Почти

Сиэль это сверкающий сапфир, переливающийся холодным синим в отблесках солнца. Сиэль это начищенные до блеска столовые приборы и белоснежная до рези в глазах скатерть. Сиэль это непоколебимая гордость, которая всегда казалась Алоису глупой и пустой. Пустой, как та самая коробка с чаем из подвала поместья, что только сначала внушала что-то многообещающее. Глупой, как потуги Транси оборвать Клоду воображаемые крылья и оставить навсегда рядом. Сиэль это напыщенный пафос и красивые изречения. Фарс, думает Алоис, глупый, глупый и никому не нужный фарс. Но признает, что красивый. Да, именно красивый. И у тухлых танцев Транси с розой в зубах или его театральных смен эмоций нет ни единого шанса против строгого личика Фантомхайва и его грозного, гордого молчания. Сиэль это воплощение прекрасного. Бледная кожа настоящего аристократа и изящная худоба, приятные, но угловатые, изгибы тела, – да, это про него. Тонкие губы с розоватым оттенком и глаза синие-синие, пронзительные, выразительные и угрожающие, – да, тоже про него. А Алоис что? У Алоиса болезненно белая, почти уродливая, кожа с вечными синяками. Алоис это нездоровая худоба с отвратительно выпирающими рёбрами и острыми бёдрами. Алоис это детские пухлые губы и притворный взгляд из-под ресниц. Глаза у него выразительные правда, возможно даже чересчур. Слишком много эмоций в них горят, слишком быстро исчезают одни и появляются другие. Они превращаются одно целое, перемешиваются в вязкую кашу и плещутся через край. У Сиэля глаза спокойные, умеренные и искренние. У Алоиса яркие, неуравновешенные и лживые. И Транси почти ненавидит его за это. Слишком идеальный, слишком недостижимый и слишком желанный. Сиэлем хочется обладать, как драгоценной безделушкой, хочется присвоить себе и только себе. Хочется упиваться им и раздуваться от гордости за этот трофей. Алоис почти ненавидит Сиэля и почти любит до беспамятства. Почти горит желанием кинуть на растерзание собакам и почти готов сдувать с него пылинки, как с дорогой куклы. Алоис почти хочет свернуть Сиэлю шею и почти хочет его поцеловать. К Фантомхайву практически не подступиться, словно он за невидимой стеной. Такой непокорный, почти непробиваемый. И Алоиса это влечёт, тянет всем нутром расколоть эту воображаемую скорлупу и посмотреть на золотое ядрышко души. Души, за которой охотятся целых два демона и один несчастный человечишка. Алоис хочет увидеть что-то жалкое в этой непоколебимой личности, заметить хотя бы одно пятнышко на белоснежной скатерти и тыкнуть в него пальцем. А Сиэль снова выскальзывает из рук, снова не даётся. "Не по зубам он тебе",– твердит голос из недр разума, а Транси на это злобно хмурится и кривит губы. Он думает, что это ещё предстоит проверить и почти ошибается. Алоис смог увидеть всего раз тот самый огонь в холодной синеве. Такой же яркий, как и у него, но мгновенный и пронзительный, не иначе молния в грозовом небе. В глазах Сиэля заискрилось и Алоис почувствовал холодную сталь в своей болезненно бледной коже, где-то рядом меж мерзко выпирающих рёбер. И он подавился. То ли неподдельным ужасом смешанным с любовным трепетом, то ли собственной кровью. И Алоис плачет, потому что увидел, увидел! Почувствовал, почувствовал его! Ощутил, что они всё же похожи, несмотря на все различия. Транси наконец понял, что они половины одного целого, понял что Сиэль не такой уж и недосягаемый. Осознал, что они одинаковы. Плачет, потому что почти расколол Фантомхайва. "Похожи, похожи!"– хочет кричать Алоис и почти держится, чтобы не прислонится к тонким губам. Плачет, плачет и некрепко прикрывает колотую рану окровавленной рукой. Раздувается от гордости и трясётся от страха с восторгом. Теряется в эмоциях, снова плещется через край. – Умри, Алоис Транси. Нет, нет! Он не покинет жизнь пока снова не увидит искру в ледяной синеве, пока не будет видеть её постоянно. Он не хочет умирать один, без Сиэля. Не хочет, не хочет. Алоис тянется, ластится около стройных ног и отчаянно хватается за края одежды. Мнёт, сжимает и пачкает алой кровью. Смотрит, умоляет почти жалобно и хнычет, хнычет, размазывая слёзы и слюни по лицу. Мерзкий, мерзкий, такой мерзкий рядом с идеальным Сиэлем. Жалкий, жалкий по сравнению с холодными глазами самопровозглашённого правосудия. – Мы одинаковые, Сиэль... Звучит почти как мантра, заученная постоянным набатом мыслей в белокурой голове. – Пощади меня, пощади, Сиэль! Не убивай, не убивай! Плачет, надрывается и купается в чужих лучах величия. Сиэль это воплощение прекрасного, да, именно. Самого прекрасного животного страха смерти и самых настоящих мурашек в районе позвоночника. И Транси чувствует распирающее обожание до дрожи в коленках и ужас до хрипа в горле. Теряется, почти растворяется в противоречиях, барахтается в потоке собственных чувств и стремительно идёт на дно. Сиэль это олицетворение чего-то невообразимого, неземного и почти ненастоящего. Даже кровь его кажется чище, завораживающей, нечеловечески необыкновенной. Сиэль непокорный, словно дикий жеребец из прерий. Транси снова кривит губы, потому что внутренний голос был почти прав. Фантомхайв ему не по зубам. Почти, потому что маленькое пятнышко на идеально белоснежной скатерти таки есть. И Алоис снова давится, но на этот раз точно кровью.