— Шмитти, ну же, последняя реплика.
— Может прервёмся?
— Да там две минуты. Расслабься, приколов не будет. Просто произнеси её, и «Смехлыст XXL» готов.
Джош устало вздыхает; «последняя реплика» была уже около получаса назад. Он потирает глаза обеими ладонями в тщетной попытке прогнать переутомление. Как только комик убирает их, дабы взять лист с текстом, чужая умелая рука находит место на его лице. Легкие касания большого и указательного пальцев на щеках чувствуются будто тиски, лишающие свободы движений. Слабо давя снизу вверх на подбородок своего объекта обожания, главный актер «Смертельной вечеринки» смотрит в тёмно-карие ореолы пойманного диктора.
Это было далеко не первым разом подобного проявления внимания, однако жест всё равно не проходит без растерянного вида Шмитти. Пользуясь отсутствием сопротивления, похититель изучает синяк на шее соседа.
— Ты когда успел?
— Об пол ударился, когда сознание потерял.
Проще не смотреть в ледяные огни напротив вовсе, чем делать безуспешные попытки разгадать, что на уме у ведущего, отыгрывающего роль «Тамады». Издевательство, расчленение, интерес? Одинаково вредно для физического и психического состояния человека, на которого эти эмоции направлены.
— Так и передашь коллегам, останавливаясь на падении. Думаю, на сегодня сделаем паузу, — он наконец отпускает свою жертву. Вместе с восстановлением дыхания, на коже остаются фантомные покалывания, жаждущие вернуть прикосновение. — Тебя подвести до дома или до нашей точки?
— До точки. Я пройдусь.
Пиликанье часов обрывает воспоминание из «Отеля смерти» и оповещает об окончании обеденного перерыва. Джош запоздало удивляется, что за целый час ему разве что помахали рукой дикторы из более поздних паков, но старается откинуть неприятное чувство, списывая всё на загруженность команды. Следующий день под копирку повторяет предыдущий, причём даже давний приятель Куки Мастерсон не появляется в столовой. Так незаметно проходит неделя. Решившийся подойти к друзьям из «Творим патенты» Шмитти уже расположился под дверью и собирался с силами, чтобы постучаться. Не дожидаясь, когда ему отворят, комик заходит в офис парочки во время оживлённой дискуссии. Те резко замолкают, увидев гостя. Вроде хотят что-то сказать, но не осмеливаются. Неловкая тишина отсчитывает напряжённые секунды, пока Джош наконец не выдерживает взгляд снисходительного сочувствия.
— Хэй! Давненько не видел вас на перерыве. Забот по горло? — натянуто произносит он.
— Да, привет-привет, — Тоби поджимает губы и отворачивает голову. — Вот, надумали в отпуск, поэтому решили поскорее закончить с деловыми обязанностями. Как дела у…
Лена толкает локтем в бок своего бывшего мужа, намекая тому замолчать, и переводит тему:
— У тебя-то как прогресс со «Смехлыстом»? Я слышала, что сейчас проходит локализация одновременно шестого и седьмого паков.
От упоминаний своего «детища» в комике всегда просыпалась гордость за все проделанные труды, однако последнее время название лишь побуждает вымученно приподнять уголки губ. Это происходит скорее рефлекторно, ведь работа над игрой проходит с человеком, из-за которого Джош оглядывается по сторонам, когда возвращается домой; [ОТРЕДАКТИРОВАНО] не любит кислого выражения лица у «ведущего лучшей игры». Пульс повышается, как будто он пробежал стометровку. Борясь с тревожными мыслями, Шмитти отвечает на вопрос подруги.
— Потихоньку. Почти перевели, начали озвучивать… — интонация подскакивает на последнем слове, — …вопросы. Всё путём!
Тоби и Лена переглядываются, не до конца веря словам комика, после чего ведущий «Творим патенты» показательно бросает взор на эскизы изобретений, ожидающие внимания дикторов-разводил.
— Ну, к сожалению, нас заждалась бумажная волокита, поэтому…
— Да-да, понимаю, не буду вас задерживать.
Зная, что его присутствие и здесь лишнее, Джош покидает помещение. В тщетных попытках понять, что с ним в последнее время не так и является ли это причиной столь холодного приёма друзей, он оказывается у дверей архива. Может весёлый и беззаботный Шмитти из прошлого даст ему ответы на эти насущные вопросы?
На столе, среди коробок с хламом и кассетами, он находит папку с дисками, которая подписана «Внерабочее». Она красноречиво лежит в стороне от всего прочего, намекая, что кто-то из сотрудников пересматривал материалы, если не добавлял туда новые. Джош включает компьютер и вставляет носитель информации в дисковод. На экране появляются иконки видеозаписей: «Корпоратив по случаю удачного трейлера», «Конкурсы на сплочение коллектива», «Дурачества Шмитштенштейна и Мастерсона», «Две буки сидят в тёмном углу»... Столько событий, столько совместных воспоминаний. Комику всегда казалось, что они были семьёй, а не просто знакомыми с одной компании. Что же стало с теми улыбками, которые встречали его каждое утро? Отчего, как ни зайди в чей-нибудь кабинет, вместо доброго приветствия или подкола, его встречает сконфуженная мимика и молчание? Ведь ничего не поменялось, он всё тот же диктор юмористического шоу, тот же весельчак.
Взгляд падает на соседнюю полку с переводами. «Bomb Сorp.», «Словоблуд», «Гражданский холст» и, конечно, «Смехлыст». Пальцы сами тянутся к папке с наклейками квипов, что Шмитти в качестве шалости прилепляет за каждую переведённую часть. Четвёртый стикер уже подготовлен и ждёт своего часа в выдвижном ящике личного стола. Куки просёк идею и на свою обложку также добавил три штуки. Хотел наклеить четвертый антропоморфный цветок с глазом, но Джош остановил его, сказав, что разные режимы не считаются отдельными играми. Соперничество на их поприще только поощряется, как и помощь с озвучкой иных паков, если не хватает ведущих. Всё было словно в реалистичной сказке: волшебным, изматывающим из-за переработки, но тем не менее приятным, благодаря поддержке друзей и фанатов. Минувшие радостные дни отдают теплом в сердце, от чего возвращение к реальности ощущается ещё болезненнее.
— Где я свернул не туда? — тихо произносит он, прижимая папку со своей франшизой к груди.
— А мне продолжают нравиться твои шоу.
Шмитти в шоке поворачивается на стуле в сторону голоса. И здесь не скрыться от чокнутого коллеги. Кто угодно, но только не он и не сейчас. На автопилоте Джош пытается найти путь отступления, способ сбежать, но безрезультатно. Ведущий «Смертельной вечеринки» стоит в дверном проёме, успешно ловя комика в западне.
— Я даже записал несколько твоих вступлений, когда подумывал стать стендапером.
Нарушивший чужое спокойствие ведущий делает несколько шагов внутрь комнаты. Пальцы впиваются в края альбома, чтобы не выдать их предательское дрожание. Джош практически не фокусируется на том, о чём говорит его собеседник, концентрируясь на успокаивании мандража. Они находятся в офисе, этот псих не осмелится вытворить что-нибудь... ужасное.
— Я давно мечтал о карьере ведущего, но мне не хватало смелости, — продолжает он, расценивая молчание приятеля как знак того, что тот слушает. — Шоу такого формата до меня мало кто пробовал, а те, что пережили пилотный выпуск, канули в Лету. Я услышал о проекте WhatIf и рискнул податься в актеры озвучки, чтобы начать хоть с чего-нибудь. Ваша команда тогда была занята переводом «Смехлыста XL», и я ненароком услышал твою репетицию. Это толкнуло меня попробовать себя в роли маньяка-ведущего следующей игры. Ты меня вдохновил, Джош. И я тебе за это благодарен.
Уж от кого, от кого, а от [ОТРЕДАКТИРОВАНО] такое признание Джош точно не ожидал услышать, тем более в столь трудную минуту. Из файлика в папке слетает диск с надписью «Финальный раунд». Открывший душу диктор берёт упавший предмет, протирает голографическую сторону о кофту и вручает его владельцу, аккуратно держа диск за края.
— Так что я подумал… Может, посидим у меня в домашней обстановке? Я бы сказал «как в старые добрые времена», но такого прошлого у нас не было, поэтому чисто как коллеги.
Шмитти вкладывает носитель в соседний файл, снимая бракованную страницу, послужившую причиной падения диска. Похоже, звуковики не заметили, что она треснула с одного из краёв.
Что же касается предложения… Вероятность того, что с ним что-нибудь случится, если он согласится, катастрофически велика. Другая перспектива — снова сидеть в одиночестве в пустой квартире, пересматривая стендап-выступления известных комиков. К тому же, после похищения мужчина удосужился приобрести электрошокер и перцовый баллончик, так что повторение ему не должно грозить, по крайней мере теоретически. Да и как сказал Ведущий, то было для образа, поэтому вряд ли он затеет сотворить что-то подобное во время внерабочих посиделок.
— Ну-у, можно в принципе…
— Отлично! Тогда встречаемся в семь на парковке.
— Нет! Давай на остановке! У супермаркета! — чуть громче необходимого говорит Шмитти, делая нервные паузы после каждого уточнения. — Я-я так, вдруг компания решит провести проверку на знание правил безопасности на улице…
— …Ты же меня не боишься после того случая? Я клянусь, что хотел как лучше! — Ведущий вскидывает руки в заверяющем жесте. — Мне правда жаль, что я тебя тогда перепугал.
— Я понимаю, и всё же мне нужно время, чтобы оправиться. Поэтому давай оттуда? — Шмитти пробует показать позитивный настрой. Неизвестно, сработало или нет, однако «Интеллектуальный маньяк» соглашается.
Вечер проходит спокойно. Компания, ужастики и горы еды — лучшее окончание тяжёлого дня. Мужчины сходятся на выборе одного из слэшеров, и [ОТРЕДАКТИРОВАНО] оживленно жует попкорн во время открывающей сцены.
— Люблю «Техасскую резню бензопилой». Хотел что-то похожее когда-нибудь устроить.
— Было бы весело, думаю.
— Не для посетителей, это уж точно, — чистосердечно смеётся Ведущий.
— Ты всегда можешь пойти в актёры на квестах. Таких как ты, с твоими методами Станиславского, точно возьмут.
— Леджер и на бóльшие жертвы шёл.
— Это который из «Тёмного рыцаря»?
— Ага. Просидел месяцы в изоляции, чтобы понять Джокера. Странный приём, но народу понравилось.
— А я и недели не выдерживаю, — Шмитти вздыхает. Казалось бы, он впервые за долгие дни игнорирования проводит время с кем-то, но общество актера-маньяка не обнадеживает.
— Джош? Ты, надеюсь, не злишься на меня за то, на «Смехлысте»?
Крайне странно смотреть на человека, не видя его лица. Неизвестность способна как манить, так и пугать. Становится не по себе, когда не имеешь понятия, кто или что скрывается во тьме. Точно человек, существование рептилоидов не доказано. И всё же Ведущий ещё до похищения был сам по себе крайне… сомнительной персоной, а после так вообще вызывает море вопросов. Выпытывающий взгляд из полумрака не оставляет возможности возразить.
— Н-Нет. Я просто плохо переношу стресс, поэтому пока побуду дёрганым. Ничего, восстановлюсь со временем.
— Вот и славно. Я тебе, кстати, кое-что подготовил.
Мужчина встает с дивана и отходит в смежную комнату. Через пару мгновений он возвращается с чем-то в руках. Включив напольную лампу в их самодельном кинотеатре, хозяин квартиры торжественно разворачивает лицевой стороной к гостю ярко-жёлтую футболку.
— «Лучший ведущий», — читает Шмитти надпись на ней.
— Я не считаю свою игру идеальной, но твоей требуется отдельное место за креативность и поднятие моего настроения.
Джош берёт протянутый предмет гардероба, в недоумении рассматривая напечатанное предложение. В который раз за день ведущий поражен таким участливым и внимательным поведением на первый взгляд равнодушного коллеги. Сначала вечер, теперь подарок. Неужто тот монолог не был банальной попыткой приободрить Шмитти, а «Тамада» действительно раскаивается и хочет осчастливить своего кумира? Даже если их отношения не задались с начала, у них ещё есть шанс наладить их?
— Я был бы рад, если бы во время наших встреч ты носил её. Не настаиваю, но, мне кажется, ты в ней хорошо бы смотрелся.
Встав с утра пораньше, Джош следует совету, примеряя футболку перед зеркалом. Густой цвет возвращает немного живости лицу диктора.
Дни проходят, а товарищи по команде не меняются, по-прежнему держа от него дистанцию. Скорее из неимения других опций, Шмитти поддерживает общение с ведущим «Смертельной вечеринки», чтобы в край не растерять социальные навыки.
Первое время было ощущение, что Джош нашёл человека, который прекрасно его понимает: умеет шутить, причем не так, как было в их «кроссовере», может выслушать и поддержать, когда требуется. Однако нестыковки начали проявляться крайне часто, когда темы для обсуждений стали более личными. Но, несмотря на все их споры и конфликты, Шмитти напоминал себе, что Ведущий был тем, кто тогда подставил плечо, кто позаботился о нуждающемся коллеге, когда того покинули его прошлые «друзья». Желание общаться с ними уже давно не посещало комика, да и зачем, если рядом есть такой внимательный слушатель, интересующийся деталями; с которым час перерыва пролетает будто в наваждении. Пусть он вспыльчив и крайне скрытен в освещении своей активности вне стен компании, есть в Ведущем какой-то шарм.
Кто бы мог подумать, что из-за мыслей о «Тамаде» его пульс будет учащаться, но совсем по иной причине, нежели ранее. Да, Джош «Шмитти» Шмитштенштейн влюбился. Переход на новый этап поистине волнителен, и всё же признание может серьёзно пошатнуть их дружбу, если не разрушить её. Убедив себя в том, что он способен обернуть любую неловкую ситуацию в шутку, и отбросив все предрассудки, Шмитти решился на перерыве заскочить в кабинет «жуткого маньяка». В офисе того не оказалось, но Джош смог найти его в общей студии звукозаписи.
— [ОТРЕДАКТИРОВАНО]? — комик мнётся, но стучит в дверь небольшой комнаты, которую обычно запирают для лучшей шумоизоляции.
— Один момент, — слышится с другой стороны, а затем обладатель голоса, пропущенного через модулятор, встречается со Шмитти на пороге. — Я весь внимание.
— Я люблю тебя.
Требуется около десяти секунд, чтобы Ведущий осознал смысл выпаленной фразы.
— …Что, прости? Мне показалось, ты сказал…
— Я. Люблю тебя.
Актёр-маньяк хватает Джоша за ворот рубашки и рывком заводит того в помещение, захлопывая за ними дверь, к которой тут же прислоняет комика.
— Шмитти, не разбрасывайся словами, о которых потом пожалеешь.
Ведущему «Смехлыста» порядком надоели подобные заявления, особенно от приятеля, для которого не существует личного пространства, когда дело касается разговора тет-а-тет. Пока последние крупицы храбрости не покинули тело, Джош зажмуривается и касается щеки Ведущего губами, тут же отстраняясь. Поза человека в капюшоне сразу меняется: из обычного нависания, которое даже можно было назвать запугивающим, она переходит в откровенное прижимание к вертикальной поверхности. Зрачки «Тамады» сужаются, анализируя серьёзность намерений кумира. Хватка на запястье невербально намекает поднять опущенную в ожидании вердикта голову. Действия «маньяка» непредсказуемы, что подтвердило их предыдущее общение; не стоит отметать вероятность того, что Шмитти неправильно воспринимал заботу и оказался идиотом, который может и огрести за подобный жест.
С поцелуем силы вместе с сомнениями покидают тело комика, и он закрывает глаза, поддаваясь порыву. Эту жажду не перепутать. Ведущий держался, чтобы не спугнуть его, только чтобы позже вцепиться, как стервятник в умирающее животное. С другой стороны двери кто-то стучит и просит освободить студию через пятнадцать минут. От неожиданности Шмитти приходит в чувства и отталкивает от себя [ОТРЕДАКТИРОВАНО] на расстояние вытянутых рук. Очередное напоминание, что работа — не лучшее место для подобных игр. Комик глубоко вдыхает, когда похититель его сердца делает шаг назад, лишая свою жертву опьяняющего внимания. Лица у «Тамады» не видно, но напряжение тяжело не ощутить. Через него не продохнуть, и от него не убежать, но Джоша это мало волнует, пока он приводит себя в подобающий вид, а работавший за микрофоном ведущий сохраняет записи и выключает компьютер. На выходе их встречают Тоби и Лена, которые торопят двух коллег поспешить и очистить место.
Как только парочка творцов патентов покидает их пространство, «убийца» крепко хватает Джоша за плечо и наклоняется к его уху.
— После смены поговорим, — доходит до слуха Шмитштенштейна перед тем, как того отпускают. Решая не нервировать друга, мужчина в очках удаляется к себе, всё ещё не понимая, что произошло между ними.
На улице темнеет. Возможно, решение признаться было опрометчивым. План «Б» по переводу всего в шутку уже не прокатит. Когда он выходит из здания офиса и видит знакомый силуэт, неприятное ощущение дежавю закрадывается на подкорку сознания.
— Едем ко мне. Думаю, ты догадываешься, зачем.
Впрочем, уже ни один план не способен ему помочь.
Разговор в тот вечер перечеркнул всё, из чего состояла жизнь Джоша. «Изъяны» являются частью характера [ОТРЕДАКТИРОВАНО], а значит с ними придётся смириться. Как и с манией контроля, жестоким обращением, частым обесцениванием и далее по списку. Открытие каждого из заскоков проходило постепенно, что замылило глаза и погасило желание протестовать.
Друзей не стало. Вместе они вычеркнули из своего круга всех, кто мог помешать их союзу. Ограничатся приятельством. Ведь они бросили, а, когда Шмитти остался без защиты и надежды, его подобрал и выходил
он. Теперь уже партнёр. Секрет, что они унесут в гроб.
Очередная поздняя встреча. Правда, эта имеет иной оттенок. Какой-то… более интимный. Ведущий не проронил ни слова, лишь выжидающе смотрел на Джоша из полутьмы спальни, как будто мысленно внушая желаемые действия.
— Ты хочешь, чтобы я снял футболку? — робко нарушает тишину Шмитти.
Он давно выучил, что под капюшоном может быть что угодно. Совершенно. Любая. Эмоция. Страх, восторг, ярость, похоть, грусть. Тембр также может варьироваться, и угадать тяжело, если не подмечать детали. Но все расчёты бесполезны, если их не на чем основывать, а именно этой нужной информации [ОТРЕДАКТИРОВАНО] сегодня не даёт, храня молчание. Кивок служит единственным указателем, что комик не ошибается в направлении их «игры». Джош оттягивает ворот той самой футболки с их роковой посиделки. Он стоит так, что лунный свет из окна падает на спину и плечи. Лампа на тумбочке неподалёку своим тусклым сиянием подчёркивает синяки под глазами Шмитти, а бледный луч с улицы выделяет малейшие детали на теле хохмача, вплоть до волосков на предплечьях, вставших дыбом. Весь напоказ, для самого наблюдательного зрителя, который вышел из теней специально ради этой минуты.
Перед «Тамадой» раскрывается средняя комплекция с небольшим животом. Так странно видеть кумира без верха. Хочется приблизиться и дотронуться. Нет, нельзя касаться, нужно держаться и смотреть издалека, как он всегда и делал до похищения. Нужно проявить терпение, ведь, вонзив когти, поиграться уже не выйдет. Слишком тяжело отказать себе в желании лишить жертву всего, что она при себе имеет.
Капюшон падает с макушки и раскрывает лик мужчины. Мало что удаётся уловить и, по непонятной причине, после каждой встречи черты «убийцы» вспоминаются расплывчато. Ведущий «Смехлыста» отворачивается лицом к кровати, когда партнёр подходит ближе.
— Ты уверен, что хочешь продолжить? — спрашивает фанат страшилок.
Обыкновенный голос. Шмитти практически получается сдержать мурашки от неожиданности открытия завесы очередной тайны.
— Раньше тебя это особо не волновало, — Джош не находит силы встретиться с настолько испытующим и обгладывающим взглядом.
— В твоих глазах я ужасен?
«Маньяк» находится уже в сантиметрах от желанной добычи, но останавливается. Единственная и последняя возможность сорваться с места и ускользнуть от крепкой хватки, с которой Ведущий берёт «всё самое дорогое,» — как он любит выражаться. Касания остаются желанными, пусть и чужие изречения продолжают вселять страх, будто предостережение.
— Твой характер — до безобразия, — говорит Шмитти, окончательно поддаваясь эмоциям. — Но у меня всё ещё осталась надежда, что где-то там есть человек.
Как жаль, что заплутавший слеп. Резкое столкновение тела с кроватью выбивает воздух из лёгких. Ведущий нависает над вторым диктором, припечатав того лицом в матрас. Сняв с брюк ремень, садист связывает Джошу руки за спиной под поток вопросов о надобности подобных мер.
— Я сейчас вернусь, — бросает он вместо объяснений.
Погружаясь в размышление, разум переваривает происходящее, рождая тревожные догадки, и Джош пробует подняться, но сильная рука на шее кладёт его на место.
— Единственные люди, которые видели моё лицо — это мертвецы. Кроме тебя, Джош. Потому что ты мне нравишься. Я перед тобой открылся, поэтому теперь хотел бы так же увидеть тебя во всех твоих обличиях. Ведь мы оба знаем, что «комик» — это просто образ. А то, что внутри, я хочу прочувствовать.
По треску можно догадаться, что Ведущий натягивает перчатки. Не представляя, какое у них может быть назначение, Джош неподвижно лежит, дожидаясь причины, по которой Ведущий затеял всё это. Медленно, контекст за словами и действиями начинает доходить до связанного ведущего. У них ведь не было первого раза, или «жуткий диктор» не считал нужной хотя бы моральную подготовку?
Вставая на колени над пленником, «Тамада» хватает того за стянутые руки.
— У тебя завтра встреча с директором и продюсером шоу в «АГТНЗ». Целых два часа без меня... Поэтому, я восполню их сегодня.
— Если у меня останутся синяки, то у компании появятся вопросы.
— Значит наденешь плотную рубашку. Я дождусь твоего возвращения, но за это придётся заплатить, дорогой.
Ладонь в перчатке гладит чужие волосы. Шмитти хочет вжать голову в плечи. [ОТРЕДАКТИРОВАНО] касается лопатки комика и проводит большим пальцем вдоль торчащих краёв, щипая за бок, на что Джош морщится. Ведущий оттягивает пояс штанов Шмитштенштейна, и тот сглатывает, недовольный таким напором, но всё ещё не решающийся озвучить негодование. Последней каплей становится след от зубов, впившихся в спину под болезненный вскрик шутника.
— Ты можешь хоть немного нежнее?!
— Ещё успею. У нас давно закончился конфетно-букетный период, — Ведущий спускает штаны со своего спутника. — Если он вообще был.
Может это время и было неоднозначным, но Шмитти предпочёл бы вернуться на начало их отношений. Тогда было не так больно засыпать, вспоминая, что бежать ему некуда, как и рассказать некому. Полиция точно не поймёт, почему он не уйдёт, а из знакомых вне компании никто про [ОТРЕДАКТИРОВАНО] не знает. Пути перерезаны.
«Маньяк» раздвигает ноги партнёра. Шмитти пробует пнуть пяткой нависшую над ним тушу, но попытка бунта заканчивается, не успев начаться, когда садист перехватывает щиколотку и прокусывает до крови плечо.
— Если будешь меня пинать, то я достану нож. У меня нет желания причинять тебе серьёзные увечья, поэтому предлагаю компромисс: подними таз, и я тебя вознагражу.
Шмитти следует указанию, боясь как-либо сопротивляться, и «Тамада» хватает его за бёдра. От силы давления и собственной беспомощности Джош дрожит, подавляя скулёж.
— Хороший мальчик, — гортанно смеётся «серийный убийца» и проводит спереди по шее, которая дребезжит в районе кадыка. — Такой податливый, такой послушный. Всегда бы так. А то как-то ты себя плохо вёл последнюю неделю. Вечно крутился около фанатов филологии. А я ведь скучаю, когда тебя нет рядом.
Ведущий проводит ногтем вдоль грудины и живота, проходя по пупку круговыми движениями.
— Ты же помнишь, какого это; не иметь никого, с кем можно пообщаться? Изгои должны держаться вместе. Мы ведь команда, Шмитти. Дуэт. Тебя же это, как и меня, волнует?
Палец доходит до резинки трусов и забирается под неё вместе с ещё двумя, оттягивая эластичную полоску ткани.
— Приемлемо, — он обхватывает половой орган, на что Шмитти сжимает зубы, чтобы не издавать звуков. Настойчивые движения не позволяют сфокусироваться на озвученном вопросе.
Ведущий берёт принесённый лубрикант и работает руками, то сжимая, то разжимая набухающий член. Комик рвано дышит, частично переходя на стон. Свободная ладонь актёра-маньяка оглаживает верх, проходя по податливой на касания коже. Наигравшись, он отпускает Шмитти и спускает бельё того до щиколоток, подползая ближе, буквально вжимая Джоша в себя.
— Всегда мечтал узнать, что у тебя внутри, — сказанная с садистским наслаждением фраза звенит в ушах. — Характер я твой выучил, осталось изучить физическую составляющую.
Находясь где-то в прострации, Шмитти ощущает, как Ведущий проникает смазанными пальцами в его задний проход. До слуха доносятся нечленораздельные обрывки слов, и отчего-то проступают слёзы. Он двигается не так жёстко, стараясь пройтись по каждому миллиметру доступного пространства. Второй и третий палец окончательно возвращают комика к осознанному восприятию. Когда подготовка окончена, «маньяк» освобождает свой низ от одежды и расставляет бёдра Джоша ещё шире. Медленный заход, и теперь не осталось частей тела, которыми [ОТРЕДАКТИРОВАНО] не тронул хохмача. Джош морщится и сипит.
— Ты чего?
— Скажи, что любишь меня, — почти переходя на всхлип, просит Шмитштенштейн, касаясь немеющими пальцами чужого предплечья.
— Я люблю тебя, Шмитти. И я сделаю тебя своим, чтобы это доказать.
Половой орган входит глубже, заставляя шутника впиться зубами в постельное. Двигаясь неспеша, Ведущий шепчет, что мечтал услышать то давнее признание ещё с записи реплики про «лучший подарок убийце», и называет диктора «Смехлыста» самой удачной идеей для преподнесения. «Тамада» ускоряет темп и говорит, что убил бы ещё сотню людей, чтобы пережить этот день снова. В адекватном состоянии эти слова должны настораживать, однако никто из них не мыслил трезво.
— Я без ума от тебя, Джош, — произносит Ведущий и целует предмет обожания в шею. — И я заставлю тебя почувствовать то же самое.
Шмитштенштейн закрывает глаза. Сил на ответ нет, поэтому он лишь скулит и обрывисто втягивает воздух под такт толчков. Знакомая дымка застилает разум, шепча окончательно перестать сопротивляться, и диктор «Смехлыста» слушается. Больше не сдерживаясь, он громко стонет, направляя Ведущего, чтобы тот доставал до точки удовольствия. Приобнимая своего кумира, «Интеллектуальный маньяк» шепчет тому слова, что говорил так давно: как ценит Шмитти, как тот подарил ему самые незабываемые вечера. Требуется около минуты перед тем, как [ОТРЕДАКТИРОВАНО] изливается внутрь партнёра и, вытащив и аккуратно перевернув Джоша на спину, приземляется сверху.
— Как ты там? — спрашивает он. Пусть уже не окутанные тьмой, светящиеся радужки продолжают гипнотизировать своим блеском.
Шмитти сдавленно ворчит, что не успел дойти.
— А нужно ли это?
Джош лишь молвит робкое «пожалуйста». На такое «Тамада» лениво приподнимается и проводит вдоль стоящего ствола. Неторопливыми движениями Ведущий растягивает удовольствие, пока Шмитти не начинает прижиматься к руке, что всё никак не приближает его к пику. Довольный реакцией, любитель пыток отпускает его, усмехаясь.
— Не понимаю твоих намёков. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— [ОТРЕДАКТИРОВАНО], пожалуйста, доведи меня. Я и так связан.
— И прекрасно смотришься.
Драматично вздыхая, он соглашается по-честному закончить дело до конца. Новая порция смазки, и ладонь проходит по нежной коже разгорячённого члена, оставляя за собой электрический заряд. Джош не успевает сдержать громкий рык, который прерывается поцелуем. Вверх-вниз, и так три повтора перед тем, как Шмитти сжимается в руку, что наконец-то даровала ласку, и в итоге покрылась белой субстанцией. Ведущий с любопытством рассматривает получившееся месиво.
— А это могли быть твои дети, — он без колебаний решает испробовать коктейль, который сам «взбил». — Солёная.
Обессиленный, Шмитти медленно погружается в состояние между сном и бодрствованием. Выключающееся сознание не регистрирует последнюю сказанную этим вечером реплику:
— Теперь ты точно мой. А значит, что у любого, кто решит тебя тронуть, будет минимум перелом шейного отдела.
***
Четвёртая наклейка. Сейчас бы плюхнуться на кровать и проспать весь день, а ведь у Шмитти ещё банкет в честь успешного закрытия квартала. В назначенное время Джош появляется на пороге офиса компании. Рассчитывая побездельничать полчаса, чтобы позже сбежать домой, он усаживается за стол и, попивая пунш, игнорирует, как Майонез с Геной и Доктором Ро обсуждают методы вживания в роль.
— Шмитти, поздравляю с окончанием озвучки! Как ощущения? — девушка бодро поправляет очки и таращится на комика, предчувствуя долгий рассказ.
Неожиданное обращение заставляет его остановиться с поднесённым ко рту стаканом. Джош давно... не слышал своего имени из уст кого-либо, кроме [ОТРЕДАКТИРОВАНО], и тем более не ждал диалога с кем-нибудь из коллег. Поёрзав по стулу, он сухо отвечает им.
— С трудом верится, что наконец-то завершили.
Доктор озадачено выгибает бровь, а Майонез прокашливается и произносит:
— Нам не давало покоя, что тебе пришлось отдалиться. Утрата — это всегда горе, но позволь узнать, как в данный момент обстоят твои дела?
—
Мне пришлось удалиться? — Шмитти не понимает, о чём идёт речь, и переводит недоумённый взгляд на кота.
— [ОТРЕДАКТИРОВАНО] сказал, чтобы мы позволили тебе самостоятельно подойти, как ты оправишься, — отвечает вместо него Гена.
— Когда? И от чего оправлюсь?
С каждым неловким предложением число вопросов в голове комика увеличивается в геометрической прогрессии. Теперь уже на ведущего «Смехлыста» были направлены растерянные выражения лиц троицы.
— Ну, так ведь... — Ро сконфуженно пытается уточнить, но её прерывает Майонез.
— Касательно твоей мамы. Мы понимаем, что терять близкого человека крайне тяжело, но прошёл уже практически год... Нам хотелось убедиться, что ты с самопомощью не перестарался.
От натренированного на такие мелочи зрения доктора не скрылись синяки и потёртости на руках комика, оголившиеся из-за закатавшихся рукавов.
— В общих чертах, да, — девушка поправляет смявшийся ворот белого халата. — Тебе необязательно с нами делиться, но...
— Погодите, — обрывает Джош дальнейшие попытки коллег ободрить его. — Моя мать жива, я разговаривал с ней на прошлой неделе. А теперь давайте с самого начала.
За бурными разговорами незаметно проходят три часа. Как же... приятно было поболтать со старыми друзьями. Он ощущает нотку вины за то, что заставил партнёра ждать его в машине, но это чувство тут же испаряется, когда Шмитти выходит из здания и встречает того на улице. Это «Тамада» пудрил ему, как и всем вокруг, мозги. Одиночество и изоляция были лишь созданной садистом благоприятной почвой, в которую тот без труда посадил ростки навязанной любви. Вовремя поливая их заботой и вниманием, он взрастил то, что ведущие сейчас называют «отношениями».
— Джош, мог хотя бы предупредить, если знал, что задержишься! — раздраженно начинает Ведущий вместо приветствия.
Шмитти не выдерживает:
— А ты мог бы меня предупредить о смерти моей матери! Хотя стой, она же не мертва! [ОТРЕДАКТИРОВАНО], что это значит?! Зачем?
Поза манипулятора на секунду искривляется в удивлении. Паника потерять контроль быстро сменяется агрессией.
— Я тебе разрешал с кем-либо разговаривать? — от чужой интонации по спине пробегает холод. Не отвечая на вопрос, Шмитти делает шаг назад. — Садись в машину.
— Нет!
Возможно, ещё не всё потеряно. Надо только вернуться в офис и как можно скорее вызвать полицию. Его никуда не упекут, — доказательств ни у кого нет, а домашнего насилия не существует, если вы не официальная пара — но у Джоша будет время. Хотя бы сутки. Уволиться, сменить паспорт, переехать... Весь этот ход мыслей отображается на отчаянном лице комика, на что Ведущий лишь смеётся; кто бы знал, что потеря одной из точек давления откроет несколько новых.
— Не нравится ложь? Хорошо, я могу сделать её правдой. Вдобавок к маме могу отправить на тот свет тех, кто так любезно сболтнул лишнего. Давай, кто это был? Докторша? Шпион?
Страх сковывает лёгкие, не позволяя вдохнуть. Шмитти уже давно не уверен, что «маньяк» — это только роль в игре, сценический образ. Слишком он... похож. Если Джош подставит под удар коллег и родственников, он никогда себя не простит, поэтому, поникши, он добредает до автомобиля под пронзающим взглядом своего мучителя. Тот заводит двигатель, параллельно отбрасывая на задние сиденья пустые упаковки из-под нейролептиков. По мере удаления от офиса ведущий «Смехлыста» понимает: в квартире партнёра его уже никто не спасёт. Тревога невыносимо выматывает душу, а «Тамада» не спешит её развеять, никак не продолжая их диалог на повышенных тонах.
И вот они
дома. Шмитти тихо садится на диван и перебирает пальцы. Неизвестно, что будет сегодня. Надежда есть всегда, но когда дело касается ведущего «Смертельной вечеринки», легче о ней забыть и не вспоминать, пока тот не уйдёт с горизонта.
Ведущий проходит мимо, игнорируя Джоша, к удивлению оного. Легче не становится, дурное предчувствие вторит, что здесь что-то не так. Не желая провоцировать [ОТРЕДАКТИРОВАНО], Джош продолжает молча буравить стену взглядом. Те же обои, та же гостиная, та же квартира, на которую он переехал после той самой ночи, когда стал чьей-то собственностью. Кроме новых правил изменений не произошло. Возможно, прикосновений стало больше, в том числе на совещаниях и перерывах. До него донесли предельно чётко: его уже никогда не оставят, но личности в нём не видят. Просто подходящая жертва для утоления голода потаённых чудовищ сознания Ведущего.
Подозрительно тихо. Не будь присутствие садиста таким давящим, Джош бы точно решил, что тот ушёл, не развивая конфликт; что так же вероятно, как и шанс того, что в эту секунду на комика рухнет сосна. Неожиданно, шею сдавливает что-то острое и тянет назад, припечатывая позвоночник к спинке дивана. Маленькие заточенные кусочки удавки вонзаются в кожу, принося неимоверные муки. Шмитти хочет завопить, но, даже просто открывая рот, он ощущает, как наконечники сильнее вгрызаются в нежную ткань. Остановить давление руками тоже не выходит, он лишь пачкает их в чем-то теплом и вязком.
Когда кислород кончается, стягивание наконец прекращается и его отпускают. Перед глазами проскальзывает виновница его мучений — проволока. Колючая проволока, которая обвивает забор, чтобы предотвратить побег заключённых. Удерживаемая плотными перчатками, она осторожно заматывается в кольцо. Алые капли окропляют брюки и мебель.
— Ты ж-же говорил, что не будешь... причинять серьёзные увечья, — отдышавшись и отойдя от шока, Шмитти проводит по новым ранам и сжимает зубы. Любое движение гортани вызывает боль. Слёз нет, только горечь.
— Знаешь, на скольких трупах я практиковался, чтобы не рассечь тебе кожу? Затягивать так, чтобы остались следы, но не были задеты крупные артерии и вены. Я всё это сделал только для тебя. Всего лишь пара шрамов, чтобы напоминать о том, кто из нас двоих ведущий, а кто ведомый, — диктор «Смертельной вечеринки» поднимает моток над головой, невинно улыбаясь.
С непониманием и отчаянием Джош пытается найти в мимике мужчины намёк на снисхождение, но тот всего-навсего пожимает плечами. Отложив орудие пыток, [ОТРЕДАКТИРОВАНО] сбрасывает перчатки и подходит к комику.
— Вдобавок… — «убийца» нежно касается красной полосы на шее, размазывая кровь, — разве увечья могут быть настолько прекрасны?
Хочется прильнуть, как бы физически и душевно не было ужасно. Джош прикрывает глаза и, дрожа, ожидает дальнейших действий. Садист приобнимает свою самую любимую игрушку сзади и мурлычет на ухо:
— Меня не волнуют твои отговорки, — что с начала их диалога было очевидно. — В следующий раз постарайся не делать то, что я бы не одобрил. А то знаешь...
Над другим ухом шумят таблетки в пластиковом блистере. Запасная упаковка, которую «маньяк» забыл взять с собой, когда ждал своего партнёра.
— ...Мне может надоесть принимать таблетки на фоне благоприятного влияния твоих криков на моё эмоциональное состояние.
Неизвестно, к чему эта бравада, когда мужчина давно перестал соблюдать назначенную дозу транквилизаторов, сокращая те до минимума. На приёме тоже перестал появляться, ведь кто заставит? Верно, когда желание контролировать окружающих сильнее, чем стремление к лечению, когда натура берёт верх, оправдываясь сломанностью, уже никто не поможет.
Сколько бы лжи не было со стороны [ОТРЕДАКТИРОВАНО], насчёт одной вещи он тогда не соврал: Шмитти пожалел о своих словах, бездумно брошенных в момент слабости. Увы, время не обратить вспять. Борьба с текущим положением потеряла свою актуальность, как и идея уйти. На это просто нет сил.
— Может я и наврал тогда, но, так или иначе, им плевать на тебя. Почему никто так и не удосужился прийти к тебе на выручку? Неужто выдуманной истории оказалось достаточно, чтобы они перестали обращать на тебя внимание? Им же удобно было сидеть в созданной правде, суть которой в том, что, пока ты отрабатываешь свою часть графика, с тобой всё в порядке. Ты им не был нужен. Они нашли тебе замену в друг друге, выкинули из своей рутины. Может они уже и забыли, как тебя зовут. Но я помню.
Ведущий кладёт подбородок на каштановые волосы, прижимая податливое тело ещё сильнее к себе. Всё сказанное, как балласт, затаскивает на глубину, с которой уже не выбраться. Хочется спать.
— Ты важен для меня, Джош. Я готов напоминать миру, что ты принадлежишь мне, столько раз, сколько потребуется. И если это означает сломать твою веру в светлое вместе с тобой...
Ладонь проходит по потрёпанной рубашке, поглаживая и пачкая ту не до конца высохшей кровью. Шмитти надеется, что её утекло достаточно, чтобы больше не просыпаться в руках садиста.
— То я сделаю всё необходимое ради нас и наших чувств. Это я называю «любовью». Жертвовать самым драгоценным для совместного счастливого будущего.
***
Раннее утреннее солнце озаряет черты лица мужчины, что играется с непослушными волосами человека под собой.
— Ты моё счастье. Джош, ты меня любишь?
Отсутствие ответа вызывает у маньяка лишь лёгкую улыбку. Благоговейно вздыхая, он произносит:
— «Мне не нужны ответы,
Души твоей смятения раздеты.»
