Судьба Живоглота

Петр Валентинович смотрел на пленницу и не верил. Это и есть страшное чудовище? Милая, пушистая зверушка с большими глазами… Крупновата, конечно, для домашнего любимца, но все-таки… - Не врешь? - спросил он Ваську, который только что доставил ее. - Очкарик сказал так, я чо… - Балда ты, вот чо, - передразнил Петр, - Очкарика сюда вези. - Так не выйдет, Петр Валентинович. Он в самолете уже. - Знал, значит, что я проверить захочу… Ладно, хрен с ним. Петр посмотрел на лисичку. Та пыталась устроиться в своих путах поудобнее, жалобно поскуливала, глядела печальными глазами на людей. Странная тварь. Размером с человека, вся покрыта мягкой шерстью, очень пушистый хвост, почти человеческие пальцы на руках… или лапах? - Все же как-то не верю я, что это такое уж чудище страшное… Васька помялся и сказал: - Не знаю, Петрвалентиныч, но Очкарик очень нервничал, чтоб я аккуратно вез, не нарушил путы… Босс задумался. Когда этот тип предложил купить зверушку, он расписывал, что мол, она зубастая и страшная, очень опасная, и хорошо подходит для “утилизации” людей. Петру Валентиновичу всегда хотелось, подобно злодеям из кино, иметь дома опасную и страшную зверюгу… и он купил вот это. Пушистую человекообразную лисичку… - Ладно, потом его спросим, - сказал он, - Никуда не денется, найдем. Давай пока проверим. Тащи сюда эту… как ее… писательницу хренову. Настя хотела написать репортаж о Петре по прозвищу Живоглот, то ли предпринимателе, то ли мафиозо. Вернее, сама-то она знала, что Живоглот - бандит, каких мало. Но для репортажа нужны факты… И вот журналистское расследование. Легенда - эскорт-услуги. Благо, внешность позволяла - большие голубые глаза, крупная упругая грудь, длинные ноги… Классический образ блондинки-дурочки. Добавить немного косметики, соответствующий костюмчик, и готово. Через знакомого вышла на человека, организующего подобные штуки для Живоглота и его людей… и почти сразу успех! Ее пригласили “посмотреть” к самому. Ей было немного страшновато, но она старалась не показывать вида. В комнате ожидания было тесно и скучно, тихо бормотал телевизор, навевая уныние. Настя повторяла свою легенду - Светлана Рожкова, 19 лет, из Саратова, приехала покорять столицу, хочет сладкой жизни… С вопросами к Живоглоту… к Петру Валентиновичу, по легенде, она не может знать этого прозвища… Так вот, с вопросами к нему придется определяться по ходу дела. Возможно, уже в постели… Вошел парень, коротко глянул на нее, задержался взглядом в глубоком вырезе платья. - К шефу. Вышел и придержал дверь. В большой кабинет вошла уже Светлана, вошла красиво, ровно переставляя длинные ноги, робко улыбаясь, бросая взгляды исподлобья. Настя долго работала над образом, и гордилась тем, что получилось. В кабинете было почти пусто, кресло, в котором сидел хозяин, небольшой бар в углу, кожаный диванчик… и у дальней пустой стены мягкий стульчик. Рядом со стульчиком лежала огромная… собака? Наверное, собака, таких больших лис не бывает. - Садитесь, Анастасия Георгиевна, - сказал хозяин, и указал рукой на стульчик рядом с собакой. Настя вздрогнула. Живоглот знал… обмануть не вышло… оставалось делать хорошую мину… не убьет же он ее в самом деле… - Что же вы, хотели интервью взять - так бы и говорили! - продолжал хозяин, - А то, глядя на вас можно подумать черт знает что. Девушка покраснела, вдруг почувствовала себя словно вышла голой на сцену… а публика холодно обсуждает прыщик на ее коленке… Парень, что привел ее, стоял рядом с шефом и настороженно смотрел, словно чего-то боялся. Настя прошла и села, куда показали. Ноги все равно не держали. - А может, я и в самом деле очарована вашей мужественностью! - попыталась бравировать Настя. - Поэтому и вырядилась, как шлюха? - хозяин усмехнулся. Сам он был в домашнем халате и в смешных тапочках. - Разве вам не нравится? - спросила она. И тут почувствовала, что в руку ткнулось что-то пушистое. Собака подняла голову и обнюхивала руку. Настя погладила, и удивилась, какая мягкая, какая приятная на ощупь шерсть. - Очень нравится, - заулыбался Живоглот, - Поэтому и пригласил. А если ты понравишься вот этой зверушке, я тебя ей подарю. Настя захлопала глазами. Она совершенно не понимала происходящего. Глянула на собаку, та умильно улыбалась и смотрела на нее огромными, почти человеческими, глазами. Протянула руку, почесала за ухом. Странная собака почти по кошачьи потерлась о руку… - Что это за порода? Настя решила попробовать перевести разговор в нейтральное русло. Ясно, что журналистское расследование накрылось, надо живой отсюда выбраться… слухи, что она собирала про “сибирского мафиозо” говорили, что он и угробить может… а может и поиздеваться и отпустить. - Порода кумихо… правда, милая? - хозяин говорил спокойно, но на лице было какое-то хищное ожидание. - Ни разу не слышала, - сказала Настя. Собака поднялась, положила лапу на колени, и ткнулась носом в ухо. Пахло от нее очень приятно, не псиной, а чем-то… фруктами? Цветами? В одеколоне ее купали, что ли? - Очень редкая порода, - сказал хозяин, - Больших денег стоит. Собака дружелюбно пыхтела в ухо, а Настя все гадала, что же задумал этот бандит. Как-то не верилось в его внезапную доброту. По слухам, одного своего конкурента он голышом выгнал в тайгу, и натравил на него амурского тигра… И тут собачка лизнула ухо, захватив широким языком половину лица. - Фу, нельзя, - Настя попробовала отодвинуться, избавиться от неуместных ласк. Собака, напротив, придвинулась еще ближе, жарко засопела, облизала все лицо, поставила лапы на колени, навалилась мягко, но тяжело. - Фу, отстань, - скомандовала Настя. Но неуверенно, ласки животного были неожиданно приятны. Петр Валентинович приподнялся со своего кресла, чтобы лучше видеть. Жертва, казалось, все еще не осознавала происходящего, хотя голова то целиком скрывалась в пасти, то ненадолго появлялась. На лице, видном между челюстей, была растерянность и недоумение. Лапки лисички придерживали девушку, но та почти не сопротивлялась. - Очкарик говорил, она целиком глотает… живоглот… - хрипло сказал Васька, и осекся - шеф мог принять на свой счет… Тот в самом деле зло зыркнул на подчиненного, но не ругал, а ответил. - Ошейник глотать мешает. Иди, сними. - Петр-Валентиныч… - забормотал Васька. - Давай, давай, она еще на шлейке, не вырвется. И рот занят, кусаться нечем. Шеф засмеялся, хрипло, возбужденно. - Ну, хватит, не надо, - лицо горе-журналистки снова показалось между челюстей. Волосы слиплись от слюны, щеки и шея влажно блестели. Широкий язык накрыл лицо почти целиком, лисица, кажется, попыталась сглотнуть, но не вышло. - Быстро! - скомандовал шеф и полез правой рукой под халат. Васька понял, что сейчас появится пистолет, и поспешил выполнить приказ. Ошейник с тихим щелчком расстегнулся. Васька на миг встретился глазами девушки, которая недоуменно и наивно смотрела из пасти… и тут лиса глотнула, и голова журналистки рывком ушла вглубь. Изнутри послышался приглушенный стон. Васька глянул в глаза лисы, и увидел, что она подмигивает ему. Тут он понял, что он все еще неосознанно гладит мягкую шерсть на загривке, где расстегнул ошейник… и к тому же, что очень возбужден, штаны стали очень тесными. Он поспешно отошел обратно, и тут увидел, что шеф не доставал пистолета, он засунул руку себе между ног и… Васька отвел глаза. Безопаснее смотреть в пасть этой лисички, чем увидеть слабость шефа. Грудь девушки вывалилась из платья и качалась у самых челюстей. Руками та пыталась оттолкнуть морду зверя, но слишком слабо. Лапы лисы с почти человеческими пальцами приобняли жертву за талию, ловко расстегнули пояс, и теперь платье готово было свалиться. - Гляди-ка, а она подготовилась, - засмеялся шеф и показал пальцем на ягодицы. Трусы журналистка не надела, то ли думала, что так образ выйдет убедительнее, то ли просто в самом деле хотела трахаться до одури. Крупная грудь с новым глотком втиснулась в пасть, белые клыки сжали мягкую плоть. Девушка снова застонала, задергала ногами, платье окончательно свалилось. Белая задница притягивала взгляд. Руки жертвы оказались прижаты к телу, и отбиваться стало намного труднее. Впрочем, жертва и с самого начала не слишком отбивалась Васька завороженно смотрел, как дергаются длинные ноги, как между ними проглядывает щель гладко выбритой киски… - Нравится? - сказал Петр Валентинович, - Иди, воспользуйся, пока есть возможность. Васька нервно сглотнул, но пошел. Когда шеф в таком состоянии, с ним лучше не спорить… к тому же ему и в самом деле нравилось. Он спустил штаны, придержал руками ноги и вошел… Девушка задергалась от ритмических движений, попыталась высвободиться, и Васька обхватил руками под животом. От женского жара, от беспомощности, от общей ситуации Васька почти перестал осознавать происходящее, ритмично и мощно двигаясь туда и сюда. И тут, когда Васька уже почти кончил, девушку резко дернуло вперед, и почти сняло с возбужденного члена. Васька крепче уцепился за живот, шагнул следом, вогнал член снова, взвыл от нахлынувшего оразма, дернулся назад, снова вперед, сжал руками живот девушки… И только теперь понял, что его задница упирается во что-то горячее, влажное и шевелящееся. Очень мягкое, очень приятное на ощупь… Васька недоуменно посмотрел на лису, та подмигнула и глотнула снова. В результате зад девушки ушел в пасть, ее бедра сжали Васькины, и… - Эй… - удивленно сказал он. Лиса своими почти человеческими ручками с неожиданной силой взяла мужчину за лодыжки и аккуратно согнула ноги так, что колени ушли глубоко в пасть и вдавились в живот девушки. Васька после бурного секса даже не пытался сопротивляться. Только охнул, когда язык снова ласково погладил ягодицы, а ноги уперлись в твердые и острые зубы. Лиса снова глотнула, от девушки снаружи остались только ноги, колени сжали васькины бедра, потянули внутрь. В живот уперся влажный нос, стопы соскользнули с зубов, ушли глубже. - Эй, Петр Валентиныч, помогите! - заорал, наконец, Васька, кое как высвободил руки, которые были прижаты к бедрам журналистки, и изо всех сил ударил хищницу по морде. Та моргнула, но не выпустила, и сжала челюсти сильнее. Ноги, согнутые в коленях, стиснуло, хотя боли пока не было. Петр Валентинович засмеялся. - Вот ты, Васька, думал, я Живоглот, а оно вон как. Да, вот оно как! Васька оглянулся. Шеф подошел совсем близко, но на помощь не спешил. Халат его распахнулся, трусы валялись на полу, левой рукой он дергал свой хер так яростно, что Васька даже не сразу понял, что он делает. - Петрвалентиныч, спасите! Я ж ваш, не… Лиса руками прижала васькины локти к бокам и снова глотнула. Живот ушел в пасть, клыки нависали над грудью. Васька упал назад, ноги журналистки оказались прямо у его лица. Он тупо смотрел, все еще не веря, что такое происходит с ним. С левой ступни свалился босоножек, на маленьких пальчиках накрашены ноготки… Петр Валентинович провел по стопе рукой, от чего пальчики сжались, а нога немного дернулась. - Вот, Васька, смотри - самое прелестное, что в мире есть. Женская нога. Изящна, красива… беззащитна и… Лиса снова сглотнула, и Васька ушел в пасть по плечи. Нога прижалась к щеке, а его собственные ноги ушли глубоко в горячее горло, оказались плотно сжаты скользкой плотью. - Петрвалентиныч… - растерянно пробормотал Васька. Тот засмеялся. - А ты, Васька, поцелуй эту ножку, поцелуй. А я подумаю, вытаскивать тебя, или и так хорошо. Васька левой рукой уперся в лисьи клыки, правой прижал ступню журналистки к губам. Звонко чмокнул, поглядел на шефа. Тот смотрел горящими глазами… и дрочил. - Сука ты, шеф… - пробормотал Васька. Шеф был занят и не отвечал. Ваську снова дернуло, втянуло глубже… Теперь лисьи зубы нависали прямо над лицом, запах цветов усилился. Язык ерошил волосы на затылке, слюна облепила щеки, капала на нос. Журналистка похоже, уперлась в дно желудка, и дальше почти не двигалась, и теперь Васю тянуло вдоль ног девушки. Он кое-как высвободил одну руку, и теперь она торчала из пасти, но удержаться было не за что, ударить не хватало размаха… Его собственные ноги оказались согнуты в коленях, и теперь продолжали подгибаться и складываться внутри, по мере того, как лиса жадно глотала раз за разом. Но при этом он ощущал странную эйфорию. Скользкие стенки глотки и пищевода сжимали тело… и в то же время словно ласкали его. Запах из пасти нисколько не походил на вонь хищного зверя, это был густой, одуряющий аромат необычайных цветов. Вася лишь пару раз вдохнул, и близкая гибель стала совсем не страшной и даже желанной. Он понял, что вот-вот лиса снова глотнет, и его голова уйдет в глотку, и вдруг улыбнулся и помахал рукой бывшему шефу. Пока-пока… Лиса глотнула, и свет для Василия померк. Петр Валентинович тяжело дышал и следил, как в пасти исчезает рука его помощника. Член почти болел от энергичной мастурбации, и словно наваждение спало с глаз Живоглота. - Ах ты ж сучка… - тихо сказал он, обращаясь к лисе. Та натужно глотнула и повалилась на бок. Огромное раздувшееся брюхо шевелилось. - Ты на меня навела… - начал догадываться Петр Валентинович, - И сожрала моего телохранителя? Лиса посмотрела на своего хозяина и моргнула. Глаза были большими и в них не было ни капли понимания. Петр Валентинович снова посмотрел на брюхо, которое снова вздрогнуло и покачнулось, словно люди внутри пытались устроиться там удобнее. И тут Петр вспомнил руку Василия, что уходила в пасть. Он быстро нагнулся к своему халату, который валялся на полу, и достал из кармана пистолет. - Значит так, сучка, - сказал он и приставил ко лбу лисы ствол, - Я думаю, ты меня понимаешь. Так вот, либо я тебя пристрелю и выпотрошу, либо ты не будешь мешать мне достать Ваську. Лиса моргнула, посмотрела в глаза Петру… и медленно, неохотно раскрыла пасть. Петр решительно сунул руку между челюстей прямо в глотку и стал нашаривать руку Василия. Лиса только жалобно моргала, но не пыталась как-то мешать. Даже дышала она теперь очень тихо, только глаза перебегали от пистолета у лба и обратно, к Петру. Первой удалось нашарить ступню журналистки, и Петр удивился, что та вздрогнула, словно от щекотки. “Неужели, шлюха все еще жива?” - подумал он, но не стал задерживаться, и сунул руку глубже. Теперь его лицо тоже оказалось у самой пасти, рука почти до плеча стала мокрой от слюны… и запах цветов, густой и сладкий, попал ему в ноздри. Он почувствовал, словно голова на миг закружилась, и даже подумал, - “Может, хрен с ним, с Васькой… Другой найдется…” Но тут как раз его ладонь легла на мужскую руку. Петр ухватился покрепче и потянул на себя. И тут одновременно лиса тявкнула прямо в ухо, а Васька схватил его за запястье так крепко, как утопающий хватается за соломинку. Пётр дернулся… и пистолет выскользнул из руки. Живоглот выматерился и попробовал освободить руку, но Василий не отпускал. Он дернулся раз, другой, отгоняя от себя мысль о том, что лиса нарочно тявкнула, чтобы обезоружить его, надеясь, что лиса все еще боится… И тут она ракрыла пасть еще шире, и повернулась так, что голова мужчины оказалась между челюстями. - Прекрати, пристрелю! - рявкнул Петр, но лиса явно знала, что это пустая угроза. Язык жарко и жадно облизал лицо, челюсти сжали голову, отчего он щекой вдавился в скользкую плоть. - Не смей! - заорал он, и попытался ударить лису свободной рукой, но та ловко перехватила ее своей лапой. К тому же, у Петра все сильнее кружилась голова и накатывала вялость и апатия. Лиса глотнула, и разом погрузила мужчину в темноту. Из звуков остались только биение лисьего сердца, гулкое и частое, влажное хлюпанье и причмокиванье. Лицо уперлось во что-то, что вяло шевельнулось под щекой. “Ступня…” - медленно, очумело подумал Петр, - “Женская ступня… самое… прекрасное и беззащитное…” В его голове никак не укладывалось, что его можно проглотить так же легко, как дурную эту девку, или лопоухого парнишку… и то, что это происходило, повергло его в одуряющий шок. Лиса глотнула снова, и Петр почувствовал, что твердые зубы упираются в грудь, давят на спину. Он проскользнул мимо ступней журналистки, и теперь упирался лицом в голени. - Не может… - попытался он сказать, но в рот попала лисья слюна, и он поперхнулся. Василий так и держал его за руку, и кажется, вместе с рукой как-то сворачивался внутри. - Шеф… - Петру показалось, что его помощник пробулькал это слово, но не мог понять, что же теперь делать. Лиса глотнула, потом еще раз. Лицо Петра уперлось куда-то между ног журналистки, которая почему-то не проходила глубже. “Застряла, сучка… даже у этой твари журналисты в горле комом стоят…” - подумал Петр. Тут ему пришла в голову мысль, что если он сможет влезть головой между ног, зацепиться, то лиса не сможет проглотить его полностью, и рано или поздно выплюнет… но когда он попытался, лиса снова глотнула, и он добился только того, что теперь упирался носом между ягодиц девушки, и не было сил даже повернуть лицо. Когда лисе на язык попал член, это было как вспышка. Перед глазами Петра заплясали разноцветные огни, все тело задрожало, как под ударом электричества. Никогда, ни одна женщина не доставляла ему оргазма такой силы. Даже отчаяние, даже страх смерти, понимание поражения - все это отступило перед пламенем этой любви. Ему показалось, что он видит, как широкий язык облизывает пах и пенис, как он сворачивается, охватывает член трубочкой, как с новым глотком пах продвигается в пасть, и теперь член плотно вжимается горячее и мокрое. Когда Петр снова смог осознавать что либо, кроме своего пениса, снаружи оставались только лодыжки и ступни. Теперь он упирался в пах Василия, и это показалось ему невероятно унизительным… но он не мог ничего сделать. Лиса тяжело дышала, и заглатывала третьего человека. Брюхо раздулось так, что казалось отдельной шевелящейся горой, к которой плотно прильнула рыжая пушистая зверушка. Ее язык аккуратно облизал пальцы ног, лапками она погладила себя по брюху, поправила свои жертвы, чтобы они укладывались плотнее. Дверь открылась. Лиса подняла глаза на вошедшего, глотнула. Вошел невысокий лысоватый мужчина, в больших очках. Он осмотрелся, тихо спросил, - Все? Лиса промолчала, снова глотнула, снова лапами поправила брюхо. Очкарик осторожно вошел, заметил пистолет, валявшийся на полу. - Были проблемы? - спросил он. Лиса фыркнула, облизнулась. Тихо заговорила чуть хрипловато, но очень мелодично, - Я справилась. Помолчала, и вдруг засмеялась тявкающим смехом. - Очкарик сразу в самолет и деру! - сказала она голосом Василия, и снова засмеялась-затявкала. Очкарик подошел ближе, расстегнул шлейку, полностью освободил лису. - Он еще жив? - спросил Очкарик. - Я как раз хотела спросить, - ответила лиса, - Они все трое живы. Пока. Там первой была какая-то девушка, которую этот твой Живоглот хотел убить… Живоглот! - она снова захихикала. - Девушка? - спросил Очкарик. - Не знаю кто, - ответила лиса, - Можешь вытащить, я постаралась, чтоб она не вся свернулась внутри. - Вытащить? - Очкарик внезапно побледнел и завороженно уставился на лисью пасть. - Ну, да, вытащить, - как ни в чем ни бывало ответила лиса, - Вы, люди, порой придаете такое странное значение убийству невинных… Тут она словно заметила, как Очкарик смотрит на нее и снова засмеялась. - Хей, ты что? Ты ж сам говорил - мы друзья, а друзья доверяют друг другу! Я же сидела в ошейнике и веревках, чтоб убить твоего врага… - Да, - медленно сказал Очкарик, - Друзья… Он подошел ближе. Лиса широко раскрыла пасть, словно приглашая Очкарика присоединиться к остальным. Он на несколько очень долгих секунд застыл, глядя в темноту глотки. Потом медленно, как во сне снял футболку, протянул руку к пасти… Лиса вдруг захлопнула пасть. - Эй, проснись! - сказала она, - Надо просто засунуть руку, и достать девушку! Не надо нырять целиком! Очкарик затряс головой, словно прогоняя наваждение. - Наверное, это твой запах… - проговорил он. - Если мы подождем, пока он развеется, девушка просто задохнется, - ответила лиса. Очкарик отошел к окну, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, потом задержал дыхание и снова вернулся к лисе. Та разинула пасть, и Очкарик бесстрашно засунул руку. Легко нашарил ногу девушки, потянул, но пальцы соскользнули по коже. Он попытался снова… Потом засунул вторую руку, уцепился, глубоко вдохнул, потянул, и… положил голову щекой на язык, потерся, тихо застонал… Лиса вдруг сжала челюсти, острые зубы неожиданно больно сдавили затылок и предплечья. Ее сильные лапки уцепились за бока парня, удерживая его, и одновременно царапая когтями кожу. Тот вскрикнул, дернулся, отпрянул и ноги девушки легко выскользнули из пасти. - Ох… - Очкарик тяжело дышал, - Чуть не… Лиса невнятно замычала, сама взялась за лодыжки девушки и потянула. И спустя несколько секунд Настя лежала на полу. Очкарик не мог удержаться, чтобы не рассмотреть обнаженную красавицу, но тут же устыдился и бросился приводить ее в чувство. Лиса отошла в сторону, улеглась на бок, пристроила свое брюхо поудобнее. Начала поглаживать. Очкарик принес воды, плеснул в лицо Насте. Та зашевелилась, застонала сладострастно и пылко. Руки парня словно сами собой потянулись к груди девушки, но он остановился. - Эй, - окликнула его лиса, - Ты спрашивал, жив ли он? Пока еще жив, но уже совсем скоро перестанет. Очкарик вздрогнул, отвернулся от просыпающейся девушки, подошел к лисе. - Можно, я… - спросил он, и заколебался, подбирая слова. - Хочешь ему что-то сказать, - поняла лиса и зубасто ухмыльнулась, - Валяй! Она легонько хлопнула себя по брюху, там, где была небольшая выпуклость размером с человеческую голову. Очкарик наклонился прямо к шерсти, откашлялся, словно собираясь что-то сказать, потом вдруг откинулся и засмеялся. - Что я буду разговаривать с ним? - сказал он, - Он скоро станет куском дерьма… Что я могу сказать куску дерьма? Петр Валентинович вдруг очнулся, одуряющий запах сменился другим, резким, кислым, неприятным. Удушливым. То, как его глотала лиса, вспоминалось, как странный сон, сразу и ужасный и завлекательный. Но после этого сна он был здесь, в темноте, в тесноте… Почему-то казалось, что стало чуть свободнее, словно… “Вытащили девку…” - понял Петр Валентинович. Мысли словно плыли в голове, качались, со стуком ритмично стукались о череп. “Это не мысли, это бьется сердце…” - так же медленно подумал он, - “Проглочен… заживо проглочен…” Он вспомнил свое прозвище, и захотелось плакать. Глаза щипало, наворачивались слезы. Но щипало не только глаза - подмышки, пах, между ягодиц - всюду приложили утюги, и медленно нагревали. Он попытался повернуться так, чтобы не жгло, хоть и понимал, что бесполезно. Перед ним заворочался кто-то еще. Васька. Петра Валентиновича вдавило лицом в задницу Ваське, которого лиса заглотала перед этим… - Ты живой еще? - хриплым шепотом сказал Петр Валентинович. - Сука ты, шеф, - отозвался Васька и затих. - Вертись, Васька! - приказал шеф, - Не сдавайся! Он словно наяву представил себе, как они вдвоем энергично бьются, пинаются, и лиса блюет, выбрасывает их на пол… как Васька обессиленно валяется на полу, а он сам хватает пистолет, и… он точно помнил - там, снаружи остался пистолет… А здесь упругие и скользкие стенки желудка сочились едкой, вонючей жижей. Васька пару раз дернулся и затих, то ли отчаялся, то ли потерял сознание. А бывший Живоглот старался, не обращая внимания на жгучую боль, на пляшущие перед глазами вспышки, на движения стенок желудка, которые толкали его со всех сторон… Но движения были слабыми, слишком слабыми. Он не бил в тугую плоть, со всех сторон окружающую его, а просто гладил. И лиса гладила животик снаружи… И вскоре он понял, что это безнадежно, он умрет здесь. Он хотел взвыть от отчаяния, а может, попробовать умолять лису, торговаться, выкупить свою жизнь… хоть две минутки, добраться бы до пистолета… Но едва приоткрыл рот, его макнуло лицом в кислоту. Губы обожгло, в горло словно воткнули паяльник, он беспомощно забулькал, и забился уже совершенно бесцельно. От всей воли, от ярости, от страха осталась лишь боль. Теперь он уже хотел лишь умереть побыстрее… но та минута, что он оставался жив, все длилась и длилась. Она была заполнена мерным биением сердца, хлюпаньем и урчаньем желудка, вонью кислоты… и болью, сжигающей все тело болью. Настя открыла глаза и увидела “собачку”. Шарахнулась назад, уперлась затылком в пол. “Собачка” ухмыльнулась, сказала кому-то в сторону. - Хей, очухалась вроде. Объясняй ей, что хочешь… а лучше давай валить отсюда. - Да… - Настя увидела, что подошел незнакомый мужчина в очках, протянул ей руку, - Вставайте, надо уезжать отсюда. Она поняла, что лежит на полу, встала. С нее свалилось покрывало, и она осталась голышом, покачнулась, но удержалась на ногах. Потом поняла, что обеими руками вцепилась в локоть мужчины. - Что… это было… - спросила она и удивилась, как слабо, как тихо прозвучал ее голос. Мужчина нагнулся, поднял с полу покрывало, накинул ей на плечи. - Живоглот… он когда-то… вернее, не он, а его люди… - смущаясь, пытаясь не слишком откровенно пялиться на Настины сиськи, начал объяснять мужчина. - Я его слопала, - вмешалась лиса, - А тебя - выплюнула. А теперь нам надо отсюда валить, пока в этот курятник не прибежали дружки нашего петушка. Настя глянула на огромное брюхо лисы, которое колыхалось, словно внутри кто-то пытался ворочаться и брыкаться. С ужасом подняла руки к лицу, отчего покрывало снова свалилось, и Очкарик покраснел еще больше. Лиса захихикала. - Он тебя спас. Не жалея себя влез мне прямо в пасть, схватил тебя за ногу и героически вытащил. Совершенно не убоявшись зубастой меня! - лиса говорила говорила серьезно, но в глазах плясала насмешка, - А сейчас он поможет тебе добраться до машины, а если и полапает немного по дороге… - Не обращай внимания, - сказал мужчина, - Она насмехается, но сердце у нее доброе. Но нам и в самом деле пора идти. Он снова подал ей покрывало, и Настя сама накинула его на плечи, придержала, чтоб не падало. Пока шли, она словно оценивала спасителя… и решила, что благодарность должна быть очень велика, хотя сам мужчина явно не из тех, кто станет напоминать об этом. Следом за ними на четырех лапах шла лиса, и брюхо ее волочилось по полу. Когда они подошли к машине Очкарика, лиса с трудом втиснулась на задние сидения, улеглась там, заняла оба сразу и облегченно вздохнула. Настя села рядом с Очкариком. Краем глаза наблюдая за ним. - А все таки, кто вы? - набралась она смелости спросить, когда машина выехала на трассу. Очкарик пожал плечами. - Она - кумихо, или кицунэ, лиса-демон… или богиня, как угодно. Способна очаровать и проглотить человека целиком… что только что и сделала. Лиса на заднем сиденье затявкала-засмеялась. - А он, - сказала она, - Героический герой, не убоявшийся свести дружбу с лисицей-демоницей. Ну, и настоявший на том, чтоб тебя не оставлять вместе с двумя бандитами, ты, мол, невинная жертва… Настя заметила, что мужчина почему-то покраснел снова, и сосредоточенно глядит на дорогу. - Ты же невинная? - вдруг строго спросила лиса, и Настя вздрогнула. - Я журналистка, - сказала она, - Хотела журналистское расследование провести… про бандита… я не… Лиса снова захихикала, потом сказала. - Останови здесь. Мне в вашем городе делать нечего. Пойду, подремлю сутки-другие, пока переварится вкуснятинка… Машина прижалась к обочине и остановилась. Лиса протиснулась в дверцу, встала на лапы, обернулась, глянула на людей. - Воркуйте пока, зайки! - сказала она, - Удачи. Заходи, если надо будет еще кого… - лиса похихикала и закончила, - прибрать, чтоб не нашли! Сделала в сторону леса пару шагов и исчезла…