Снегопад

      Снег падает крупными хлопьями, мешая нормальному обзору. Я едва различаю в ослепляющей снежной белизне ниточку поискового заклинания. Воротник теплой мантии не помогает — щеки уже настолько замерзли, что, вернувшись в Хогвартс придется их растирать. Наверняка ещё и бодроперцовое зелье варить. И не только для себя. Когда отыщу беглянку — весь оставшийся учебный год будет горбатиться на отработках. И пусть не умоляет меня ни профессор МакСвейн, ни сама Минерва МакГонагалл — квиддич играть больше не будет. И чертову метлу я тоже у неё отберу.       Девчонка сидит на отработке, волчонком смотря прямо на меня. Поддерживать игру в гляделки я не собираюсь — пусть и дальше пытается пробить взглядом во мне дырку. Все равно пока нужные строчки не напишет — точно не уйдет. Команда Гриффиндора лишится на матч результативной охотницы. Все равно с Поттером у них есть все шансы победить — этому наглому мальчишке снитч сам в руку лезет.       Упрямо перекатывает ногу в туфле на низком каблуке. Время от времени словно бы действительно берет перо в руки, царапает им пергамент и вновь отбрасывает. Раздражающе громко захлопывает и вновь открывает чернильницу — проверяет насколько долго меня хватит. Ну-ну, мисс МакГонагалл, вы не первая, кто думает, что так меня можно будет переломить. Я не позволю кому-либо воровать вещи из моей кладовой, какой бы вы бред не говорили.       Дверь в кабинет открывается, влетает сумбурный МакСвейн, смотрит на меня своими выпученными глазами, а за ним расслабленно проплывает и Дамблдор, со спокойной улыбкой. Гриффиндорка закусывает губу, со странным трепетом поглядывая на директора. — Я, — говорит Дамблдор, подходя к девчонке и похлопывая её по плечу, — забыл послать вам, профессор Снейп, свою просьбу передать с мисс МакГонагалл некоторые нужные мне ингредиенты… Должен извиниться перед тобой, Минерва, — наверное мне кажется, но он словно бы подмигивает ей. — Бегите, мисс МакГонагалл, мы не можем проиграть этот матч! — почти кричит декан Гриффиндора МакСвейн. А её и гнать не надо — не успевает сказать профессор, а девочка уже скрывается где-то за поворотом.       Позже вечером я забираю несчастный лист пергамента, переворачиваю его чисто машинально и вижу — тоненьким почерком выведенные слова: я же говорила, что не виновата, сэр. Обнаглевшее создание, настоящая дочь Гриффиндора… Черт бы её побрал.       В глазах болезненно рябит, я иду, сжимая в руках бордовый шарф, в нос бьет острый запах бергамота и имбирного печенья. Забыла, или потеряла впопыхах рядом со складом метел. Наверняка простудится, если сейчас же не покажется. Лишь бы не разбилась в такую нелетную погоду — именно мне же потом на пару с мадам Помфри её по кусочкам собирать. Дурная девка, вот найдись только мне…       Нить поискового заклинания резко сворачивает куда-то влево. Мне приходится повиноваться и идти сквозь снегом насыпанные сугробы через какие-то ворота, тронутые ржавчиной. Разобрать табличку все равно не получается, даже если бы я действительно стал напрягать свои глаза, чтобы прочитать потускневшую от времени надпись. К тому же она явно на незнакомом мне языке — наверное в этом районе Шотландии многие упорно продолжают говорить на гэльском. Тру глаза, я не привык к такой болезненно яркой белизне.       МакСвейн косолапит на левую ногу, так что учить Гриффиндорцев танцевать вальс — становится моим бременем. Когда я, как по мне вполне понятно, объяснил движения — Поттер все равно умудряется решительно все сделать неправильно. Его подпевала Уизли смеется в кулак, повторяя что все эти танцы — один сплошной бред. Мисс МакГонагалл смотрит на Поттера скучающим взглядом, сидя на подоконнике покачивает туфлю, что держится на её ноге только на большом пальце. Я не уверен, но кажется он пригласил именно её на Святочный бал. Интересно сколько раз за сегодня она пожалела о том, что согласилась? — Гарри, остановись наконец, — бросает она, отстегивая и вторую туфлю, прежде чем спрыгнуть на пол. Жестом Минерва подзывает его к себе и теперь это странное действие понятно — она карикатурно выше его на полторы головы, незачем ещё больше его смущать, стоя на каблуках. МакГонагалл добивается того, чтобы он положил руки куда следует и начинает отсчитывать, несколько непривычно: — Aon, dhà, trì… Aon, dhà, trì… Aon, dhà, trì… Мерлин всемогущий, да Поттер совершенно бездарен! — Поттер, хватит наступать МакГонагалл на ноги… И не надо сжимать её ладонь так, словно хотите сломать!       Он отступает от неё недовольно, она же смотрит на меня с немым вопросом. Легкий поклон, в качестве вежливого приглашения и, немного забавный из-за отсутствия туфель, но не лишенный изящества реверанс в ответ. Пальцы у неё длинные, тонкие, были бы похожи на мои собственные, но они не в пример красивые. Лицо у неё спокойное, когда я начинаю вести в вальсе, позволяет себе отступить. С грацией и ниоткуда взявшимся величием гордо и без стеснения поднять голову, смотря точно мне в глаза. Явно танцует не в первый раз, и даже не во второй. Её слегка горячее дыхание касается моего лица, отчего в голову влезла недопустимая мысль о том, что мисс МакГонагалл, кажется вполне не дурна собой.       Когда занятие заканчивается и гриффиндорцы поспешно покинули класс в голове лишь крутятся две мысли: Первая: по росту мисс МакГонагалл куда больше подходит мне в партнерши. Вторая: Поттер определенно остался недоволен увиденным.       Рукой я опираюсь на мертвое дерево, сломанное пополам, но так и не убранное. Ворон каркает на меня, недовольный, что на его место навалилось уставшее тело. Из-за снега я едва могу разобрать дорогу — даже если Минерва здесь пробегала, то её следов мне будет не найти, чтобы больше не вглядываться в ниточку поискового заклинания. Я даже не уверен, что смогу найти собственные следы, чтобы вернуться назад.       Горло болит, зудят шрамы оставленные Нагайной, я кажется слишком сильно прикусил губу — язык улавливает металлический привкус. Мне бы сейчас сидеть в своих покоях в подземельях и читать книгу, которую приходится откладывать уже вторую неделю, а не загоняться, ища МакГонагалл. Тут же я себя одергиваю, заставляя вновь бороться со снежной заразой и ловить глазами путь. Через пару метров нужно будет повернуть вправо.       Она лежит лицом уткнувшись в мягкий подлокотник. Изодранные в кровь руки судорожно сжимают прохладную обивку. Я смотрю на её обнаженную спину, истерзанную режущими заклинаниями Кэрроу и не могу заставить себя не чувствовать жуткую вину перед ней. По телосложению МакГонагалл хрупка, приходится коснуться её местами целой болезненно белой кожи чтобы просто убедиться, что она в сознании — её лица я не вижу. Она всхлипывает, тихо, стараясь окончательно спрятать голову куда-то. Я ищу в аптечке хоть что-то, что поможет ей. Нужно заживляющее и как минимум какое-нибудь обезболивающее. Где-то точно были настойки на всякий случай.       Среди множества флаконов я с трудом нахожу необходимые — перед глазами все ещё она, лежащая на полу в коридоре, и Амикус, злой как черт, пытающийся глумиться над её положением. Минерва пыталась встать, но тут же вновь припечатывалась к каменному холоду с силой сжимая губы и зажмуривая глаза. Только бы ни одного доказательства её слабости не промелькнуло — и снова пыталась приподняться, точно зная, что получит заклятием в спину. Наверняка я себя подставил, немедленно прекращая наказание и ведя к себе, потому что сюда ближе, чем в больничное крыло. Все покатится к черту просто потому, что я не могу позволить себе стать окончательно бесчувственной тварью… Достаточно одного её взгляда из-под длинных темных ресниц, чтобы маска отчуждения вновь разбилась.       Минерва, ты даже не представляешь, какое сильное влияние на меня оказываешь.       Руки трясутся, я откупориваю один флакон и заставляю её его выпить. Она проглатывает горькую настойку одним большим глотком и вновь прячет лицо. Кажется рядом с бровью кровь… По капле нанося на порезы заживляющее зелье, я не могу не думать с сожалением о том, что на её юной спине эти шрамы так и останутся. Хотя, наверное, Поттеру на такие мелочи будет все равно. Он все равно будет её любить. Во имя Морганы, мисс МакГонагалл, почему вы не сбежали вместе с Поттером? Я бы хотя бы мог тешить себя надеждой, что этот безрассудный юнец сделает все для твоей безопасности, потому что я сам просто бессилен.       Теперь твоя спина украшена некрасивыми рубцами… Они не портят тебя, совсем нет… — Посмотрите на меня, мисс МакГонагалл. У вас что-то на лице.       Она быстрым движением цепляет свою блузу и бюстгальтер. Я отворачиваюсь, чтобы хоть сделать вид, что не хочу её смущать. Торопливо застегивает пуговицы и натягивает гриффиндорский галстук. Все заляпано её же кровью, но при этом девушка все равно выглядит словно выше всей этой ситуации. Теперь смотрит на меня — глаза мокрые, хотя Минерва и пытается показать, что ей ни капельки не больно. Я стараюсь сконцентрироваться на небольшой ссадине над её черной бровью, не смотря в глаза, так как не уверен, смогу ли с достоинством выдержать взгляд. Это просто царапина, нет необходимости её обрабатывать, однако я не могу удержаться, чтобы не коснуться виска и не убрать прилипшую к нему мокрую прядь. — Не было нужды мне помогать, господин директор, — Минерва говорит глухо, кашляя, отворачивается от меня. — Я бы справилась сама, сэр, — уходит, быстрым шагом, не давая мне растянуть хотя бы ещё на пару мгновений возможность касаться прекрасного лица с гневными глазами.       Алекто заходит без стука, я едва успеваю вновь надеть маску безразличия. Она мерит меня долгим тупым взглядом, а я считаю про себя до двадцати пяти — дальше можно будет спокойно у неё спросить, что сюда привело. Однако Кэрроу говорит раньше, бросает коротко, заставляя меня резко сглотнуть: — В следующий раз попроси свою потаскуху держать язык за зубами, а то она слишком много себе позволяет.       Минерва, Минерва, Минерва… Что же ты со мной делаешь, раз мне резко захотелось убить эту сволочь, позволившую себе назвать тебя развратной женщиной?       В далеке что-то темнеет, мне кажется, что я практически добрался до цели. Снег липнет к лицу, но это уже не так важно. Кажется, что множество сугробов слишком одинаковые, равномерно распределенные. Но думать об этом нет сил — нужно найти МакГонагалл, вернуться в замок и потом обязательно высказать все, что я думаю об её поступке. В глазах больше уже и не рябит, я иду к темному пятну, сверяясь с поисковым заклинением — пока все совпадает. Её шарфом я вытираю лицо, практически дыша его запахом. Уже и не уверен, что когда-нибудь верну его владелице.       Моё дело сделано — Поттер собрал нужные воспоминания, теперь бы просто дождаться конца. Слабо, едва моргая я вижу лишь кровавую лужу, все становится мыльным, нечетким… И тут слышатся чьи-то быстрые шаги. Вариантов мало — либо это Темный лорд послал кого-то меня добить, либо так и приходит смерть. Я так долго ждал её в этом году, а она все медлит, не появляется.       Однако я ошибаюсь, чувствуя запах бергамота — это Минерва трясущимися пальцами касается моего лица и ищет руку, чтобы прощупать пульс. Мерлин, как же мне хочется ей улыбнуться, коснуться лица, объяснить все… Я уже сделал это в письме, думая, что тот, кто будет разбирать мои пожитки найдет его и отдаст. Может она усмехнется, узнав пергамент, на котором когда-то нацарапала «я же говорила, что не виновата, сэр». Но сейчас Минерва здесь, ищет что-то в своей маленькой сумочке, где стала таскать с собой настойки для скорой помощи. Вливает мне в рот зелье, словно бы не боится тронуть практически мертвеца.       Я едва могу перевести на неё взгляд — даже лицо кажется мыльным пятном, я лишь глаза вижу чуть четче… Как же Поттеру с ней повезло — не могло не повезти! Я не могу утверждать, что у меня безупречный вкус на женщин. Но раз теперь МакГонагалл стала значить для меня так много всего — она станет прекрасной женой очередного Поттера. С Лили все было точно так же. Лили я никогда не говорил, что люблю её, потому что это казалось настолько очевидным. Минерве я тоже никогда не говорил, потому что было так много запретов, так долго я сомневался… И надо ли это ей?       Но я пытаюсь сказать, потому что другого шанса у меня уже не будет. Я написал ей, все написал, но, если получится сказать это сейчас самостоятельно — наверное в этот момент я и стану впервые оглушительно счастлив, умирая и никогда не зная ответа Минервы. Но вместо слов получается лишь противный болезненный булькающий звук — и металлический вкус вновь омывает корень языка. Её пальцы поспешно касаются моих губ, запрещая что-либо попытаться объяснить. — Потерпите немного, сэр, я сейчас приведу помощь…       Крепко целует меня в лоб, она, заляпанная на этот раз моей кровью, подрывается, бежит, пытается обогнать мою смерть. Беги, моя милая мисс, я ничего не могу тебе пообещать. Все предсказуемые варианты только что рухнули… ты их уничтожила. Никогда не мог представить того, что она добровольно меня обнадежит прикосновением жестких тонких губ. Наверняка даже не зная, как это важно для меня, как много это значит, мисс МакГонагалл… Кажется даже больше, чем всунутый мне в рот беозар и кровоостанавливающее зелье.       Только подойдя уже к Минерве, заметенной со всех сторон снегом, я вижу, над чем она стоит. Могила. Она стоит над свежевскопанной могилой, укрытой не таким глубоким снегом, как другие… На табличке, повернутой под углом больше к земле, я с трудом, разбираю: Изабель МакГонагалл. Точно помню, что так зовут её мать. Она умерла два дня назад. Сегодня, видимо, были похороны. Я шел через городское кладбище и понятия об этом не имел.       МакГонагалл замерзла: её щеки алы, слезы замерзли на них, а губы уже синюшные. Руки в перчатках, кажется, свело, она так и держит верный ей «Нимбус-2000», прижимая рукоятку к груди. Где-то на отголоске мыслей помнится, что Поттер свой разбил. Кажется, у неё уже нет сил плакать или делать хоть что-то… Только кашляет, потому что у неё горло открыто, и мантия так и осталась не до конца застегнутой. Шарф, у меня её шарф… — Мне… очень жаль, Минерва, — я пытаюсь повязать его на девчоночьей шее, но не успеваю — она стискивает меня в объятьях и шумно дышит. Слез видимо уже больше не осталось и греет лицо прижимаясь им к моей мантии. От меня пахнет травами, я весь пропах ими за кучу лет работы зельеваром, и ей так словно бы спокойнее, хотя и не могу утверждать. Я прижимаюсь щекой к её покрытой снежными хлопьями шапке, глажу по растрепанным мокрым от снега волосам. Как я могу ей ещё оказать поддержку? — Я сам потерял в этом же возрасте своих родителей, — говорю совсем не то… — Отец не захотел, чтобы я приезжала… я… хотела сказать вам или директору Флитвику, но лететь на метле до сюда несколько часов… — я едва разбираю её слова, заглушаемые кашлем, громкими судорожными вздохами и мантией. Мог бы спросить почему не добралась до Хогсмида и оттуда не трансгрессировала, но покажусь совсем идиотом. Минерва давным-давно анимаг и её талант определенно влияет на то, что у неё совершенно не получаются перемещения. — …пожалуйста, мы можем отсюда уйти?       Конечно, можем, мисс МакГонагалл. Главное держитесь покрепче.       Я ушел на Астрономическую башню, потому что больше не мог слушать лицемерные благодарности. Сладкий запах в этом году рано расцветшего вереска доносился и до сюда. Сидел, свесив ноги, рукой на всякий случай придерживаясь за прут ограды. Не то, чтобы он действительно помог бы в случае падения, но все же. До уха доносится шелест тяжелых юбок — кто-то идет сюда, видимо так же в надежде достичь одиночества. Кажется, мне придется его нарушить.       Минерва садится у противоположной колонны, в руках у неё початая бутылка огневиски, которую она одним движением предлагает мне. Напиток обжигает горло, я смотрю в её уставшее лицо — она жутко вымоталась, помогая преподавателям хоть как-то восстановить Хогвартс к дню официального празднества победы над Волдемортом. Так ещё и Поттер… Я же не посмел ей действительно признаться после спасения. — Вы теперь будете миссис Поттер, да? — тихо из-за не до конца восстановленных связок говорю я. Рукой передаю бутылку обратно, МакГонагалл тоже делает глоток, прижимаясь спиной к ограде, чтобы смотреть точно на меня. Одну ногу вытягивает вперед, другая остается висеть. Я вижу, как уголок её губ чуть подрагивает. — Нет, профессор… Я отказалась, сэр. Это было очень неловко.       Не то слово, Минерва. Когда он взял слово и вместо того, чтобы начать разглагольствовать о своем героизме вдруг подозвал тебя к себе на импровизированную сцену и встал на одно колено, я как раз выходил из зала. И видел, как тебе было неуютно стоять в такой момент в самом центре внимания. Уизли уже и букет вручил в твои красивые руки, словно бы не давая выбора. И Поттер, протягивая коробочку с кольцом нетерпеливо поджимал губы. Такие вещи часто делаются на публике, но МакГонагалл не тот человек, кто бы мог оценить подобное предложение по достоинству. Достоинства правда сущие гроши того не стоящие, а может и вовсе нет.  — Я бы в любом случае отказалась. А так мне пришлось просить его отойти в сторонку и там все объяснять. Он… понимающий. Не стал настаивать. Но вернуться в зал я уже не решилась — вот после посещения кухни пришла сюда, даже не надеялась увидеть здесь вас. Ближайшие полгода так точно придется проверять почту на случай различных проклятий от поклонниц Гарри… — она чуть улыбается. Я тоже позволяю себе легкую ухмылку, но совсем по иной причине.       Ни жена, ни невеста… Неужели впервые на моей памяти Поттер не смог урвать лучший кусок? — Я собираюсь в сентябре вновь вернуться на седьмой курс… Вы ведь останетесь, профессор? — пьяный румянец на её бледных щеках, но Минерва смотрит на меня на удивление трезвым взглядом и только это дает мне слабую надежду, что её вопрос не только из-за праздного любопытства. — Думаю, что вновь займу место преподавателя по защите от Темных искусств, — она кивает, торопливо, вновь глотая огневиски и передавая бутылку мне. Снова чувствуя чуть дурманящий меня напиток мне хочется думать, что её мягкая полуулыбка дарится мне именно за утвердительный ответ, а никак не за счет совместного распития алкоголя.       Я лежу на диване, слушая как успокаивающе потрескивает камин и чувствуя, как меня отогревает тепло от него исходящее. Паучий тупик никогда не был для меня хоть сколько нибудь добрым домом, или тем самым местом, куда бы я хотел привести МакГонагалл. Но её надо было отогреть и хоть сколько-нибудь привести в чувство, а не тащить в Хогвартс, где на неё будет срываться Флитвик и МакСвейн, потому что перепугались за неё не на шутку. Я даже не понял, в какой момент вовсе перестал на неё злится. Даже не уверен, не сделай я точно так же при подобных обстоятельствах, без оглядки на то, как неуверенно я сижу на метле. У неё с этим все в порядке. Надеюсь, патронус прекратит панику в Хогвартсе.       Пока я растирал её замерзшие лодыжки, Минерва, сидя спиной к огню рассказывала мне про свою мать. Долго, со всеми подробностями и я оказался действительно благодарным слушателем. Про то, как Изабель рассказала мужу о том, что ведьма. Как она с Минервой ходила на проповеди отца, чтобы не возникало вопросов у соседей. Как ближе к осени собирали яблоки и малину, а к Рождеству неизменно пекли имбирное печенье. И про то, как женщина плакала, когда слушала об успехах дочери, от зависти из-за того, что так больше не может и её волшебная палочка спрятана под кроватью в коробке.       Я слушал про неизвестную мне толком Изабель и не мог выкинуть из головы образ маленькой мисс МакГонагалл её сопровождающую. У неё всегда были глаза с намеком на кошку? Не помню, тогда я и подумать не мог о том, чтобы рассматривать глаза одиннадцатилетней девчонки. Подливал Минерве чай, благо он здесь нашелся, как по заказу бергамотовый. И сам пил его, обжигающе горячий, словно и не боясь ошпарится. Мама её умерла от пневмонии. — А ваши родители, сэр…? — ей неловко было меня об этом спрашивать, она даже не закончила вопрос, возможно впервые пряча взгляд, отворачиваясь к огню. У неё щеки, только недавно переставшие гореть ярким цветом, вновь чуть покраснели. Или же так играло пламя камина на её лице, и я придумал себе намек из воздуха. — Отец спился, а мама пережила его на два месяца и умерла от гулящей тогда эпидемии драконьей оспы, — ответил, не пряча правды в ответ на её искренность, смотря на свои руки и вдруг почувствовал и увидел, как её красивые пальцы сжали мои, ласково так, мягко. Ободранные когда-то костяшки зажили без следов, они белели сквозь тоненькую кожицу и кажется, что в этих девчоночьих кистях заключена вся нежность и хрупкое такое счастье какое только у меня и может быть.       Минерва ничего не сказала, только вот этот жест и дал мне понять, что мы, кажется, хорошо поняли друг друга. Я даже не заметил, как освободив руки и налив ей очередную чашку начал рассказывать про Эйлин, смотря на её руки, обхватившие дешевую керамику. Указательный палец словно бы изучал старый скол. МакГонагалл единственная, кто действительно выслушал меня… Только Лили, когда-то делала вид, скорее ожидая, когда наступит её очередь говорить. Раньше этого мне хватало сполна, я даже на неё не в обиде. Минерва слушала меня, тихонько шмыгая носом и иногда касалась моей руки в знак поддержки.       И все же я лежу на диване. Время позднее, и мы определенно опоздали на поезд, но я сообщил, что вернусь утром. Я постелил ей в своей комнате и оставил одну, может она сможет хоть сколько-нибудь поспать. Наверное, стоило дать ей «сна-без-сновидений» чтобы не думала и вновь не вгоняла себя в слезы, но в доме не было запаса, да и варить не из чего. Сам же прибываю в раздумьях между тем почитать ли что-нибудь или самому попробовать устроиться на ночлег, склоняясь больше ко второму варианту. Но мои думы прерываются ею, стоящей в дверном проеме. Кутает свою тонкую фигуру в мою, большую для неё, рубашку и босыми ногами стоит на холодном полу. Не спится. Она боится спать одна.       Я определенно схожу с ума, раз подзываю её к себе одним лишь жестом и поглаживаю её плечи, позволяя ей забраться на диван с ногами, простроившись под моим боком. Руками Минерва меня обнимает и какое-то время вместе со мной смотрит на пляску огней в камине. После носом утыкается мне куда-то в шею ровно между шрамами и медленно по-кошачьи прикрывает глаза. Мои руки лежат на её плечах, только плечах, потому что я боюсь её напугать, позволив себе лишнего. Однако вдруг я чувствую, как она на секунду дергается, приподнимается на локотке, долго смотрит мне в глаза и, кажется, на меня никто никогда так не смотрел. А потом целует меня туда, где раньше был её нос и шепчет тихо-тихо, прижимаясь теперь там лбом: — Tha mi gaol dhut gu mòr…       Отпуская себя аккуратно целуя её в макушку, я размышляю только о том, что в переводе вовсе не нуждаюсь.