Пять лет спустя
— Большой айс-латте с карамелью! — молодая девушка за стойкой громко закричала в сторону зала и поставила картонный стакан на столешницу. Юнхо отлепился от стены, возле которой стоял все это время, и взял его в руки, хватая ртом соломинку. Несмотря на зиму, он все так же любил ледяной до оскомины кофе, и совсем не хотел вспоминать, откуда у него эта привычка. Парень двинулся в сторону свободного стола и уселся на нагретый чьим-то задом деревянный стул; от тепла он поморщился — это вызывало в нем приступ отвращения, но в таком переполненном кафе выбирать не приходилось. Приближалось Рождество, и люди тянулись в центр за подарками, заодно прихватив кофе или какое-нибудь пирожное из огромного ассортимента. За два года жизни здесь Чон попробовал ровно ничего, кроме большого карамельного латте со льдом. Лица за кассой менялись, его заказ — никогда. Сюда он приходил только в период меланхолии, которой в последнее время подвергался все чаще. То ли сказывалась наступившая зима и нехватка солнца, то ли он просто медленно стареет — на этой мысли Юнхо усмехнулся, ведь он ещё не дошел до тридцати и про старение говорить рано — но «погрустить», глядя в окно на переливающуюся огнями улицу хотелось почти каждую неделю. Из большого панорамного окна открывался прекрасный вид на бегающих людей, большие магазины и парковку за зданием напротив. Юнхо отпил ещё немного, тряхнув льдом. Сегодня посетители галдели уж как-то слишком громко, дети толкались и визжали; парень за шумом перестал замечать звук колокольчика над дверью, когда она открывалась, и невидяще смотрел на вывеску магазина женского белья. — Привет. Вокруг разом стало так тихо, что парень услышал, как переворачивается его сердце и падает к ногам. — Можно присесть? В голове у него что-то оглушительно щелкнуло, и он без участия мозга выдавил приветствие и согласие. На стул напротив аккуратно присел человек, и в горле у Юнхо мгновенно пересохло, словно температура поднялась до критической. Напротив него сел Минги. С большим айс-латте с карамелью. С теми же кольцами на пальцах, кроме того, что подарил Чон. С теми же духами, которыми пользовался всегда, пока Чон не подарил другие. Он был таким же, но иным: с похудевшим лицом и сеточкой морщин возле глаз, которая стала чуть глубже, с родным цветом волос и более короткой стрижкой, в новом пальто, но такого же бежевого цвета, какой всегда носил. С той же приятной улыбкой, но такой же холодной, какой улыбаешься человеку, которого не видел сто лет. Юнхо передёрнул плечами и вцепился в полупустой стакан. Если бы его спросили, почему он так отреагировал на человека, к которому давно ничего не испытывает, он бы промолчал, опустив глаза в пол. А черт его знает. Просто время смывает неприятные воспоминания, оставляя на оставшихся картинках позитивный фильтр, а с Минги воспоминаний было больше, чем с кем-либо. Да и всегда при встрече бывшего становится как-то неловко — вы были так близки, знали друг о друге все, а сейчас он для тебя никто, и осознавать это странно и почти некомфортно. Особенно когда вас должны разделять больше двухсот километров, но почему-то это расстояние сократилось до размеров стола. — Что ты здесь делаешь? — это было первым, что смог выдавить из себя парень и тут же пожалел о сказанном. Вопрос звучал грубо, словно Сон вломился к нему в дом посреди ночи. Юнхо судорожно отпил кофе. — Хотел бы спросить то же самое у тебя, — Минги как ни в чем не бывало улыбнулся и так же схватил губами соломинку, постукивая пальцем по дереву. — Я работаю в местном университете. А тебя-то как занесло в Хадон? Мне казалось, что Сеул тебе очень нравился. Парень почти подавился. Отвечать правду совсем не хотелось: вываливать свою историю было бы неуместно, а врать ему он никогда не умел. Не говорить же, что сбежал из столицы в прямом смысле этого слова. Наверное, не стоит и начинать рассказывать, что сказка оказалась совсем не такой, какой ее представлял Юнхо перед сном. Что не было никакого совместного дома, трёх собак и работы в центре Сеула, а были только странные люди, периодически приходившие к нему в квартиру посреди ночи с одним вопросом: «где он?». И Юнхо старательно закрывал глаза на «друзей», желая не замечать, что деньги пропадают, а Сынчоль все чаще приходит с фингалом, раной на половину руки или выбитым зубом. Когда одного «я не знаю» на вопрос мордоворотов стало не хватать, Чон понял, что оказался в дерьме. Он решил не отвечать вовсе и мягко соскочить с темы. — Почему не Коян? Ты мечтал туда переехать. Минги нахмурился и вцепился взглядом в мелкие трещинки в столешнице. Ему стало немного жарко — от такой толпы возле кассы быстро становилось душно и даже потоки свежего воздуха от вечно открывающихся дверей не помогали. Он развязал клетчатый шарф и отложил его в сторону, расстегивая пуговицы на пальто. Пауза затягивалась, превращаясь в некомфортную тишину, и Юнхо неотрывно следил за движениями мужчины, впитывая все, как в первый раз. — Я там не прижился. Как-то неуютно было одному, а тут была хорошая вакансия. Для преподавателя экономики это редкость, ты же знаешь. Они снова замолчали, погружаясь в собственные мысли, прерываемые громким звуком из трубочек. Минги понял намек и больше не спрашивал про Сеул, и за это Чон был ему благодарен. Не многие люди понимали, когда нужно замолчать, но мужчина всегда справлялся с этим великолепно. Закончив пить, Сон поднялся и протянул руку, чтобы взять чужой пустой стаканчик. Юнхо поднял на него глаза, сталкиваясь с нечитаемым выражением и вложил картон в ладонь. Минги быстро вернулся, взял со стола шарф и вопросительно выгнул бровь. — Прогуляемся? Чон до невозможности сильно захотел придумать отмазку: нужно спешить, дома ждут, скоро поезд. Что угодно, только бы не идти, но его тянуло в бездну, из которой он вырвался пять лет назад и снова падал. О том, что это может быть ошибкой — они ведь не сохранили дружеских отношений и вряд ли их установят, а гулять с когда-то любимым человеком просто так по предпраздничной улице, наверное, было чем-то большим, чем просто вежливостью — он старался не думать и молча кивнул, растягивая губы в улыбке. С каждым вдохом знакомого парфюма дышать становилось легче, словно все это время ему немного пережимали кислород, а сейчас дали вдохнуть полной грудью. Юнхо ощущал себя запутанно и скованно, но в то же время тянулся к светлому пальто, как бабочка к свету, и хотел продолжить пытку неловкостью на более длительный срок. Они вышли на морозную улицу: Минги придержал ему дверь и предложил двинуться к парку, в котором сейчас уже горели лампочки, развешенные на деревьях, а людей было не слишком много. Всю дорогу их сопровождал гул десятков восторженных голосов и грохот собственных мыслей, перескакивающих галопом. — Расскажи, как твои дела. Мы ведь так долго не виделись, — Минги, казалось, не испытывал и грамма от тех чувств, что сейчас бушевали в парне. Он совершенно свободно пытался его разговорить, как коммуникабельный человек в компании постоянно дёргает самого тихого, словно ему сводит челюсть от того, что кто-то молчит. Юнхо фыркнул от собственных мыслей. Давно ли он стал таким необщительным, или дело только в мужчине? — Да вот, приехал сразу после университета, устроился бухгалтером в частную контору. Начальник говорит, что иду на повышение. Честно говоря, это не особо радует — придется управлять всеми этими оболтусами. Но зато зарплата повыше, а деньги это всегда хорошо, — губы Сона растягивались все дальше и дальше с каждым словом собеседника. На последней фразе он фыркнул и заставил Чона обернуться в свою сторону с наигранно недовольным выражением лица. — Что смешного? — Ничего. Просто вспомнил, как ты хотел заработать много денег, чтобы купить дом рядом с озером, где плавают утки и бросать им хлеб каждый день, — мужчина неловко почесал голову и поднял взгляд, сталкиваясь с сощуренными глазами рядом. — Вообще-то, это все ещё в силе! — они оба рассмеялись. После небольшого хохота, говорить стало даже как-то легче: скованность уходила. — А как тебе новые ученики? Когда ты вообще сюда приехал? — Я только в начале этого года перевелся, ещё не успел обжиться. А студенты везде одинаковые, из года в год ничего не меняется. — Все так же рефераты требуешь? — Да, но думаю, что нужно придумать метод поизощреннее, а то мне эту макулатуру складывать некуда, — он довольно улыбнулся, зарываясь носом поглубже в шарф из-за прорыва ветра. На входе в парк висели два больших пучка омелы, и Юнхо ухмыльнулся. Когда-то они под ней целовались, а потом все пошло не так. Разговор все равно как-то не клеился; Чон не искал тем для разговора, продолжая те, что предложил Минги, но и они быстро скатывались в тупик. Парень надеялся, что тому быстро надоест ходить молча и они расстанутся, чтобы больше не встречаться — Юнхо подумал, что в эту кофейню стоит больше не заходить. Но мужчине, кажется, было все равно, и он с ужасно довольным видом смотрел на разноцветные огни на голых ветках, вытянув ту руку, что ближе к Юнхо, из кармана. — А как там Сынчоль? Ты с ним приехал? В горле встал ком. Соврать, сказать правду или ни то, ни другое? Парень думал лихорадочно, чтобы не показалось, что он снова затягивает паузу. — Нет, мы... мы расстались, — он нахмурился, обдумывая свой ответ. — О, это плохо, — протянул Сон с не скрываемым удовлетворением, будто это была его заслуга. Парень поморщился и отвернулся, но чуть не споткнулся о камень на дороге, который не заметил: Минги вовремя подхватил его под локоть. Они столкнулись взглядом, и Чон пробормотал благодарность, но мужчина руки не убрал, продолжая свой путь с лёгким касанием пальцев к коже через кучу слоев одежды. Юнхо решил не возражать. — А ты встречаешься с кем-то? — Нет, как-то не срослось у меня с кем-то после тебя, — Минги дёрнул уголком губ. — А теперь вот куча работы. Не до отношений. Чон на это лишь слабо кивнул, почему-то вновь ощущая отголоски тяжёлой вины за первую часть ответа. Чужие пальцы переместились чуть ниже, на предплечье. Юнхо хотел было вырвать руку, но ладонь Минги прошлась по кисти и переплела пальцы вместе; парень громко выдохнул облако пара в мороз и крепко зажмурился, в надежде на исчезновение наваждения. Внутри бушевал океан эмоций, и каких, он сам не понимал. Но рука согревала замёрзшие пальцы и этого ему было достаточно, чтобы оставить все так как есть. Плыть по течению сейчас лучший вариант. Чон сжал пальцы сильнее.***
Кухня в квартире Минги отдавала той кухней, на которой они сидели часами и разговаривали, кажется, вечность назад. Те же обои, тот же набор посуды, похожая планировка всей квартиры — Минги всегда слишком сильно цеплялся за привычки, потому для парня было странным, что тот решился на переезд, ещё и в одиночку. Он сделал все возможное, чтобы воссоздать свою прошлую квартиру, но ремонт ещё не был закончен, и от нее все равно тянуло недружелюбным холодом. Чон наклонился за печеньем на столе и откусил, неловко ведя плечами под пристальным взглядом напротив. Зачем он согласился зайти в гости, он и сам не понимал, и сейчас чувствовал себя неуютно, но и показаться невежливым, сбежав через пять минут, тоже не хотел. Юнхо пил чай, не чувствуя вкуса и блуждая взглядом по обоям с геометрией. Доев печенье, он положил руку на стол, стараясь отстранить ее максимально от чужой руки. То, что его так тянуло к Минги, он решил назвать «синдромом старого знакомого» и старательно игнорировал все сигналы. Старые знакомые не берут тебя за руку в парке. И старые знакомые не соглашаются идти так до самого подъезда, а потом не думают, что хотят вернуть это ощущение пальцев на коже. Юнхо чувствовал себя жалко. До сегодняшнего дня он даже не задумывался о том, как сильно нуждался в простом общении с человеком, который хотя бы был ему дорог. Впрочем, почему был — парень не мог отрицать, что ему все ещё приятно его внимание, пусть и в другом ключе, и он хотел бы, действительно хотел бы сохранить отношения лучше, чем те, что получились после его ухода. И Чон правда был не против, когда тонкие пальцы в кольцах нежно провели по его скуле, а губы дотронулись до его шеи так невесомо, словно пугаясь собственных действий.Стоп
— Минги, что ты делаешь? — прошептал Юнхо на грани слышимости. Он опустил ладони на чужие плечи и мягко нажал, но должного эффекта это не произвело — Сон лишь фыркнул ему в шею. — Целую тебя. Мне прекратить? — Н-нет... то есть д-да! Подожди... — он попытался оттолкнуть его ещё раз, и мужчина немного отодвинулся, оставаясь в нескольких сантиметрах от чужого лица. Минги внимательно смотрел ему прямо в глаза, и Юнхо уже перестал быть уверен в чем-либо. От него ждали дальнейших действий, но язык приклеился к небу, а руки дрожали так сильно, что он их почти не чувствовал. Он ощущал себя в ловушке, потому что хотел, но боялся — цепляться за прошлое не входило в его список привычек. Мужчина следил за ним неотрывно и его лицо не выражало ничего, кроме ожидания. Юнхо задержал дыхание и сиганул с обрыва. Губы быстро вспоминали свой путь по чужому телу, находили самые чувствительные точки которые за это время не поменялись. С каждым движением и прикосновением узел внизу живота затягивался все сильнее и пускал раскаленные иглы повсюду. Минги запустил руку в чужие короткие волосы, впился ногтями в затылок, не позволяя отстраниться. Воздуха не хватало, и они отцеплялись друг от друга только за глотком воздуха, который горячим осадком падал на дно лёгких. Руки обоих блуждали по телу партнёра, царапали, сжимали, оставляли полосы и синяки. Юнхо уже давно не чувствовал такого желания, словно сделал долгожданную затяжку сигаретой после того, как не курил годы не по своей воле. Он упирался пальцами в тяжело вздымающуюся грудь Минги, чувствовал его частое сердцебиение и улыбался сквозь поцелуй. Мужчина толкнул его в сторону рабочей поверхности на кухне и завел руки над головой, прижимая кисти к шкафчику над их головами. Свободной рукой он судорожно вынимал пуговицы из петель кардигана, едва не вырывая их с корнем. Парень пытался выровнять дыхание и вместе с тем найти хоть малюсенькую причину, чтобы остановить это безумие, но не находил, стонал, когда мягкие губы накрыли его сосок и бился поясницей в дерево, выгибаясь от новых прикосновений «как он любит». — А есть что-то... — он облизал пересохшие губы, вцепившись пальцами в черные волосы Сона, — более комфортабельное, чем столешница? Мы не молодеем, боюсь, назавтра я не встану, — Юнхо слабо улыбнулся, замечая замешательство в лице напротив. Минги скопировал его улыбку, прижался губами к шее напоследок и подхватил его под бедра. Парень машинально сцепил ноги за чужой спиной, а руки за затылком, впиваясь грубым поцелуем, пока его несли в сторону спальни. Как бы сильно не пытался Сон строить из себя силача, но руки его заметно дрожали, когда опускали парня спиной на кровать с аляпистым постельным бельем. Широкие штаны полетели на пол вместе с бельем, и он оказался совершенно голым, пока мужчина был непозволительно слишком одетым. Юнхо потянулся руками к чужим брюкам, дрожащими пальцами расстегнул ремень и молнию с пуговицей. — Я сам, — шепнул Минги и принялся раздеваться, бросая одежду в общую кучу. Он любовно провел пальцами по тазовой косточке, где до сих пор чернели цифры, и нахмурился. Юнхо неотрывно смотрел на его меняющееся выражение лица, почти не дыша, словно ожидая одобрения — он ведь их не перебил, оставил как есть. Челка защекотала ему живот, когда горячие губы прижались к татуировке, отставляя на выпирающем суставе засос, медленно поднялись выше. Широкие ладони шарили по бедрами, сминали ягодицы, издевались и не касались. Чон вцепился ногтями в одеяло над головой, когда язык Минги обвёл один сосок и переместился к другому. Он тяжело выдохнул, почти срываясь на стон — во время прелюдий его чувствительность выкручивалась на максимум, и Сон об этом прекрасно знал, уделяя достаточно внимания желанному телу. Губы горели вместе со щеками, и парень не мог побороть смущение, пока Минги продолжал смотреть на него, как на сокровище. Так, словно они откатились на полдесятилетия назад, и никому из них не больно. Мужчина вытащил ногой сумку из-под кровати и достал оттуда бутылочку лубриканта и презерватив, оторвавшись от Юнхо всего на секунду, бросил вещи на кровать и провел ладонями по бокам, ставшим шире, опустился к ягодицам и развел чужие ноги сильнее. Смазка открылась с громким в гробовой тишине щелчком, Сон выдавил большое количество на пальцы и приставил их ко входу, внимательно вглядываясь в лицо напротив, когда вводил один палец. Юнхо поморщился — долгое отсутствие кого-либо сказывалось. — Больно? — в голосе Минги звучало беспокойство, и парень снова вспыхнул и помотал головой. Тот начал медленно двигаться, надавливая на стенки под тихие вздохи. Он никуда не спешил и действовал максимально аккуратно, растягивая Чона добрых пять минут, пока туда не смог пройти второй палец. Двигая ими на манер ножниц, Сон прижимался губами к груди и плечам, отвлекая от неприятных ощущений. На Юнхо накатил внезапный приступ дежавю, и он потянулся к чужому лицу, касаясь губами чужих губ, сплетаясь языком, чтобы побыстрее прогнать наваждение. Зубы неловко сталкивались; парень протяжно застонал в поцелуй, когда тонкие пальцы, наконец, достигли комка нервов внутри. Они лишь гладили, давили настолько, чтобы было приятно, но не хватало, и хотелось подмахнуть бедрами, насадиться глубже. Пальцы на ногах поджимались от тока, идущего по телу, и спустя пару мгновений он уже хныкал и метался по кровати, сбивая простынь в бок. — П-пожалуйста, Минги... Мужчина тут же высунул пальцы с тихим хлюпом и потянулся за презервативом. Сон раскатал по нему презерватив и вылил на ладонь ещё лубриканта, размазывая его по стволу; сжав острые колени в ладонях, он медленно вошёл до основания, и остановился, давая привыкнуть к ощущениям. Юнхо протяжно застонал, на грани с болью ощущая приятное тепло и заполненность. Они провели в тишине несколько долгих минут, пока парень не качнул бедрами и не вцепился пальцами в чужие предплечья. Минги на пробу медленно двинулся пару раз, едва касаясь головкой простаты, отчего член Чона дёрнулся. От пальцев были совсем не те ощущения; теперь даже от лёгких фрикций все казалось острее и ярче, он поскуливал от каждого толчка, чувствуя, как внутри все сжимается. Минги наклонился над ним, впечатывая губы в ставшую такой чувствительной шею, и ускорил движения бедрами. Он переместил руки с коленей на кровать, пытаясь стать ближе к горячему телу под ним, услышать больше, запечатлеть максимально близко, как надламываются брови от приятных толчков. Юнхо закрыл лицо ладонями в попытке скрыть горящие щеки — он чувствовал себя так, словно вернулся в их первый раз — но Сон мягко убрал их и завел над головой, придерживая одной рукой. — Хочу тебя видеть. Парень слабо улыбнулся и выгнулся, когда член внутри задел нервы особенно сильно. Его пробирала мелкая дрожь, он вновь плавился под горячими пальцами и дыханием, забывая все на свете. Кровать противно скрипела, но сердцебиение было громче. Минги поменял угол и зачесал волосы назад, отчего в горле у Чона пересохло, и стон вышел хриплым и надломленным, с его именем. Он не дотягивался до чужой спины, и бездумно царапал простынь короткими ногтями. С каждым толчком тепло от живота поднималось все выше; Минги переместил одну из рук на чужой член, проводя рукой по нему в такт, срываясь на низкий стон. По его лбу скатилась капля пота, и он ускорился ещё сильнее, буквально вдалбливаясь в распаленное тело. Пальцы на ногах поджались, а колени ослабели, когда парня накрыла волна оргазма. Он выгнулся до хруста позвоночника, кончая себе на живот, застывая с приоткрытым ртом, из которого вылетело имя мужчины, и обессиленно упал на кровать, покрытый потом и спермой. Тело в миг стало невесомым, голова опустела — он прикрыл глаза, ощущая, как в него вбивается Минги и изливается следом, склонившись и прорычав ему на ухо. Руки мужчины дрожали, и он едва не упал на Чона, но все же выпрямился, медленно моргая, и вышел. Презерватив полетел в мусорную корзину у рабочего стола, а сам Сон, не смотря на парня, вышел за дверь, чтобы вернуться через минуту с влажными салфетками. Юнхо все так же лежал с закрытыми глазами; сознание потихоньку возвращалось к нему вместе с волной жгучего стыда и ненависти к самому себе. Он не знал, о чем говорить дальше и что делать, когда придется встать и одеться. Эмоции всех сортов лились на него отовсюду, словно цунами, и единственное, что его останавливало от позорного побега прямо сейчас — Минги, заботливо вытирающий его живот. Тот снова ушел, и парень, едва не плача, закрыл лицо руками. — Твою мать... Пролежав так секунд десять, он все же встал, и на подкашивающихся ногах принялся собирать свои вещи по комнате. Кардиган и футболка остались где-то на кухне, а в общей куче он не мог найти ещё один свой носок, и, чертыхнувшись, он обернулся к двери. — Все в порядке? Минги стоял, скрестив руки на груди и оперевшись плечом о косяк. Юнхо только сейчас заметил, что он действительно похудел не только на лицо. Наверное, он перестал ходить в зал так активно, как делал это раньше. Вместе с ним. Чон сглотнул и отвёл взгляд, пытаясь подобрать слова для неизбежного разговора, но как назло на уме крутилось что-то не то и концентрация скакала от одной мысли к другой. Мужчина дёрнулся в порыве подойти к нему, но тот выпалил, не до конца понимая, что собирается сказать: — Минги, это была ошибка. В чужих глазах что-то надломилось и рухнуло с едва слышным грохотом. Юнхо поджал губы и резко развернулся, сталкиваясь с нечитаемым выражением лица напротив. Он смотрел сквозь него, все так же держа руки скрещенными, но теперь вся его фигура стала напряжённой, словно перед новым ударом. — Я... я не знаю, что на меня нашло. Давай забудем об этой ситуации, хорошо? — начал тараторить Юнхо, сминая в руках свои штаны. — Мне жаль, прости, пожалуйста, больше такого не повторится. — Помолчи, ради Бога, — голос мужчины был до боли уставшим. Чон тут же заткнулся: тот никогда не говорил с ним таким тоном, даже когда приходилось разговаривать в универе после расставания. Юнхо хотелось сбежать куда подальше, закрыться в чулане и не вылезать, пока из памяти не сотрутся напряжённые брови, сжатые в тонкую линию губы и глаза, полные разочарования, то ли в Юнхо ,то ли в самом себе. — Не говори об этом так, будто это ничего не значит. — А должно? Минги глубоко вздохнул и всплеснул руками, мгновенно вспыхивая раздражением. — Ну, наверное, когда ты соглашаешься на прогулку за ручку и секс с бывшим, то это не просто так! Юнхо застыл, словно его ударили. Мысли понеслись бешеным галопом, выворачивая наизнанку все то, о чем парень думал последние четыре часа. Он ведь прав, но признавать этого не хотелось, и Чон тоже загорелся, тыча пальцем в чужую грудь. — Это ведь ты предложил! — А ты согласился. Не перекладывай ответственность на меня, Юнхо, тебе не пятнадцать. Я хотя бы не отрицаю, что не из вежливости с тобой переспал. — Что ты сейчас сказал? — Юнхо широко распахнул глаза и немного побледнел. В комнате повисла гнетущая тишина, прерываемая шумом машин за окном; никто не спешил ее разрушить — Минги смотрел в пол, Чон смотрел на него. Они стояли так несколько минут, пока мужчина не опустил руки и не поднял голову, глядя парню прямо в глаза, отчего тому захотелось сжаться. — Ты причинил мне много боли, Юю. Я не знаю, любовь ли это, наверное, нет, но ты мне до сих пор не безразличен. Знаю, у нас не может быть второго шанса — я этого не выдержу, а тебе это не нужно. Но, пожалуйста, не говори, что тебе все равно. Признай, что ты тоже что-то чувствуешь. Мне станет легче... — Минги, я тебя умоляю... Я не люблю тебя, это было давно, — Юнхо крепче сжал ткань в руках и отвёл взгляд. Верил ли он в свои слова? Пока да, но по уверенности уже побежали мелкие трещинки, грозившие развалить все, что парень так старательно строил. — У нас обоих другая жизнь, хватит цепляться за прошлое. Забудь меня. Прости, мне пора идти. Юнхо двинулся к двери, задерживая долгий взгляд на опущенном лице. Что делать дальше? Он предает его во второй раз, втыкает нож в ту же рану и сам же мучается от боли. Его снова накрыло дежавю: он опять уходит, оставляя Сона в тишине и расстроенных чувствах, опять чувствует вину и опять собирает вещи по всей квартире. Декорации поменялись, а сюжет — нет, финал все такой же грустный, а актеры лишь немного постарели. Только Минги не выходит его провожать, как в прошлый раз и с каждой ступенькой вниз легче ему совсем не становится.