Квартирный вопрос

Нельзя сказать, что Моне не нравилось жить в студенческой общаге. Возможно, таракан, бегущий по стене рядом с кроватью немного отвлекал, зато громкая ругань за картонными стенами быстро возвращала его восвояси. Периодическое появление данных усатых товарищей научило Мону включать микроволновку просто так, чтобы электромагнитные волны где-нибудь полчасика поработали в качестве дихлофоса. На этой почве тоже часто возникали разборки, потому что микроволновка была одна на все крыло, и лучше уж всем скинуться на службу дезинфекции, чем в один из дней бедный студент скоропостижно скончается от голода с холодными наггетсами в руках. А так-то коллектив дружный. Дружно поднимали всех на уши каждый раз, когда дело касалось дележки казенного имущества. Душевую, стиралку и место у телевизора с тремя каналами бронировали как могли: кто за деньги, кто за мать родную. Тогда Мона поняла, что друг познается в общаге. Жить с Фишль было более чем комфортно: она и тараканов убивала, и не боялась менять лампочки в стремной люстре, которая шаталась как последний зуб алкоголика. Обкашлять вопросики с соседями тоже выходила первая и даже стирала на руках, если у машинки опять случалось несварение и она начинала выплевывать вещи после попыток Беннета постирать одежду. А Мона что? Она сидела в универе с первой до последней пары, надеясь на автомат и маломальскую стипендию, а после бежала на подработку, вкушать долю каждого бедного студента. «Зато не скучно», – твердила девушка, обматывая ниточкой свой неодноразовый пакетик чая, – «Прям как в сериале!». Как известно, в подобных шедеврах кинематографа ни одну главную героиню не обделят молоденьким, красивым и характерным бизнесменом, который, как ни крути, все равно отпишет ей половину своей компании и заберет из коммуналки в шикарный особняк. Но Моне повезло чуть меньше. Вороне Бог послал кусочек сыра, а нашей студентке конвертик, и она, вспоминая в своем кошельке единственные зерна горчицы для привлечения богатства, начала молиться, чтобы на нее случаем не повесили кредит. Мысли возникали позитивные, например, что в письме угрожают отжать квартиру. Или это повестка из суда. А может из военкомата. Мона села, чтобы никакая шокирующая информация не смогла повалить с ног. Как минимум, квартиры у Моны нет и закон она не нарушала, как максимум – она родилась девушкой. Открыв письмо, выяснилось, что всё. Всё. Бабуля её, что называется на десятом киселе, коньки отбросила. Окочурилась, сыграла в ящик, приказала долго жить. Называйте это как хотите, но факт остается фактом. Вслед за этим произошло чудо: квартира неожиданно появилась. Вместе с фикусом, диваном и старым аквариумом. – Видишь, Фишль, не зря я расклад на удачу делала! – Не знала, что у тебя есть бабуля, – безучастно откликается соседка, пытаясь хоть как-то накрасить глаз огрызком карандаша. – Была. – Не переживай, я сама узнала только утром. Но расклад-то сработал! А вот тут уж как посмотреть. Однушка рассыпалась на глазах и пахла старостью, если такая характеристика вообще существует. Но человека после студенческой общаги радовали любые мелочи, например, что тараканы здесь не водятся – от них уже давно избавились пауки. А еще люстра не имела никаких шансов свалиться на голову по щучьему велению, просто потому что её не было. Зато все как в письме! И полуживой фикус на подоконнике, и диван из заплаток с торчащими пружинами, и пустой аквариум с мутным стеклом на табуретке. – Главное, что свое, а ремонт всегда успеется, – в Моне говорили гордость и самовнушение. – Ты уверена, что здесь вообще кто-то жил? – Фишль несмело осматривала комнаты, подсвечивая пространство фонариком с телефона. – Тут, кстати, обои отошли. – Какие еще обои в ванной? – С розочками. Если так получилось, что ваши знакомые занимаются бизнесом, который вам не особо-то и интересен, то вы их еще вспомните. Особенно когда потребуется ремонт. И пусть до евроремонта им еще далеко, зато работа будет сделана с душой и от чистого сердца! В конце концов, кто решает? Деньги. А точнее их отсутствие. Поэтому услуги тех самых ИП-шников из общаги были для Моны единственным вариантом. Чайльд и Кейя с халтуры на халтуру перебивались: где-то картошку прополоть, где-то машину помыть, и уже приличная сумма набирается. А если помочь мебель выгрузить, да еще и ремонт по мелочи устроить, то все – в голову ударяет, держите меня семеро. Однажды Кейя завалился в общежитие после комендантского часа и пытался подкупить вахтера парой зеленых со словами «ни в чем себе не отказывай». Дилюк, соответственно, не стал себе ни в чем отказывать, поэтому наш плейбой-соблазнитель думал о своем поведении на улице, прикрывая ладонью пострадавший правый глаз. Дилюк – человек слово. А вот Чайльд любил деньги маме отправлять. Еще специально разменивал в магазине на мелкие купюры, чтоб конверт выглядел крупным и солидным, по крайней мере пока его не вскроют. Он был сыном богатых родителей, однако решил, что добиваться всех успехов будет сам, честным трудом. Кейю просто никуда не брали работать. «Самозанятый» звучало, конечно, гордо, но прибыли не приносило. И мотивация добиться чего-то за компанию заиграла новыми красками. Так и сдружились. Поручения выполняли быстро и недорого. Качественно от случая к случаю. – Мона, ты не переживай, мы с Чайльдом эти ремонты как горячие пирожки! – заверял Кейя. – Красавицей моей клянусь, всё в лучшем виде сделаем! «Красавицей» окрестили старую посудину с колесиками, что в прямом смысле прошла через огонь и воду. Кейю не отталкивало отсутствие окон и полудохлый мотор, который стучал, свистел и ревел белугой. Наоборот, он ценил семейную реликвию так сильно, что, когда Чайльд сидел за рулем и в лужу заехал, потом всю машину зубной щеткой драил. Дорогим клянётся – значит уверен. Ключи были оставлены ребятам. Чайльда и Кейю всё равно все знают, доверять им можно, деньги берут только после окончания работы, да и красть кроме фикуса нечего. Осталось только переждать какое-то время в общаге и привет новая жизнь. А там вообще песня. В соседнем кампусе прорвало трубы, и студентов как начали по всем ближайшим общагам расфасовывать, что даже сложно сказать, кому эдакое счастье не перепало. Трубы эти давно стали вызывать сомнения. Мона нередко видела девчонок, которые приходили к ним и просились помыться, ибо опять какая-то авария, воды горячей нет, а пока тазы на всех в общаге нагреешь уже психанешь и поедешь на автобусе в общественную баню. Пацаны залетали на пятнадцать минут сварить пельмени. Никто не был против, но теперь общага выглядела как проходной двор. Вот тебе и подарочек. Вполне возможно, что это должен быть предприниматель с мебельным бизнесом, но в бухгалтерии как обычно все перепутали, и Лупа получила за Пупу, а Мона получила отсутствие личного пространства. Больше всего Мону удивлял Итто. Никто так и не мог понять, в какой комнате этот чертёнок живет на самом деле, потому что он умудрялся быть везде и всегда. Итто сказал как-то раз: – Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! Вот так и ходит. По поводу и без. То кипятка на лапшу просит, то тапочки свои с медвежатами ищет. Сначала это было терпимо, а потом начались бои между тараканами, вечеринки в честь очередного дня без отчисления и анекдоты категории Б (Б – про богатырей). Как-то раз он специально вышел из общаги на ночь глядя, чтобы романтично залезть в девичью комнату через окно, так его лифчиками в шею гнали. Венти был в восторге от нового соседа. Он сразу эту манеру подхватил, увидел, так сказать, своего человека и тоже сделал себе чесночный медальон из киндер сюрприза. Сидят теперь вдвоем, нюхают. Мона решила, что хватит с неё ароматов чеснока и муравьев на кухне, которые в протест Альбедо начали потихоньку ретироваться с муравьиной фермы. Пошла, значит, проверять, как работа продвигается, и справляются ли наши удальцы со своей задачей. А вдруг они уже основную часть сделали, глядишь и остаться можно. Маленькая надежда превратилась в собранную сумку с вещами, а желание сделать контрольный осмотр стал еще одной попыткой съехать с общаги. Но хуже нет, когда настроишься на одно, а тебе подкладывают свинью. И в данном случае молодой человек, стоящий перед ней, не имел ничего общего с вышеупомянутой животинкой. Пока что. А потом он начал говорить. – Женщина, Вы не знаете, кто тут живет? Одно хорошо – это точно не коллектор. Даже липовые коллекторы своих должников в лицо знают. И не гуляют в домашней одежде по лестничной клетке. – Девушка, – поправляет его Мона, игнорируя вопрос. – О, тогда прошу простить мою неучтивость, миледи, – выпускник института благородных юношей "почтительно" кланяется, ничем не прикрывая очевидный сарказм. И это… нагло. – Что у Вас произошло? – спрашивает Мона, будто бы это не она пару секунд назад возмущалась про себя с комом в горле. Между ответственностью за сорок шестую квартиру и препирательствами было правильно выбрать первое. – Меня затопили и не открывают. Воду я перекрыл, но сутками без неё сидеть такое себе развлечение, да и соседи с вопросами полезут. Думаю полицию вызывать. – Нет! То есть, я сама! То есть, я щас позвоню, мне надо, подождите! Мона по привычке отворачивается, чтобы набрать номер, на что слышит усмешку из-за спины – оно и понятно. Много ума не надо, чтобы сообразить, что сенсорные сотики не издают звуков раскладушки. А Чайльд на той линии вообще никаких звуков не издавал. Оператор бездушно сообщил, что «абонент недоступен», и вот делайте с этой информацией что хотите. То ли уехал на север собирать полезные ископаемые, то ли по болоту шастает, царевну-лягушку ищет, а связь там не ловит. Но третий вариант тоже был. Причем не самый удивительный. – Деньги закончились, – сдается Мона. – На телефоне. – Давай переведу, – предлагают не то с вопросом, не то с утверждением. – Если это как-то исправит ситуацию. Ты, как я понимаю, хозяйка. – Уже на «ты»? – Уже на «ты», – парень начинает выискивать что-то на мобильном. – Я хочу перевести тебе деньги, беру твой номер, мы переходим на «ты», по-моему, все логично. Диктуй. Моне понравилось, что прислушался, пошел навстречу. А может он и правда не плохой, просто первая встреча не задалась. Ну еще бы. Человека затопили, как ему быть спокойным? Все можно понять. – Как мне тебя записать? – Мона. А мне тебя? – Скарамуш. Познакомились. – Спасибо, – Мона радостно смотрела на уведомление о зачислении. – Я все верну потом, обещаю! У меня зарплата скоро и… – Звони уже. Никто не обеднеет. Стоять молча было неловко. Кальянный рэп вместо гудков вызывал желание никогда больше не звонить Чайльду, по крайней мере при людях. Кейя на такое добро не тратил свои кровно заработанные деньги, но и трубку тоже не брал. Мона ждала до последнего, наблюдая, как у Скарамуша кончается терпение. – Ты кому-то сдаешь эту квартиру? – после тяжелого вздоха предполагает он, прерывая давящую тишину. Всё в подъезде становится каким-то жутко неуютным, будто за ними наблюдают из дверных глазков и ловят каждое слово. – Нет-нет, не сдаю. – Тогда где твои ключи? – Отдала… друзьям. Они здесь делают ремонт. – Ну, судя по всему, не делают, – парировал Скарамуш, засовывая руки в карманы. – Так, ладно. Давай разбирайся здесь, а у меня и так дел полно. Я пошел. – Эй, ты куда? Не делай вид, что эта ситуация тебя не касается! – начала возмущаться Мона, провожая его встревоженным взглядом. – Вот так уйдешь и всё? – А, забыл кое-что. Ты напомнила. Мона сама не поняла, каким образом она что-то напомнила, но явно об этом пожалела, когда на счет пришло шестизначное число. – Это что? – Счёт за ремонт моей квартиры, – буднично сообщил Скарамуш, спокойненько спускаясь на свой этаж. – Проценты не начисляются, не волнуйся. Начислялись сейчас только проблемы Моны и ее агрессия. Заниматься самодеятельностью в виде мелодрамы для соседей не хотелось, ровно как и бежать потом за сумкой и туфлями, что минутой ранее могли полететь в Скарамуша. Но не полетели. Все равно бы не попала, только шумихи навела и сломала шпильку. А в этом случае не видать Моне новой обуви уже никогда, учитывая новоиспеченный счет от добродушного соседа. «Никто не обеднеет», действительно! В этой дыре квартира столько не стоит, сколько Скарамуш захотел себе в карман. Ох посмотрели бы жители элитных новостроек на эти заоблачные числа от самодовольного карлика из трущоб, чем не комедия для богатых? – Да чтоб тебя! – Мона судорожно подергала ручку своей двери, уже не зная, как выпустить пар. Обида намочила ресницы, но плакать было нельзя. В смысле можно, однако Мона уверяла себя, что она выше этого. Пытаясь подавить срыв и все последующие за ним действия, студентка в сердцах топнула ножкой и втянула носом воздух. Выдохнула. Помолчала. Подъезд молчал в унисон, пока с нижних этажей не начала приглушенно возражать дрель. Надо же, хоть у кого-то с ремонтом получается. – Нашел дуру, да? – вслух сказала Мона, на что та самая дрель снова вставила свои пять копеек. – Решил, значит, что на бедной девушке поживиться можно… Горести уступила тяжелая артиллерия – в ход пошли таро. Мона плюхнулась на плиточный пол и в руках затрещали карты. Старушка из соседней квартиры уже услыхала, что за ее дверью происходит какой-то магический обряд, правда особого внимания не придала. Через глазок мало что видно, но пентаграммы и другие непотребства сразу бросились бы в глаза, а тут все чисто, и девочка-то на сектантку не походит. К тому же, зачем ей на незнакомую пожилую женщину наводить венец безбрачия, правильно? Поругалась, наверное, с молодым человеком своим, да к маме собралась – вон, сумка стоит. Ну ничего, еще сто раз и слюбятся, и женятся, поэтому вмешиваться бабулька не стала, возвращаясь к своему вечеру «культуры и музыки». Культурно и музыкально теперь Мона материла Скарамуша под аккомпанементы классического вальса. Впереди ждала незабываемая подъездная ночь, ибо в общежитие она уже опоздала, а шататься на улице до шести утра – не самая привлекательная перспектива, да и не самая вынужденная, пока есть крыша над головой. Это ей еще повезло, что бабулька со второго этажа ответила на домофон и впустила в подъезд, иначе пришлось бы примкнуть к местным беспризорникам и клянчить червонцы на вокзале. Из провизии была только пачка арахиса, некогда уже открытая и пожертвованная в фонд Итто, которому посередь июня месяца захотелось колядовать за сладкие подарки. До туалета надо потерпеть, а спать придется сидя. Временные условия Мону не пугали – приходилось переживать и похлеще. Зато здесь нет комаров. И хоть где-то она может побыть наедине с собой. – Какая неожиданная встреча. Мона, кажется? Давно не виделись, как дела? Вспомнишь солнце – вот и лучик. Мона взглянула на лестничный пролет этажом ниже: в ногах Скарамуша топтался черный той-терьер с острыми ушками, отдаленно напоминающий хозяина своими злыми глазенками. А когда начал лаять, строя из себя большую охотничью собаку, так совсем стало не отличить. – Все еще не дозвонилась? – Как видишь, – Мона театрально всплескивает руками. – Об этом хочешь поговорить? – Хочу. – Удивительно. – Ну, дело твое, – Скарамуш понял, что диалог старательно сводят на нет, поэтому только пожал плечами и ушел, чем несомненно обрадовал всех присутствующих на лестничной площадке. Вернулся он так же быстро, как потерял к себе всякую симпатию и уважение. – Ты бы туда не садилась, – мимоходом посоветовал Скарамуш, открывая свою квартиру. – Это еще почему? – студентка умостилась на подоконнике, болтая ногами. Её забавляло, как терьер реагировал на эти движения: скалил зубы, подпрыгивал и рыпался, но ничего сделать не мог – его держали на коротком поводке. – Там недавно кто-то разбил бутылки. Стекло убрали уже, но я бы не рисковал, – парень впускает сначала четвероногого, после заходит сам. Никогда еще выражение «сидеть как на иголках» не ощущалось так правдоподобно. Если до этого момента было вполне комфортно, то сейчас мышцы знатно так напряглись. Она уже проверяла подоконник на наличие малоприятных вещей, так как запачкаться в пепле и напороться на корончатую крышку от бутылки не особо хотелось, но Скарамуш звучал достаточно убедительно, чтобы посеять в голове мысль о незамеченных крошечных осколках. Мона принципиально ждет, когда дверь закроется, чтобы Скарамуш не увидел, как она суетится и лихорадочно оттряхивает джинсы. А Скарамуш увидел, потому что отличался невероятным талантом появляться в нужное время в нужном месте. – Лови, – он чуть приоткрыл дверь, видимо, чтобы некоторые штатские не выбежали в подъезд, и бросил Моне плед. – Постелешь на подоконник. Безопаснее будет. Мона, расположившись на том самом пледе, думает, что Скарамуш совсем не умеет проявлять заботу. Все какими-то прелюдиями занимается, а уже, между прочим, давно мог позвать к себе домой. – Да не нужны мне его подачки… – еле слышно пробормотала студентка, внимательно разглядывая подушечки пальцев. В очередной раз убедившись, что под кожей нет стеклянной крошки, она потерла уставшие глаза. Темнело. Затекла шея, болели ступни. Мона перестала подносить телефон к уху, когда звонит Чайльду или Кейе – все равно бесполезно. Очень хотелось набрать Фишль. Сначала спросить, как дела у Венти с Итто, и нормально ли прошел вечер Беннета, хотя обычно она таким не интересуется. А потом высказать ей все, отвести душеньку. Вряд ли Фишль придумает, как вернуть Мону в общагу, потому что у Дилюка слишком редко наблюдалось договорно-компромиссное настроение, но поддержать и отвлечь она всегда может. Посплетничать не дал сосед, которому на ночь глядя внезапно что-то понадобилось. Мона, успевшая напитаться горьким опытом, по одному только бряканью ключей в замочной скважине могла сказать, что объявился не абы кто, а вдоль и поперек знакомый ей товарищ. – Что на этот раз? – лениво спрашивает Мона, убирая свой телефон. – Сигареты закончились, – Скарамуш пробегает вниз по лестнице, даже не взглянув на собеседницу. – А нельзя было раньше? Ты выходил на улицу пятнадцать минут назад. И вот тут Скарамуш затормозил, не упуская возможности пофлиртовать: – Ты засекала? – Не льсти себе, – Мона насмешливо фыркает. – Кому ты нужен? – Некоторым девушкам без ночлега, например, – на пробу говорит Скарамуш и бессовестно улыбается. Слепо смотрит куда-то вверх – туда, где сидит Мона. Отсюда студентку не видно, но предугадать её реакцию было вполне нетрудно. – Я так и знала, что ты издеваешься! – Мона льнет к перилам, параллельно стаскивая с ноги туфель, однако тому никак не суждено попасть в намеченную цель – жалко все-таки. Не Скарамуша. Каблук. – Ладно-ладно, ухожу, – он поднимает руки в примирительном жесте. – Ты, кстати, сигареткой не угостишь? – Ага, прям горю желанием, – иронизирует Мона, возвращаясь к своему намеченному «гнезду». – А если серьезно? – А если серьезно – не курю. Бросила. Потому что покупать сигареты стало слишком невыгодным занятием, но Скарамушу это знать необязательно. Когда домофон пиликает, а металлическая дверь с грохотом закрывается, Мона обнаруживает, что телефон отправился следом за её бабулей – разрядился. Студентка потыкала несколько раз на одну и ту же кнопку, потом на рандомные, потом резко захлопнула раскладушку и страдальчески замычала. Черный экран мобилки ей никак не сочувствовал. Час от часу не легче. Подумать только, она сейчас променяла Фишль на Скарамуша? Хотела перемыть ему кости, а по итогу сама начала диалог. Шел бы себе спокойно за сигаретами и дай боже, флаг в руки. Ну кто за язык-то тянул? Но Мона знает, что он не просто так шныряет туда-сюда. Теперь она в этом убедилась. Движимая злостью на всех вокруг, в том числе и на объявление про ремонт компьютеров, Мона поднимается на пятый этаж, чтобы больше не пересекаться со Скарамушем. По крайней мере сегодня, потому что ей здесь еще жить. Господи. Ей здесь еще жить. – Думаешь, если поднялась выше, я не замечу? Через несколько лестничных пролетов в Скарамуша летит его же плед. – Поймал. – Поздравляю. – Спустись, я кофе принес. Мона молчит пару секунд. Это что, попытки помириться? – Я не люблю кофе, – говорит она нарочито незаинтересованным голосом. – Зато любишь вредничать, – беззлобно отвечает Скарамуш. – Спускайся давай. Мона для начала оценивает обстановку, специально оттягивая время – как бы показать, что она думает над предложением. В принципе, на пятом этаже все равно ничего не держит. Импровизированная оранжерея на подоконнике выглядит, конечно, мило, но не совсем практично, потому что нашей жертве обстоятельств все еще надо где-то спать. Да и как тут сомкнешь глаз, когда напротив тебя подозрительный провод вот-вот начнет искрить и полыхать? Подозрительным проводам нельзя доверять. Как и Скарамушу. – Это что? Мону никогда не встречали с цветами. Как и сейчас. Если кто-то допустил мысль, что Скарамуш купил Моне цветы, тогда Итто депутат. В этой картине было прекрасно все: и обшарпанный страшный подъезд, и бумажный стаканчик с кофе «три в одном», и мусорный пакет, который Скарамуш держал в левой руке. – Вынеси, ладно? И вот это тоже было… сногсшибательно. – Я в служанки не нанималась, – твердо заявила студентка. – Это можно считать оплатой за кофе? – «закидывает удочку» Скарамуш, слегка наклоняя голову. – Тогда оставь себе, – прилетает ему в ответ. – Какой парень в здравом уме попросит незнакомую девушку вынести мусор? – Мы вполне знакомы, – под дурачка говорит Скарамуш. – Это ничего не меняет, – Мона невозмутима. – Ты сам можешь это сделать, не присмерти же лежишь. – Остынь, я всего лишь попытался, – сосед закрывает свою квартиру, после чего ключи прячутся в карман. – Было интересно, когда ты сдашься. – Я тебе не зверек для потехи, хватит ко мне так относиться! – Прости, Моночка, как-то само получается. Пей, пока не остыл, – Скарамуш кивает на кофе, как бы невзначай напоминая о его присутствии, и в прежнем темпе удаляется с основного места действия. Мона не пила, даже не пробовала, продолжая отстаивать свои железные принципы и независимость. Хотя, честно сказать, внутри все-таки что-то надломилось. Она уже не чувствовала прежней стойкости, с которой планировала пережить ночь. Гнетущая атмосфера одиночества сказывалась неладно. Мона думала о том, скольких проблем могла избежать, если бы сделала один звонок. Банальная смс-ка «я могу приехать?» и Магомед спит в общаге, а не идет к горе, предварительно не узнав, что на ней происходит. Студентка до конца не могла понять, на кого обижалась больше всего: на себя или на Скарамуша. Она ненавидела свою привычку возлагать надежды на любого, кто проявит к ней хоть каплю тепла, даже если оно исходит из рамок приличия. Деньги, плед, кофе – это все к чему? И почему Мона до сих пор это все принимает? Одно из двух: либо природный мазохизм, либо она так и не научилась разбираться в людях. Недолго юный разгоряченный ум рефлексировал, так как в подъезд завалилась группка синеньких и поддатых мужиков, по всей видимости, отмечавших День Молодежи. Немолодые люди громко плевались и орали матом, душевно восклицая о том, как хорошо жить. Мона не могла с ними согласиться, поскольку угроза становилась все ощутимей с каждым этажом. Она мигом спрыгнула с подоконника, боясь представить, что сейчас будет. Находиться среди кучи алкашей еще более напряженно, чем спать около подозрительного провода, поэтому паника росла в геометрической прогрессии. Никогда не знаешь, чего ожидать от пьянчуг. Вот и Мона никак не ожидала увидеть сейчас Скарамуша. – Привет, – как ни в чем не бывало здоровается он, кинув на Мону секундный взгляд. Его грудь тяжело вздымалась, катастрофически больная по воздуху. Видно, что бежал. – Кого ждешь? – Перестань язвить хотя бы сейчас, – Мона с опаской смотрела на лестницу внизу. – Они сюда идут? – Не знаю, – дыхание совсем сбивчивое. – Заходи, – Скарамуш не ждет ее, но оставляет дверь открытой. Вот столько времени потребовалось Скарамушу, чтобы все-таки позвать Мону в свою холостяцкую обитель. И если отмести все моменты, где студентка ломается для приличия, то она вполне быстро приняла приглашение. Планы поменялись. Фишль с ума сойдет, если узнает, что Мона осталась ночевать у Скарамуша. Она и сама едва верит, однако его макушка в ногах ощущается очень даже материальной. Скарамуш не готов был жертвовать своим королевским ложем, если узенький диван можно так назвать, поэтому Мона ютилась на крохотном кресле, пытаясь сложиться пополам. Даже собственные конечности мешались. Любое неаккуратное движение ногами могло привести к тому, что Скарамуш получил бы по голове. О дальнейших последствиях умалчивается, но беды явно не оберешься. Перевернулся бы хоть, что ли. Оказалось, у Скарамуша очень чуткий сон. Или это Мона слишком беспокойно спит. В любом случае, несовместимо. Когда Мона начала пинаться, Скарамуш даже испугался поначалу, мол, случилось чего, но глаза ее были закрыты, а лицо оставалось все таким же – умиротворенно-спокойным. Спит. Действительно спит, не притворяется. Скарамушу не очень понравилось примерять на себя роль груши для битья, поэтому он благоразумно лег ногами к креслу. Может быть, это и помогло, но что поможет от разговоров во сне? Скарамуш не понял, он спал или просто пребывал в смутной полудреме, но неожиданный девичий голос посреди ночи вынудил его спуститься с облаков. Спросонья это было действительно жутко, хотя Скарамуш виду не подал. Он распахнул глаза, полные замешательства и усталости, вслушиваясь в слова Моны. Бессвязная речь и обрывки фраз говорили сами за себя – Мона беседовала с кем-то во сне. Скарамуш удручающе вздыхает, с трудом пропуская мимо ушей это странное одностороннее общение. Последней каплей стал шум в ванной комнате, продолжительный такой, с бурными восклицаниями и шуршанием по шкафам. Все, подумал Скарамуш, пик лунатизма настал, она еще и ходит во сне. Ходит во сне и открывает ящики. Почему-то в голову забралась мысль, может ли Мона нечаянно наткнуться на что-то острое. Что острого есть у него в ванной? Скарамуш, не в силах вспомнить, еле-еле встает с дивана и плетется проверять. – Да тут халупа похуже моей! Где он эти цифры из счета взял вообще? – Мона хозяйничала на чужой территории, не замечая ничего вокруг. Но, когда резко обернулась, столкнувшись нос к носу со Скарамушем, то даже вздрогнула. – Ой. Ты чего так пугаешь? У меня чуть сердце в пятки не упало! – Что ищешь? – Скарамуш говорил вяло, стоя с полузакрытыми глазами, во время моргания пытаясь доспать. – Ничего, – честно отвечает Мона, хлопая ресницами. – Я выспалась. Выспалась. Она выспалась. Вот так просто и открыто, как пуля в лоб. Скарамуш, спавший от силы полчаса, решил, что в такие моменты стоит просто промолчать. – Будешь кофе? – предлагает он в итоге. – Опять? – Тогда я пошел. – Я есть хочу, – прозвучало из уст студентки, словно гром среди ясного неба. Скарамуш даже не шелохнулся. Он опирался одной рукой о бортик ванной, другой – о стиральную машинку, обдумывая смысл своего существования. А потом, наконец, спросил: – Который час? Мона вопросительно вскинула бровь. – Пять утра? В пять утра на кухне зажегся свет. Пока Скарамуш рылся в недрах холодильника, Мона села за стол, поджимая к себе ноги и оглядывая комнату вокруг. Кухня была грубой и безжизненной. Очевидно, что не самые приятные времена заставили Скарамуша переехать сюда. Этот дом не привлекал новых жильцов, и каждый понимал почему. Квартиры здесь давно никто не покупает – они передаются по наследству. А как сложилось у Скарамуша? Мона, задержав взгляд на одинокой лампочке без абажура, осознала, что они совершенно друг друга не знают. А она ночует сейчас в его квартире. Разве это правильно? Студентка хотела начать диалог, но вовремя решила, что надоедать человеку с ножом – не лучшая идея, даже если этот человек просто режет сыр на бутерброды. Моне не нравится клеёнчатая скатерть в красную полоску. Никто пока не знает, что через полгода они купят сюда другую. Купят и люстру, и новый диван, на котором будет в разы удобнее спать вместе. Поочередно будить друг друга на пары войдет в привычку, как и выгуливать терьера по утрам. А ремонт в квартире Моны окажется бессмысленным. Но это будет потом. Сейчас же, сидя на кухне и держа в руках телефон, девушка думала, что ремонт вообще никогда не закончит, ибо сообщение от Чайльда звучало очень многообещающе: «Мона, мы с Кейей щас в клубе, почему звонила?»