После задания

Дазай снижает скорость и поворачивает руль, направляя автомобиль с главного шоссе, освещённого фонарями, к обрыву, по плохо различимой в темноте дороге. Тормозит почти у края огороженной смотровой площадки, которая совершенно точно не пользуется популярностью за пределами Йокогамы, судя по скудной обстановке не рассчитанной на туристов. Чуя смахивает пепел с сигареты в приоткрытое окно и не задает лишних вопросов. Он устал. Подаренное задание от Босса для Двойного Черного, в честь окончания командировки, вымотало скорее эмоционально, а не физически. И в голове складывается хороший план, как порадовать себя ещё одной из вредных привычек по возвращению домой. Дазай тянется за его пачкой сигарет на панели, естественно, не спросив разрешения. Чуя понимает, что сейчас он в неподходящем настроении, чтобы напоминать Осаму о нормах этикета, и протягивает ему зажигалку, поджигая сигарету, зажатую между его пальцев. В молчании, расслабленно откинувшись на сиденья, выдыхая дым, они наблюдают за ночными огнями Йокогамы. Чуя видит, как вспыхивают и гаснут окна где-то в высотках. Его воображение рисует спокойный быт картонной постановочной семьи, каким его передают масс-медиа. Он не видел настоящего, но может представить размеренную жизнь людей по ту сторону стекла, словно за аквариумом, пока за его пределами ежедневно проливается кровь ради сохранения шаткого равновесия. Накахара отводит взгляд и задерживается на руках плотно обтянутыми перчатками. Обычно он корит себя за проявление слабости. За мысли, где кровавые отметки Бога не расползаются по его телу, но сейчас Чуя позволяет примерить себя к непримечательной жизни. Он видит себя школьником с ослабленным галстуком, которого волнуют оценки или может неразделенная симпатия. Чуя визуализирует банальные проблемы любого подростка, что стремится устроиться в окружающем его мире, и вместе с тем понимает насколько он далек от подобных представлений. И он не сожалеет, вовсе нет. Накахара сам избрал Мафию семьей. Сам лишил себя человеческих шаблонов размеренного «счастья». – Знаешь, после твоего возвращения я часто думаю о том, что хочу поцеловать тебя, – нарушает тишину Дазай, выдыхая дым через опущенное окно. Чуя вздергивает бровью в удивлении и поворачивает голову в сторону напарника. Этой ночью он не ждал таких слов. Не думал, что Дазай способен открыто, без шуток и подколов, озвучить свои истинные желания. Он смотрит на его профиль, выражающий спокойствие, и делает вывод – за время пока они не работали вместе, с Дазаем произошли какие-то изменения. И Чуя их упустил. Возможно, они связаны с его новоприобретенными друзьями, за которыми он наблюдает издалека? Анго и Ода появились так внезапно в жизни Осаму, и с невероятной скоростью его времяпровождение в душном контейнере, который Чуя ненавидит, сменилось на барную стойку с Сакуноскэ и Сакагучи в придачу. Узнал он о таких стремительных переменах от самого Дазая, который однажды ночью позвонил ему сильно выпивший и в приказном тоне требовал забрать его, аргументируя тем, что верные псы всегда слушаются хозяев. Естественно, Чуя, используя нецензурные выражения, отказал ему, и Дазай тут же изменил стратегию. Начал ныть и скулить, будто сам брошенный щенок в переулке. Он захотел увидеть такое представление воочию после жалобного и протяжного Чууууя в трубку, поэтому приехал по указанному адресу. Спустившись по лестнице в полутемный бар, он сразу же приметил Дазая, который создавал импровизированную корону из салфеток и зубочисток вокруг головы Сакуноске Оды, мирно сопевшему на барной стойке. Через круглые линзы очков за этим представлением наблюдал Сакагучи, лениво отпивая виски из стакана, и уже наверное в сотый раз устало просил Дазая прекратить вести себя как ребенок. Их улыбки, беззлобные препирательства, и звон протянутых трёх стаканов, когда Сакуноскэ проснулся, не заметив, что его короновали – все это напомнило Чуи его Флагов. Он замер на месте, осознавая потерю тех, чьи имена вскоре забудут и со страхом представил, как однажды у него отберут даже ненавистного напарника. Однако сейчас Дазай рядом с ним и внезапно раскрывается. Легко. Без ужимок и стеснения. Напрочь забыв о разлуке в несколько месяцев, будто Чуя в последний раз говорил с ним вчерашним вечером. Проверить в усташанное признание он не может. Не понимает почему Осаму сделал остановку, а не отвёз его домой, как можно скорее, чтобы на полной скорости поехать в душный, задымленный бар, где его наверняка ждут со стаканами виски. – Вот как? Мне казалось твои мысли занимают только новые друзья, но не я. Улыбаясь, затягивается Чуя в последний раз, и выкидывает окурок в окно. Он знает, что говорит едко и отвратительно, ему тошно от собственной никчёмности. Но в ожидании ответа, он внимательно всматривается в лицо Дазая, ищет любые признаки наличия надетой на него привычной маски. Правда в расслабленной едва заметной улыбке, и в спокойном взгляде, находит только радость откровения. – Я догадывался о том, что Чуе трудно будет поверить в мои слова, и он станет огрызаться как щенок. Впрочем, агрессия не удивляет, а вот ревность кажется странной и необычной. Никто никогда не боролся за мое внимание. По собственному искреннему желанию, разумеется. Но не Чуя… Иногда так прост в своей наивности, но порой я совсем не понимаю работу причудливого мозга под рыжей копной, и именно поэтому Чуя всегда занимает мои мысли. Неважно, сплю я или бодрствую. Всегда? Накахара замирает. С застывшим взглядом и горящим лицом, как после пощёчины. В голове, изначально опустошённой, выстраиваются очевидные выводы. Складывается простейшее понимание всех поступков Дазая и теперь Чуя осознаёт причину по-детски глупых сообщений среди ночи, аккуратных касаний во время и после использования Порчи, постоянных шуток и подколов. Ранее он предпочитал замечать только, когда внимание Осаму смещалось на кого-то другого, но при долгом беззастенчивом взгляде карих глаз на него самого, Чуя отворачивался. Искал оправдания или же подвох в действиях своего напарника. Он не поверил даже в его искреннее признание и попрекал дружбой с Сакагучи и Сакуноскэ. Чуя сжимает кулаки, не находя ответа для Дазая. Но похоже он ему и не требуется и вместо лишних слов, Осаму протягивает руку на подлокотник между ними и переворачивает ладонью вверх. Чуя понимает – это приглашение и ему дают выбор принимать его или нет. Чертов Дазай. Он решается и сплетает их пальцы. Неуверенно. Не зная, что последует дальше и правильно ли поступает, но любопытство пересиливает все сомнения, когда Дазай сжимает его руку чуть крепче. – Ты целовался прежде? Лицо Накахары искривляется, явно от неприятных воспоминаний, и не сдерживаясь, Дазай смеётся. – Теперь Чуя должен рассказать мне эту историю. – Ничего особенного в ней нет. Одна девчонка из Овец, Юан, подкараулила меня после общего собрания, накинулась откуда-то из темного угла. По какой-то причине посчитала, что я тоже этого хочу и поцеловала. Естественно, я не ожидал чужих губ на моём лице, сработала Гравитация и Юан отнесло в стену. Повезло, что получила только лёгкое сотрясение. А как насчёт тебя, Дазай? – Настоящего поцелуя не было. Отвечает он коротко и точно не собирается продолжать. Чуя не совсем понимает что кроется за этой формулировкой, но сейчас не лучший момент, чтобы уточнять. По лицу Дазая он видит, тот не ответит. Через мгновение Чуе становится абсолютно плевать на двусмысленный ответ Дазая, когда холодные пальцы оглаживают маленький шрам-напоминание на его запястье. Пробираются под ткань, к центру ладони, и наконец, Осаму снимает сначала одну перчатку, затем тянется ко второй. – Иди ко мне, – тихо просит Дазай и салон автомобиля окрашивается алым светом. Без особых преград Чуя перемещается со своего сидения и плавно опускается на бедра Осаму. Тот открывает рот, гадко ухмыляется, наверняка, чтобы высказать шутку о компактности своего напарника, но Чуя останавливает его поцелуем. Прикусывает нижнюю губу, оттягивает, проводит рукой по торсу и расстёгивает пуговицу пиджака. Под ладонью, накрывшей сердце Осаму, чувствует учащенный ритм. – Мне стоит купить Одасаку выпить в качестве благодарности, – шепчет Дазай сквозь поцелуи. – О чём ты? – Я проиграл ему в карты желание и Одасаку попросил о признании истинных чувств Накахаре Чуе. Предсказуемый исход. – Какой же ты идиот... С Сакуноске нельзя играть в карты, иначе проиграешь ему душу. Твои слова. – Упс. Выходит я сам подставился. Интересно, почему? Чуя смеётся. Притягивает Осаму ближе и думает о том, что несмотря на нахождение за небезопасной стороной аквариума, несмотря на бремя «козыря в рукаве», он все ещё может быть счастлив, как обычный человек. Пусть даже и не с очень обычным, «Неполноценным» человеком, как Дазай.