По коже и до боли

Кусает, больно кусает, губы уже красные от постоянных поцелуев. У Серёжи порвана рубашка, ему почти ничего не досталось, только остаточный гнев Грома, который со всей дури вцепился ему в ворот. -Ты его ещё в задницу поцелуй, может научится на ней сидеть спокойно. Шершавые руки Олега ползут вверх и сильней сжимают чужие плечи. Серёжа накосячил. Крупно проебался. Старые и обсосанные стены детского дома «Радуга» украшают яркие росписи. Он правда старался не подавать детям плохой пример. Но надпись полностью цензурной не получилась. Разумовский помнит эти стены, помнит, как об них его били головой, именно об эту, которую он не жалея расписал. Полицию вызвал охранник, ушлый и низкий мужчинка, долго орал на забор, через который Серёжа перепрыгнул, ударившись коленкой. Писал он под действием алкоголя и эмоций. За несколько часов до этого он приехал сюда, в место где вырос и куда вложил большие деньги. Здание починили, навели ремонт. И даже, кажется, обустроили для детей. Кажется. Сергею передавали пачки писем от детей, он читал выборочно и не все. Знал, что там написано, он сам такие письма писал, заставляли писать каллиграфическим почерком для людей, которые так или иначе помогали их детдому. Но сегодня другое дело, сегодня ему письма передали лично дети, поймали на выходе и пихнули в руки стопку из 10 штук. Воспитатели почти забрали их, но он не отдал. Что-то ему не дало, показалось что в этих письмах что-то важное. И там важное, там то, что думают сами дети. Длиннейший текст из просьб и жалоб, а ниже десятки подписей. Ему стало больно. Слишком много детских почерков, много слов, просьб о помощи, в каждое из них вложена хоть какая-то надежда на изменения. - Чего ты так взъелся? Олег гладит рыжие пряди и пропускает их сквозь пальцы, путается в перепутанных концах, даже случайно дёргает, заставляя Серёжу обиженно ойкнуть. -Правда, блять, мне теперь прийдётся сказать, что хулигана я не догнал. Всяких грабителей — пожалуйста, а вот пацана, осквернившего забор, -нет. Внутри и вправду больно, впиваясь в рёбра дерутся любовь к делу и любовь к Серёже. Вторая по понятным причинам побеждает. Не может он сдать этого придурка в обезьянник. Домой едут в полицейской тачке, без мигалок, но всё же. Серёжа, переполненный радостью от содеянного, пьяный и уставший, от обилия адреналина, дремлет. Тихо трезвеет, лёжа на задних сиденьях. Джинсы испачканы в краске и остатках штукатурки, которой щедро была вымазана стена. Олег прикрывает глаза и, уперевшись локтём в дверцу машины, уходит в себя. В салоне спокойно, даже психующий Игорь начинает дышать спокойнее. На улице всё ещё ярко горят огни и слоняются толпы людей, город никогда не спит до конца. Машины всё ещё стоят в пробках, а машина заезжает во двор, просачиваясь сквозь скрипнувшие при открытии ворота. Разумовский трезвеет, даже сам поднимается на этаж и стягивает ботинки. Тихо идёт в ванну, стягивает грязные шмотки и умывается. В зеркало смотрит пару минут и решает полностью залезть в душ. Ментовская душа Грома, всё не может до конца спокойно принять факт собственной слабости. Слишком ему сложно осознать, что есть что-то, что способно заставить его пренебречь обязанностями. Все устали, пусть и не сильно, но достаточно для того, чтоб всем скопом вывалившись на кухню просто молча сидеть. Это не тяжёлое молчание недосказанности, оно не мешает и не давит. Они просто не мешают друг другу, даже сидя на диване в притирку, дают кислород каждому. Серёжа слегка хмельной, улыбается и укладывает голову Игорю на плечо, ползёт рукой к его шее и прижимается носом к кромке волос. -Я не злюсь. Нормально всё. Немного врёт, злится, но совсем чуть-чуть. Настолько чуть-чуть, что позволяет прижиматься к своей шее и медленно ласкать, просто играются считай. Музыкальные пальцы забираются под край кофты и дальше по пояснице. Серёжа лениво перетекает на чужие колени и мурчащим котом льнет к телу, параллельно целуя, а целоваться они любили: медленно и нежно перед сном, быстро и скомкано перед презентацией или чувствительно и со стонами сидя на заднем сиденье полицейской машины. У Серёжи кружится голова и давит в висках. Останавливаться не хочется, прикосновения стали сильнее и грубее. А в животе тянет возбуждение, выливаясь вниз. -Уже? -Заткнись… Серёжа обиженно дёргается и привстаёт на коленях, упираясь ими в диван. Игорь подцепляет зубами край кофты и ныряет под неё, прижимается губами в нижней грани рёбер и чуть выше, водит языком по светлой коже. Скорее просто щекочется и играет. Серёжа пьяно хихикает и зависнув сжимает волосы на чужой голове. Третья пара рук дёргает идиотский полусвитер вверх, вытаскивая оттуда Грома и освобождая остальное тело уже прибалдевшего Серёжи. -Давайте вниз Олег слишком уж любит командовать, ему до ужаса нравится лёгкое разочарование на чужом лице, и то, как Серёжа перетекает на пол, думая пару секунд и расстёгивая чужой ремень. Штаны с Грома стягивают общими усилиями. И в отместку за право получать удовольствие первым Серёжа несколько раз вцепляется зубами в чужие ляжки. Мышцы напрягаются мгновенно, и он просто кусает кожу, оставляя следы. -Пиранья… Игорь тянет рыжие волосы в сторону, смотрит на то, как тот вытягивает шею и позволяет увидеть всё ещё не до конца сошедшие следы. Серёжа поудобнее упирается коленями в пол и вздыхает. -Буду извиняться за испорченное дежурство. Он подмигивает и хихикает. Он буквально чувствует как мужчины вздыхают и облизывают его взглядом. Ему нравится, когда знаешь, что привлекаешь, когда уверен, что тебя хотят. Олег напрягается и стягивает с себя верх. Становится душно и тяжело дышать. Он опускается на колени, поудобней укладывает член в штанах и обхватывает чужую поясницу, прижимая к себе и вместе с ним склоняясь ниже. Губы скользят по шее и спине, Волков сжимает чужое тело грубее и прикусывает парня за ухо. -Олеж… -Начинай. Приходится слушаться, шея уже немного затекает, но Разумовский прижимается лбом к чужому животу и дрогнувшими пальцами отодвигает бельё. Головка плотная и упругая, всегда хорошо лежала на языке. Первый раз, когда Серёжа под ежовым олеговым взглядом пытался отсасывать Грому,был не самым лучшим. Он и сейчас запинается на середине, не способный заставить себя протолкнуть чужой орган дальше в глотку. Конечно, иногда можно войти и до конца и толкнуться в горячее горло. Но сам он никогда не брал полностью. Он сразу берёт до середины и всасывает щёки, играет языком, обсасывает и слюнявит. На теле всё ещё олеговы пальцы и горяченное тело сзади. Он не даёт сосредоточиться и нормально сделать дело. Мужчине нравится. Он дразнится, играет, водит грубыми пальцами по спине, ниже, лапает за задницу и снова вверх к горлу. Сжать чуть сильнее, толкнуть чуть глубже. И Серёжа давится и кашляет. Горло пульсирует, вырывая из Грома тихое «блять». -Стой… Серёжа, сука Мужчина дёргает за волосы и отодвигает. А Серёжа как умелая шлюха, высовывает язычок и вылизывает головку, до которой дотягивается. Горчит и неприятно вяжет. Ладно. Серёжа потерпит. Он тяжело дышит и втыкается в чужое колено лбом. У Грома самообладания на выдержке, он подрагивает весь и поднимается на ноги. -Давайте в комнату Он вздыхает и слушает как Серёжа разочарованно стонет. По дороге путаются в штанах, понемногу скидывают вещи и вваливаются в комнату уже голышом. Разумовский валится на чужую грудь, царапает случайно, потом спешно извиняясь. На каждом есть шрамы, есть общие и личные. На них не смотрят особо и стараются не вспоминать историю каждого. Серёже, единственному длинноволосому, приходится постоянно убирать их, они вечно мешаются, но при этом так офигенно смотрятся. Он жмётся губами к белоснежным рубцами на чужой груди. У Волка, кожа смуглая, на ней так хорошо видны проплешины шрамов. И Серёжа сам не знает, гордится он ими или же сожалеет об их существовании. У Разумовского острые зубы, это они знают, с первых поцелуев и минета, когда тот болезненно цеплял нежную кожу. А сейчас он только играется, проводит языком, прихватывает зубами и хорошенько тянет. У Олега вся грудь в укусах. Серёже нравится его грудь, большая, накаченная, особенно, когда та почти каменная после тренировок. А ещё ему нравится её кусать. Когда Олег шипит от боли и тянет за волосы чтоб отстал. Он снова кусает, но выше, прихватывает зубами кожу на ключице и ведёт вниз, оставляя борозды -Сука чёртова! Разумовский только поднимает на него шальные глаза и розовеет ушами. У Грома желания примитивнее. Ему нравится задница, Олега или Серёжи неважно. Нравится шлёпать, сжимать, нравится растягивать и насаживать на себя. Он сжимает до красных пятен и с силой бьёт, оставляя следы и жалящую боль. Идея стара как мир, но слишком привлекательна. Гром даже с кровати поднимается, вытягивает из ближайших штанов ремень и с удовольствием садится обратно на кровать. Волк только тяжелее вздыхает и хмурится -Там бляха тяжёлая и кожа плотная. Думай куда бьёшь. Игорь почти закатывает глаза. Вот всегда так, здесь больше смазки, там бить не сильно. Он знает откуда эта забота, отлично знает с чего вдруг именно к Серёже. И вроде как даже прислушиватся. Ремень и вправду не игрушка. Игорь даже первый раз замахивается на пробу, щёлкает им в воздухе. Серёжа только дёргается инстинктивно и ползёт в сторону. Второй удар уже по вертлявой заднице, Серёжа вскрикивает и несколько раз бьёт раскрытой ладонью по простынями. Пропускает через себя болезненное ощущение и расслабленно валится Олегу на грудь. Гром воспринимает как «зелёный». Теперь замах чуть больше, бьёт серией и потом отдуши прикладывает ещё и ладонью. Разумовский трясётся весь, больное чувство возбуждения никуда не делось. Только тело теперь всё как в огне. Он борется с криком и кусает себя за руку. Игорь лыбится, замахивается и хлещет по ляжкам, оставляет красные полосы, а Серёжа впивается ногтями Волку в плечи. Его рвёт на части и почти вырубает. Игорь не шутит. Олег заканчивает это раньше, чем у обоих начнет рвать крышу. Он укладывает горячую ладонь на чужую и без того горящую задницу и чувствует как Гром, не заметив, со всей дури бьёт по чужому запястью. Больно, пиздец. Он почти рычит. Впивается пальцами в кожу ремня и выдёргивает из чужих рук. -Хватит. Теперь трясётся Игорь. Он на пределе. Возведён до ручки и теперь облизывает глазами свои труды на чужих бёдрах. А Серёжа только пускает слюни и слезы в чужие плечи. -Блять, охуенно выглядишь… Игорь вцепляется сильной ладонью в алую от ударов задницу и дрочит. Ему необходимо кончить, иначе внизу что-нибудь посинеет. Олег только смотрит, оживший на его груди Серёжа, теперь решает уделить внимание и ему. Сжимает мокрой и дрожащей рукой, водит вверх вниз. А губами наконец нормально целует. Он отлично чувствует чужую руку на своей заднице, а потом и вовсе хочет отодвинуться, но это уже невозможно. Слишком мало места. Он бессильно сползает вниз и прижимается носом за чужим ухом. Игорь спускает первым. Вздрагивает и сильнее сжимает ладонь. Серёжа почти возмущается, но слишком уж он занят. -Не хнычь, сейчас и тебе приятно будет Он не сильно заботится, а может, просто не умеет. Переворачивает Серёжу на спину и берёт сразу до горла. Двигает головой монотонно и грубовато. Разумовский стонет, вцепляется свободной рукой тому в волосы и толкается сам пару раз. Он тоже на ниточке. Бездумно подсаживается и спускает Грому в рот. Теперь отходят двое. Разбитый Серёжа и измотанный морально Гром. Олега накрывает две ладони. Его только посильнее сжать, потереть головку и его тоже срывает. Он скорее просто матерится, тихое блять, и голову забивает почти тошнотным чувством удовольствия. Валяются в куче, Серёжа выплёвывает собственные волосы и мстительно царапает Игоря за предплечье. -Я тебя придавил? Игорь даже послушно преподнимается на одной руке -Не-а, мне нравится чувствовать твой вес сверху… Серёжа только зевает и почти мурчит, когда Игорь как бы извиняясь мягко целует шею и плечи.