Мужчина спускался вниз по тёмной лестнице, держа в руках свечку, которая могла в любой момент потухнуть, оставив хозяина в кромешной темноте. Он шёл с определённой целью — исследовать неизвестное — но не знал, что встретит внутри. Петлять в подземелье долго не пришлось, он наткнулся на каменный гроб. По всей видимости, мужчина достиг дна, потому что шума лопат от соприкосновения с землёй и криков больше не было слышно.
— Итак, — он осветил крышку гроба, на которой были странные рисунки. После того, как "исследователь" провёл рукой по ней, изображения стали виднеться отчётливее, а на ладони был толстый слой пыли. — кто же ты?
Вскрывать саркофаг по началу он не решился. Однако любопытство пересилило страх, и, прочитав заговоры, мужчина поставил свечу на пол и сдвинул плиту. Исследователь подземелья ожидал увидеть скелет какой-нибудь высокопоставленной особы прошлого, но вместо этого обнаружил мальчика лет шестнадцати, белого кожей и с блондинистыми встрёпаными короткими волосами, худого, одетого в длинную белую сорочку.
— Опа… — мужчина, не зная, что с этим делать, решил подняться наверх за царём, который присутствовал лично на раскопках. Однако, как только он повернулся к гробу и взял свечу, то услышал сзади шорох. Сглотнув от страха, хозяин свечи медленно повернулся, приготовившись к худшему. Голубые глаза, в которых отражалось пламя, пристально смотрели на неизвестного, изучая его. Не почувствовав опасности, мужчина выдохнул с облегчением и обратился к мальчику:
— Как звать-то тебя? Ты помнишь, как здесь оказался?
Мальчик помотал головой.
— Ясно. Меня зовут Александр, приятно познакомиться. Хочешь со мной наружу?
Подросток посмотрел на протянутую ему ладонь и, после некоторого замешательства, крепко сжал её, попытавшись подняться, что вышло не очень: как-никак он не одно столетие пролежал здесь. Мальчик не мог с уверенностью сказать, было ли ему одиноко, было ли холодно, потому что не знал ничего другого и просто не помнил, кто он и почему здесь, и по этой же причине на вопросы странных людей и самого Александра не мог дать ответ. Мальчик не знал своего происхождения, на каком языке раньше говорил, однако понимал этот иногда мелодичный, иногда грубый язык, а ещё понимал, кто показал ему внешний мир, усыновил его, заботился и заботится о нём по сей день.
…Мужчина, видя, что ребёнок не в состоянии передвигаться самостоятельно, взял его на руки.
— Так, держись крепче, — сказал он, придерживая мальчика одной рукой, другой — держа свечу. — Наверху шумно и много людей, не не беспокойся, они совсем не страшные.
И тут Александр немного соврал. Среди людей был один, внушающий страх человек, но мальчик пока не должен об этом знать. Поднимаясь наружу, он думал, как назвать ребёнка, его нового сына. В то же время подросток пытался понять, куда его несут, но не мог даже представить. В голове мелькали обрывки прошлого: какие-то странные люди, что-то говорящие ему, темнота, чьи-то голоса, звук закрывающиеся крышки и… тишина. А сейчас он слышал множество звуков: разнообразные голоса от громких до совсем тихих, топор, пение птиц, ветер. Мальчик не смог полностью разглядеть новые лица, потому что ему закрыли глаза. Усыновитель знал, что рано или поздно подросток узнает, какой ценой досталась ему новая жизнь, но пусть у него счастливое детство.
***
— Ну вот, какой красавец! — пожилая служанка была явно довольна своей работой. На ребёнке красовалось платье — мини копия одежды самого отца — неудобная и стесняющая движения. Однако долго наслаждаться результатом ей не дали. В комнату постучались.
— Отец…— первое слово.
— Здравствуйте, — мужчина поздоровался с женщиной, — здравствуй, сынок. Извините, не могли бы вы…
— Да, конечно. — служанка поспешно покинула помещение.
— Ну как?
— Неудобно. — прошло уже два дня и мальчик научился разговаривать.
— Эх, — Александр тяжко вздохнул, — сам знаю. Но ты попробуй ему скажи…
— Кому? — на мужчину уставились любопытными наивными голубыми глазами.
— Царю нашему. Однако у меня к тебе есть разговор, пройдём ко мне в кабинет.
Мальчику очень нравился новый дом, хотя для него, возможно, любой дом лучше гроба, в котором он пролежал очень долго: красные ковры большие лестницы, большие комнаты. Когда они дошли до нужного помещения, мужчина пропустил сына вперёд, а после зашёл сам, пригласив ребёнка сесть на стул.
— Во-первых, я и ты — необычные люди. Мы бессмертны до поры до времени, нас не могут убить обычным способом, ранив в смертельное для человека места, но одновременно нас может убить слово. Во-вторых, моё настоящее имя не Александр, а Мирослав. Я — воплощение страны — правда, не я один — под названием Российская империя. А ты — воплощение города, который мы недавно откопали — Санкт-Петербург.
— Отец, я ничего не понимаю.
— Мда… это трудно осознать. В-третьих, то, что я только что тебе рассказал большой секрет, о котором знают немногие, и нас очень много. Когда закончится война, ты встретишь не только свою маму, но и братьев и сестёр.
— А что такое война?
Российская империя поник головой. Сейчас это слово было у всех на слуху, оно знакомо всем, и никогда ему не приходилось объяснять, что это за ужасное слово он произнёс.
— Когда люди ради достижения своих целей причиняют друг другу боль. Ладно. Сейчас не об этом. В мире много сложных вещей, в которых нужно разобраться, а чтобы разобраться, нужно учиться. Прости, что оставляю надолго тебя одного.
— А… а куда ты?
— На войну, сынок.
— Не ходи! Я не хочу, чтобы тебе сделали больно! — мальчик вскочил со стула и, оббежав стол, кинулся обнимать Россию, на что последний погладил по голове и продолжил:
— Но, дабы не скучать в одиночестве, я нанял учителей. Они помогут тебе немного познать этот мир. Потому не плачь и не грусти. Я вернусь и буду писать. И, что наконец, последнее, что хотел бы тебе сказать, самое важное, это твоё имя, — Петербург оторвался от отца и вновь удивлённо на него посмотрел, — о нём будут знать только я и ты. Отныне тебя зовут…
***
На улице выл ветер. Полуголые деревья скрипели под его напором. Подросток по-царски разлёгся на диване, читая книгу, явно пропустив мимо ушей советы всех учителей, что вредно читать в таком положении.
— Скука. — отложив чьё-то творчество, мальчик встал и подошёл к окну, за которым осень захватывала природу. Но серые тучи постепенно отступали и голубые небеса стали сиять ярче. Хотя всё равно исход был один: осень не победить, потому что пришло её время. Солнце это понимало, поэтому грело всё меньше и не сопротивлялось.
— Отец, когда же ты вернёшься?
10 сентября 1721 года между Россией и Швецией заключён Ништадский мир. Но он всё не возвращался. Петербург достал из кармана распечатанное письмо, последнее, присланное Россией, в котором отец писал о своём скором прибытии, и вздохнул, упёршись лбом о холодное стекло. Учителя научили мальчика не только читать и писать на двух языках (русском и английском), но и точным наукам за восемнадцать лет, а теперь он просто изучал то, что попадалось под руку и размышлял о своей сущности. «Если я бессмертен, стоит ли привязываться к другим?» — эти мысли всегда останавливали его от желания присоединиться к играющим во дворе детям, несмотря на то, что ему ничего не запрещали, город-столица чувствовал себя в клетке, и лишь один человек мог разрешить его проблему. Подросток писал отцу об своём одиночестве, на что тот просил подождать. Но сколько ещё ждать?
— Господин, ваш отец приехал и ждёт вас! — бесцеремонно, без стука, сообщила радостную весть девушка, дочь недавно умершей и ставшей родной старой служанки, зная, что в этот раз её простят.
— Наконец-то! — Петербург выбежал из комнаты и уже на лестнице крикнул: — Я же говорил не называть меня так!
— Извини! — девушка убежала следом, поднимая полы платья. Она была предана своему господину не из-за обязанности, а из-за дружбы. Именно он помог ей справиться с утратой.
Мальчик бросился в объятья России, чуть не плача.
— Прости-прости, сынок, что так долго, — мужчина поднял ребёнка на руки. — Сейчас пообедаем и отправимся кое-куда.
— Куда?
— На встречу с твоей новой семьёй. Правда, с большинством ты познакомишься позже.
***
— Внимание, дети! — Мирослав, на данный момент князь Александр, похлопал в ладоши, и присутствовавшие обернулись и затихли почти разом. Дождавшись, пока последняя волна шёпота уляжется, он продолжил: — Я хочу представить вам нового члена семьи, вашего нового брата.
— Как здорово!
— И стоило нас ради этого созывать?
— Не будь таким равнодушным!
— Ой, молчи!
— Любопытно.
— Мальчик или девочка?
— Дурак! Сказали же — брат! Брат!
— Это Санкт-Петербург?
— Тихо!!! — крик отца заставил всех замолчать. — Петь, выйди, представься.
Город, немного стесняясь, вышел из-за спины отца.
— Привыкай к большой публике. — Россия слегка подтолкнул сына вперёд.
— Здравствуйте, рад вас всех видеть. Я — Санкт-Петербург… — не успел он договорить свою речь, как его утащили в толпу и стали тискать.
— Какой милый мальчик! Кстати, я — Москва. — первой представилась голубоглазая девушка со светлыми волосами, заплетёнными в длинную русскую косу.
— Это нечестно! Я тоже хочу обнимашек! — беднягу стиснули в объятьях другие холодные руки. — Меня зовут Вера, — сказала девочка, лишь немного ниже Петербурга. — Я тоже недавно появилась на свет, так что мы почти в одной лодке.
От девочки приятно пахло елью и, казалось, словно само воплощение Сибири стояло перед ним: она была бледна, а на щеках проступал румянец, тело худое, но меч, висевший на поясе, заставлял задуматься.
— Приятно познакомиться, Великий Новгород. — спокойно сказал русоволосый парень лет двадцати, явно не заинтересованный в нежностях, что немного успокаивало. — А это Псков, Тверь и Смоленск.
— Здравствуй! — весело улыбнулись города.
Если бы быть предметом для тисканий было профессией, то Петербург стал бы высокооплачиваемым работником и вышел на пенсию, а спасителя в виде отца пока не наблюдалось. Его уложенные с трудом волосы взъерошили все кому не лень, чуть не задушили, отчего свет люстр стал казаться светом из рая, и помяли одежду вместе со психикой. Но так как столицу учили слушаться взрослых, а все присутствовавшие были старше, возражать не посмел. Хотя, в конце концов, уставшее лицо подростка заметили и отпустили любвеобильные родственники.
— Наконец-то… — город устало выдохнул и смог перекусить. С едой у него отношения обстояли лучше, чем с людьми. Однако они ему понравились. Петербургу было приятно наблюдать за ними со стороны, за их весельем, которое с веками становилось дороже всего на свете. Сзади к нему приблизилась высокая стройная женщина.
— Тебе понравилось?
— Да, матушка.
Мирослава засияла от счастья.
— А по твоему лицу не скажешь.
— Я не привык.
Россия поправила причёску сыну.
— Так-то лучше.
— А где отец?
— Прости, он ушёл по делам, — в фиалковых глазах отразилась печаль. — Не злись на него.
— Почему он постоянно куда-то уходит?
— Он уходит работать, чтобы защитить нас. У нас много врагов, но ты всегда можешь положиться на своих близких, — указала она рукой на смеющихся родственников. — Они примут тебя.
— Правда?
— Петь, что ты там как сирота стоишь? Дуй к нам! — сказал как можно громче Тверь, чтобы его наверняка услышали.
— Х-хорошо. Матушка? — Мирослава улыбнулась вместо ответа.
