(o^▽^o)
— Хоби-хён, ты хочешь сказать, что с первого взгляда влюбился в парня, который облил тебя кипятком?.. — Тэхён-и, зачем переспрашивать в восьмой раз? — парень с золотистыми волосами наигранно закатил глаза и поменял позу сидя, закинув одну ногу на другую. — Просто смирись, что не стал моей единственной любовью. Теперь уже настала очередь Тэхёна повторить жест друга, да к тому же ещё и слащаво улыбнуться своей фирменной квадратной улыбочкой. — Думаю, я, пусть и болезненно, всё же переживу такую несправедливость. Ким Тэхёну никогда не составляло труда рассмешить Чон Хосока, с которым они были знакомы ещё со времён старшей школы, поэтому, как и ожидалось, тот, не сдержавшись, прыснул себе в кулак. Так бы они и сидели, перебрасываясь шутками и подколками, если бы один из парней вдруг испуганно не прошептал: — Он!.. Это он! — глаза Хосока округлились, а лицо вытянулось. — Кто? Кто «он»? — Тэхён, возможно, понял бы сам, о ком именно воскликнул его друг, если бы не был поспешно перебит: — Тот парень!.. Видишь, тот, что в чёрной толстовке! Ким обернулся и, оглядев всё окружение уличного кафе, вдруг зацепился взглядом за силуэт в чёрном: невысокий парень с мятными волосами и парой наушников в ушах («позер какой-то») неспешно потягивал американо со льдом и листал ленту соцсети. «Боже мой, сейчас июль, о чём только думает тот парень?» — решил было проворчать Тэхён, однако, случайно заглянув в полные восхищения глаза-сердечки Чона, запнулся на полуслове. — Ты, что, сталкеришь его, хён? Хосок от неожиданности подавился кофе и, откашлявшись, сердито уставился на Кима: — Я сам не ожидал его тут увидеть! — Раз он тебе так понравился, почему не подойдёшь познакомиться? — с видом опытной свахи парень отхлебнул свой зелёный чай с грейпфрутом, чем вызвал секундное выражение отвращения на лице «Хоби-хёна» (тот действительно не понимал, как можно добровольно пить эту гадость, да ещё и заедая кусочками мармелада). — Мне неловко. Сам знаешь же: мне комфортно знакомиться лишь с теми людьми, которые не вызывают у меня симпатию. — Хён… — с лица Кима вдруг медленно сползла улыбка — она заменилась выражением глубочайшего удивления на прекрасном лице. — Хён, это значит, что ты вообще ни капли мне не симпатизировал всё это время? — А почему ты решил, что я тебе симпатизировал, Тэхён-и? — рассмеялся Хосок. — Когда мы только познакомились на вечеринке у Чимина, ты предложил мне перепихнуться! — … — Мы флиртуем друг с другом уже пять лет! — … — Когда я остаюсь у тебя ночевать, ты всегда целуешь меня в лоб, желая мне «сладких снов»! — Мне нечего сказать в своё оправдание. — Это равносильно предательству! В тот раз на вечеринке я не согласился потрахаться только потому, что асексуал, хён! Но я колебался! И, спустя столько лет, я думал, у нас чистая платоническая мужская любовь, а ты!.. — Тэхён надул губки и отвернулся. — Теперь у меня остался только один друг — Чимин: вот, кто никогда не покинет меня! — Тэтэ, — попробовал было ласково позвать друга Чон. — Не зови меня так больше… — Тэтэ! — улыбаясь уголками губ, снова попытался Хосок. — Я обещаю тебе: ты останешься в моём сердце, как первая и самая нежная моя любовь, хорошо? Тот в последний раз обиженно шмыгнул носом, а потом снова «квадратно» улыбнулся: — Иди и познакомься с тем парнем, — подмигнул он, — пока я не вмешался. Если бы ноги Хосока не были накачанными из-за регулярных тренировок танцами, они давно бы уже стали ватными или, что ещё хуже, напротив — деревянными. Казалось, Чон уже много лет не нервничал столь сильно. «Будто в первый раз иду знакомиться, что со мной не так!» — мысленно упрекая себя в последний раз, Чон подошёл к «парню-кипятку» (тот бы и вправду горяч!), которого успел так прозвать за инцидент недельной давности, и поздоровался. — День добрый, — «парень-кипяток» выглядел несколько обескураженным. — Ты, должно быть, не помнишь, я тот самый «смотри-куда-прёшь-кудрявая-чёлка» чувак, — Хосок попытался разрядить появившуюся между ними неловкость нелепой шуткой. — Меня зовут Чон Хосок, мне двадцать три, и я очень хочу узнать твой номер телефона. — Мин Юнги, — можно было подумать, что парню абсолютно безразличны и сам Хосок, и его приветствие, и даже если бы тот сказал, что по вине Мина умерла его любимая собака, тому было бы глубоко плевать, однако его уши слегка покраснели — Юнги был смущён. — И называй меня хёном, я старше тебя. Наблюдавший за всей этой картиной из дали своего места, Тэхён лениво потягивал чай через трубочку. Вдруг он мысленно усмехнулся: «Парень с эмоциональным диапазоном, как у зубочистки… Как раз идеальный тип Хоби-хёна. Надо бы Чимин-щи рассказать». Однако, спустя пару секунд он осознал, что «Чимин-щи» засмеёт его самого за «проигрыш какому-то первому встречному»: друзья Хосока и «Тэтэ» знали, что те не встречаются на самом деле, однако в глазах окружающих те выглядели больше как старые супруги, нежели как лучшие друзья. Поэтому отношения «тэсоков», как окрестил их однажды Чимин, всегда являлись объектом подшучиваний и дружеских подтруниваний. Поэтому сейчас, абсолютно точно, Тэхён не мог рассказать Чимину о случившемся. Тц, обидно. — Я знаю тебя, — вдруг прервал затянувшееся молчание Юнги. — Ты вроде учишься на факультете танцев в Сеульском университете? — Да, действительно, — Хосок радостно сощурил свои, напоминающие лисьи, глаза. — Хён, мы виделись раньше? — Я учусь на композиторском, так что навряд ли. Просто заприметил тебя как-то в толпе. Хосок почувствовал, что эти слова зажгли в его сердце какое-то тягуче-сладостное чувство. Грудь приятно сдавило. — По тебе и не скажешь, что ты композитор, хён. — Это было оскорбление сейчас? — Юнги улыбнулся дёснами: он не мог понять, что именно, однако что-то в этом парне, в Чоне Хосоке, говорило Мину быть честным с ним. Сердце Хосока же, в свою очередь, чуть не пропустило удар, когда тот увидел эту улыбку, которая касалась не только розовых губ парня, но и его глаз-полумесяцев. «Он прекрасен». — Ни в коем случае! — испуганно опроверг теорию парня тот, а после поинтересовался: — На каком инструменте тебе больше всего нравится играть? Юнги был застигнут врасплох: — У меня никогда не спрашивали такого… — и вправду: ни родители, ни однокурсники и даже друзья — они интересовались на скольких инструментах и сколько времени он занимался. Но никто не спрашивал его о том, что пленило его душу, раз и навсегда открыв юному Мину прекрасный мир музыки. — Фортепиано. — У меня тоже! — Ты умеешь играть? — Нет, — Хосок искренне рассмеялся, впервые обнажив собеседнику ряд белых острых зубов и ямочки на щеках, — но я люблю слушать. — Буду рад показать тебе… если захочешь. Чон радостно сощурился, не скрывая своих эмоций: — Боже, хён, а ты не настолько суровый, как я о тебе сначала подумал. — А ты не настолько беспечен, как сначала о тебе подумал я.(´｡• ω •｡)
— И что мы теперь… — Чон неловко замялся на полуслове, разглядывая нечитаемое лицо Юнги, пока тот пытался получить для Хосока бутылочку Sprite из уличного автомата с напитками. — Мы встречаемся? Мин вздрогнул и оцепенел на секунду, но это было лишь недолгой заминкой, потому что уже в следующее мгновение он повернулся и посмотрел прямо в глаза Хосоку с выражением «ты-правда-идиот-или-прикидываешься?» на лице: — Встречаемся. — … — от одного только осознания бабочки в животе Чона затрепетали, а он сам — покраснел. — Уже неделю как встречаемся. И если ты до сих пор не в курсе: ты — мой парень, ваше величество «у-меня-желе-вместо-мозгов». Немного погодя, Хосок, не в силах больше выдерживать этот напор счастья, прикрыл руками полыхающие щёки и, не подумав как следует, предложил: — Мы должны выпить этим вечером. — Мы должны выпить этим вечером, — изумлённо вторил ему Юнги.(ﾉ´ヮ)ﾉ*: ･ﾟ
— Всё же пить сейчас было не самой лучшей идеей, — пьяно зажмурился Мин Юнги, массируя пульсирующие виски. — Почему? — так же пьяно спросил у него Хосок. — Потому что сейчас я достаточно пьян для того, чтобы начать вываливать голую правду. Чон вопросительно взглянул на своего парня, пытаясь открыть пошире свои и без того узкие глаза, которые под тяжестью выпитого соджу были почти что полностью сомкнуты друг с другом. — Сахарок, мы встречаемся только… только неделю, но я думаю, даже если ты скажешь, что увлекаешься сортированием черепов убитых морских черепашек, я готов дубу… буду тебе в этом помогать, — самым честным образом признался Мину Чон, притягивая парня ближе к себе. Они сидели в съёмной квартире последнего, поэтому могли на волноваться об окружающих и просто наслаждаться выпивкой в компании друг друга. Юнги залился смехом, таким тихим и искренним, обволакивающим сознание Хосока. Этот смех хотелось записать на плёнку и прокручивать раз за разом в проигрывателе, чтобы не только слышать эти глухие ноты чужого голоса, но и видеть, насколько прекрасен обладатель этого смеха, насколько чудесна его «сахарная» улыбка с обнажёнными дёснами и носиком-кнопкой. — Боюсь, всё ещё хуже, чем ты себе представляешь. — ? — Хоби, я специально облил тебя кофе в тот раз. — … — И я немного приврал, когда сказал, что заметил тебя в толпе студентов лишь единожды. — И… это значит, что ты… — Я не выслеживал тебя или что-то в этом роде! — поспешно опроверг догадку «Хоби» Юнги. — Просто случайно встречал тебя в разных местах во время учёбы или после пар. И понял, что желание познакомиться растёт во мне в геометрической прогрессии. Даже под действием алкоголя хён Хосока мог составлять такие сложные словесные конструкции — будь Чон чуть менее пьян, он бы непременно выразил своё восхищение не только мысленно. — Значит, ты решил познакомиться путём, — он недоумённо растягивал каждое слово, — обливания меня кипятком? — Я не знал, как ещё к тебе подойти… — бархатный голос Юнги постепенно становился тише, открывая Хосоку новый спектр звучания на грани с мурчанием. — Эта идея появилась в моей голове внезапно, и я даже ничего толком толком обдумать не успел, а сам уже шёл к тебе с кофе в руках… — Но откуда ты мог узнать, что я в следующий раз подойду к тебе познакомиться? Юнги внезапно смолк и прикрыл ладонью глаза. Немного погодя он собрался с мыслями и ответил: — Я и не знал. В тот раз ты так быстро ушёл из кафе, что я и слова вставить не успел. — Ты обозвал меня «кудрявой чёлкой», — парировал Хосок, пододвигаясь к своему парню ближе. Юнги отвернулся и неразборчиво пробормотал: — Само вырвалось. По п-привычке… — … — К тому же она и вправду кудрявая! В зеркало что ли не смотрелся никогд… Рука Хосока, которой он провёл по лицу Юнги, остановилась на губах Мина, не дав тому договорить. Большим пальцем Чон провёл по нижней части челюсти парня, прежде чем самому оставить осторожные поцелуи на молочно-белой гладкой коже. Парень губами очертил незамысловатый рисунок на лице Юнги, а тот, в свою очередь, слишком чувствительный к подобной ласке, прильнул к ладоням Чона, всё ещё бережно обхватившего его лицо. Внезапно Хосок на секунду отстранился, чтобы заглянуть Юнги в глаза и слегка охрипшим от алкоголя и возбуждения голосом спросить: — Можно? Юнги закатил глаза, вместо ответа он сам преодолел расстояние, разделяющее их с Чоном, и выдохнул ему в губы: «Ты такой дурачок». Хосок целовался на удивление хорошо: он прикусывал губы Мина, где нужно вёл языком, почти вгрызался в изредка открывавшуюся шею. Юнги горел, он сгорал и задыхался от жажды, ему нужно было ещё. Больше. Ещё больше. Мин был старше своего донсэна на год и целовался тоже не в первый раз, но никто ещё не делал это с ним так трепетно и… вкусно. «Пьяные поцелуи не должны быть такими», — считал он. Юнги, не разрывая поцелуй, повалил Хосока на пол. Однако тот всё же отстранился и поднял Мина на руки, словно бы тот ничего и не весил. Он отнёс парня на кровать и возобновил сплетение языков в танце разбушевавшейся страсти. — Ты такой сладкий, — неожиданный поцелуй в нос сбил Юнги с толку, — как сахар. — К чему ты это? Руки Хосока огладили грудь Мина через футболку, специально задержавшись на сосках, а затем провокационно скользнули ниже, чтобы скользнуть тому под резинку трусов. — Прости, хён, у меня нет ничего, с помощью чего мы могли бы закончить начатое, — свободной рукой он расстегнул ширинку миновых штанов. — Однако так просто отпустить тебя я не могу, поэтому хочу сделать тебе приятно. Между тем джинсы «Сахарочка» уже были спущены до колен, а Хосок, опалив горячим дыханием возбуждённую плоть старшего, почти до основания взял его член в рот. От столь яркого ощущения у парня закружилась голова, а перед глазами промелькнули звёзды. Предыдущие партнёры не были к Юнги такими внимательными. Они не стеснялись брать его без смазки, и даже отсутствие презервативов для некоторых из них не было преградой. Они никогда не говорили, что хотят сделать Юнги хорошо. А Хосок хотел. Поэтому сейчас он старательно водил языком по головке члена своего хёна, слегка задевая зубами нежную кожу, губами выводя одному ему известный узор. Он делал минет своим бывшим раньше, но никогда не хотел сделать это сам: Чон помнил, как грубо люди сжимали его голову, толкаясь внутрь, помнил, как насаживал горло до рвотных позывов на чужие члены, и как его потом даже не благодарили. Но Юнги казался другим. Ему хотелось довериться. — А-Ахрененно, а. А. А-ах, Хоби… Хосок знал толк в доставлении удовольствия: он глубоко заглатывал, и тягуче-медленными движениями скользил вверх-вниз, чем заставлял старшего тихонько хныкать из-за разноцветных звёзд, появившихся перед его глазами. Когда младший понял, что его хён близок к тому, чтобы излиться, он нарастил темп и в самый последний момент руками обхватил плоть Мина руками, помогая тому получить ещё больше наслаждения, надрачивая и облизывая со всех сторон. Он кончил бурно на лицо младшего и, почти болезненно зажмурив глаза, откинулся спиной на кровать. Юнги не отвечал несколько минут, поэтому всё так же сидящий на полу Хосок вдруг забеспокоился: — Ты живой, хён? — он осторожно поднялся на кровать к Мину наверх и потрепал старшего по плечу. Ответ последовал через несколько секунд: — Думаю о том, где ты научился так охрененно работать языком. От такого заявления Хосок, казалось, совсем протрезвел. Его лицо залилось краской: обычно во время секса с кем-то он мог поддразнить партнёра или ответить на поддразнивание, но настолько искреннего комплимента он ещё не получал. Юнги повернулся к младшему, чтобы посмотреть на него и тут же, смутившись от стыда, взял Чона за руку: — Пойдём в ванную, я… испачкал тебя… — Хорошо, — Хосок сжал его ладонь крепче и улыбнулся.(๑˘︶˘๑)
— И в итоге вы двое потрахались по пьяни? — Не говори таких грубостей, Тэтэ… — обидчиво протянул Хосок, шутливо хлопнув его по плечу. — Где ты таких слов нахватался? Тэхён картинно закатил глаза и, обращаясь к своему новому знакомому, Юнги, пальцем ткнул в грудь Чона: — Этот парень уже все уши мне прожужжал про то, «какой же Юнги-хён замечательный», так что, пожалуйста (прошу тебя!), избавь меня от подробностей своей личной жизни, поговорив со своим парнем. Мин невозмутимо отпил свой айс американо из пластикового стаканчика, чтобы затем выдать возмущающее «Ты его лучший друг, тебе с ним и говорить». Тэхён ничего не сказал, однако в ответ уставился самым лучшим из его арсенала «убийственных» взглядом на парня своего друга. Хосок, доселе потешавшийся над разыгравшейся перед ним сценкой, решил вставить своё слово: — Милый, Тэтэ в тебе скоро дыру прожжёт. Мне стоит попытаться тебя спасти? — Хоба, этот ребёнок не сможет мне ничего сделать. — Отчего ты так в этом уверен? — Потому что отныне он будет нашим сыном. — Что? — в один голос взвыли Хосок и Тэхён. Для пущей драматичности Юнги выждал паузу и только потом с выражением величайшей усталости на лице (а-ля «ребята-вы-слишком-тупые») объяснил: — А что? Такой же мелкий, громкий и вредный — весь в тебя. Так что вполне сойдёт за нашего ребёнка. — … — Жаль только не увидим, как наш маленький Тэтэ скажет первое слово, сделает первые шажочки и как у него выпадет первый молочный зуб, — Мин вытер несуществующую слезу рукавом своего свитера. — Я покажу тебе фотографии, — предложил проникнувшийся этой речью Хосок. — Не стоит, — вернувшись к полной невозмутимости, ответил Юнги и отхлебнул кофе. — … — К тому же асексуальный сын меня вполне устроит. Хосок вдруг громко рассмеялся и обнял Юнги. Тот, сохраняя лицо, предпринял было несколько попыток увернуться от цепких ладоней своего парня, однако, потерпев поражение (которое, собственно, и не было поражением на самом деле), был захвачен в кольцо рук и безжалостно (читать: крепко-крепко) прижат к самому сердцу. В то же время Тэхён, оскорблённый до самых недр души и даже глубже, уже звонил своему «единственному-настоящему-брату-среди-предателей», чтобы с почти плачущим от возмущения «ЧИМИН-ЩЕ» поведать другу о своих злоключениях… (ну и о том, как он рад, что Хосок, наконец, нашёл своего человека).