблю. — Готов поспорить, что я люблю тебя сильнее. Хенджин разворачивает Сынмина к себе лицом, опускает взгляд на его руки и понимающе улыбается. У них с их общего прошлого не только эта валентинка сохранилась. Сынмин лично руководил процессом забивания гвоздя в стену, на который повесили тот самый рисунок Хенджина. — Губами? — Сынмин взгляд опускает на чужие пухлые губы, что так близко к его. — Именно. Хенджин не ждет, поскорее впивается своими губами в губы Сынмина. Они влажные и мягкие, податливо открывающиеся и принимающие все предложенные ласки. Одна рука путается в коротких волосах, когда вторая на щеку опускается, чтобы удержать чужое лицо рядом со своим как можно дольше. С Сынмином все время хочется целоваться, хочется держать его в своих объятиях и никогда не выпускать из них. Хенджину приходится, хоть и нехотя, но оторваться от излюбленных губ, но это только для того, чтобы сделать кое-что другое, не менее приятное. — Смотри, что у меня есть, — достает из кармана свернутый листок и Сынмину протягивает. — А я, кажется, твою обронил, — Сынмин шкодливо улыбается, губы порозовевшие и слегка опухшие облизывает. Хенджин смеется, чмокает Сынмина в щеку и на пол смотрит, чтобы поскорее найти валентинку. У каждой пары своя традиция, образовавшаяся в переломный момент отношений, а их со времен школы закрепилась, каждый год становящаяся приятным воспоминанием прошлого и не менее приятным продолжением в будущем. И если тогда они были чертовски влюблены, то сейчас они чертовски сильно любят друг друга.